Девушка подошла к парню, вгляделась в его лицо. Спросила: – Глеб, как ты себя чувствуешь? – Я в порядке, – ответил тот, несколько смутившись от такого пронзительного взгляда. – Правда. Никогда так хорошо себя не чувствовал. Только вот… – Что? – настороженно спросила сестра. – В ушах шумит. При этой фразе Андрей и Каша одновременно улыбнулись. Вика заметила это, обернулась. – Что это значит? – Он слышит Пыльного Владыку, – ответил Каша. Глеб вопросительно глянул на старика, потом перевел взгляд на стул и все понял. – Вы что, заразили меня?! – Мы тебе жизнь спасли, – холодно заметил Андрей. А потом, плохо скрывая раздражение, добавил: – Мог бы и спасибо сказать! Глеб повернулся к Каше: – Что со мной теперь будет? – Ничего плохого, – улыбнулся тот. – Тебя Пыльный Владыка не убьет, ты теперь часть его. Понимаешь? Но парень, кажется, ничего не понимал. Он оглядывался по сторонам и словно бы пытался что-то расслышать. А вот Вике такие слова не понравились. Часть Пыльного Владыки? Это в рабстве, что ли, у него? – Почему… в голове так шумно? – наконец спросил он. – Ты еще не привык, – ответил Каша. – Это не шум. Это голоса. Всех их. – Кого – их? Старик не ответил. Вместо этого сказал: – Просто сконцентрируйся на одном, не пытайся понять всех сразу. Ты чувствуешь птиц? Этот странный вопрос должен был смутить парня, по крайней мере Вика точно растерялась. Но Глеб вдруг надолго замолчал, а потом ответил: – Чувствую. Они на крыше. Под карнизом. Греются. – Верно, – кивнул Каша. – Глеб, что происходит? – встревожилась сестра. – Вика, я ощущаю… – Парню было тяжело подобрать нужные слова. – Ощущаю их всех! – Это и есть Пыльный Владыка, – произнес Андрей. – Главное, не спеши, а то голова кругом пойдет. Каша прав, сначала сконцентрируйся на чем-то одном. – Глеб, я хочу уйти отсюда, – внезапно произнесла Вика совсем тихо. – Еще рано, – ответил ей парень. Он был уже увлечен процессом. – В соседнем здании лиса, – произнес он, глядя на Кашу. Тот улыбнулся, кивнул. – Через квартал есть красный дом, там кот, рыжий такой. Каша рассмеялся. – Ну, вот видишь, получается! Ты видишь глазами Пыльного Владыки. – Глеб, я прошу тебя, пойдем отсюда, – вновь повторила Вика. – Да подожди ты! – раздраженно ответил тот. И вдруг замер. – Что такое? – спросил его Каша. – Чувствую – на противоположной улице, прямо перед нашим домом, стоит человек. Чужак. * * * Грянул выстрел. Но за секунду до него Своркин сделал единственно верное, что могло его сейчас спасти, – рванул вперед. И не прогадал. Пуля прошла выше. Своркин вцепился в ноги Петра Алексеевича, зарычав по-медвежьи и пытаясь свалить того на пол. Противник не растерялся, принялся наносить удары рукоятью пистолета. Удары выходили крепкими, звук от них разносился по залу далеко – гулкий стук, словно лупили черенком лопаты по тыкве. Но Своркин не сдавался. Он кричал, рычал, пыхтел, но ноги не отпускал. И даже кровь, потекшая на лицо, не остудила его пыла. Он был намерен поставить точку во всем этом – раз и навсегда. Выгадав момент, Своркин извернулся, и очередной удар прошел мимо. Петр Алексеевич выругался, но ошибку уже исправить было нельзя – Своркин схватил противника за руку и резко дернул на себя. Глава «Купола» упал, завязалась борьба, страшная, какая обычно бывает у пьяных и озверевших людей, потерявших контроль над собой, давших инстинктам вырваться наружу. Своркин был крупнее и потому смог довольно скоро выиграть преимущество, подмяв под себя противника. Теперь настала очередь Своркина наносить удары своему заклятому врагу. – Убью! Убью! Убью! – выдыхал он каждый раз, когда делал замах. Петр Алексеевич отхватывал достойно, смотря прямо в глаза обезумевшему, вцепившись тому в воротник. А Своркин отыгрывался за шишки на своей голове и раны. Однако он довольно скоро выдохся, удары стали слабее, реже. Петр Алексеевич взял инициативу в свои руки. Резкий рывок на себя – и Своркин с аханьем полетел вперед. – Предатель! – сквозь зубы прошипел Петр Алексеевич, поднимаясь. Своркин не ответил – тяжело дышал, жадно ловя ртом воздух. Лицо его раскраснелось, а руки тряслись от усталости. Петр Алексеевич двинул было на противника, но остановился, стал оглядываться. Он искал пистолет. Махать руками ему не хотелось. К чему это, если гада можно просто пристрелить, как хромую лошадь или бешеную собаку? Пистолет лежал у самого края балкона. Вот и хорошо, вот и здорово. Петр Алексеевич поднял оружие, проверил – заряжено ли? Все в порядке. – Чего тебе не хватало, подонок? – спросил он напоследок, и в самом деле желая узнать, почему тот так поступил. Своркин глядел на ствол, словно кролик на удава. Потом, вздрогнув, сказал: – Пора было давно все менять. – Что менять? – почти выкрикнул Петр Алексеевич. – Что ты собрался менять, Своркин? О чем ты вообще?! Тебе в Че Гевару захотелось поиграть? Или ты башкой ударился? Чего тебе не хватало? Все есть, сидишь в тепле, жрешь еду, кровью не харкаешь, не бродишь там, на зараженных территориях. – Тебе не понять, – хмуро произнес Своркин. – Ну конечно, куда мне до тебя, умного такого. Думаешь, ты что-то сможешь поменять? Нет. Ты – грязь под ногтями, ничто. И бунт твой, глупый и детский, ничего не поменяет. – Это мы посмотрим, – улыбнулся Своркин. И вдруг вырвал кабель, который висел на стене.