«Относиться к вам с уважением? Как будто я тебя обидел. Как будто я ужасно плохо с тобой обошелся и извиняюсь за это? Я не монстр, Сесилия ». «Спорный». Он вздыхает. «Как я уже сказал, я не жду, что ты мне поверишь». «Я не знаю и не буду». Его взгляд скользнул мимо моего плеча, между его бровями образовалась глубокая линия. “У тебя все нормально?” Он снова сосредотачивается на мне. «Te soucies-tu vraiment de moi?» Ты действительно заботишься обо мне? «Тобиас, я не говорю свободно». Он прочищает горло, но этот вопрос, кажется, причиняет ему боль. “Тебя действительно волнует?” “Я спросил, не так ли?” «Ты должен меня ненавидеть». “Я делаю.” «Нет, не знаешь. Ты хочешь, но ты не такой. Вы хотите верить в лучшее в людях ». “Это так неправильно?” «Нет», - сглатывает он. “Это не.” «Просто плохо для бизнеса», - делаю я вывод. Его подбородок слегка опущен перед тем, как его глаза затуманились. Я наклоняюсь, не в силах сдержать улыбку. «Таблетки действуют, а?» На его губах появилась легкая улыбка, которая, в свою очередь, тронула мое сердце. И в этот момент его слова звучат правдоподобно. Я искал в нем хорошее. Но я не могу ему доверять, и это никуда не денется. Через секунду он опускается в кровать, и моя улыбка растет. «Ооооо, ты как воздушный змей». Я оседлала его колени, а затем наклонилась вперед и прижалась носом к его. «Все под наркотой». Он улыбается мне, его улыбка настолько ослепляющая, что я чувствую знакомый взмах крыльев. Его улыбка начинает исчезать, когда я смотрю на него сверху вниз. Он медленно поднимается с того места, где лежит, и целует меня, его пальцы поглаживают мое лицо так, что я поворачиваю голову, игнорируя свою реакцию. Это слишком интимно. «Не делай этого», - я поднимаюсь, чтобы слезть с его колен, и он останавливает меня, положив руки мне на бедра. “Что делать?” Я меняю тему. «Ты собираешься рассказать мне, что случилось?» «Тебе лучше не знать». Я отступаю и киваю. «Я подумал, что это будет ваш ответ. Не могу дать мне ни пяди, а? Я не скучаю по ироническому изгибу его губ, когда он осторожно приподнимает бедра, а его растущая эрекция дает мне точно знать, какие дюймы он охотно дал бы мне. Закатив глаза, я сажусь рядом с ним и выключаю лампу. Мы лежали в темноте в нескольких дюймах, не касаясь. Мы никогда не были в постели вместе, не в домашнем смысле. И я проклинаю свои глупые эмоции за то, что чувствую то, чего мне не следует, когда он начинает водить подушечками пальцев по моей руке. Гребаная катастрофа. Проходят минуты, а я молчу рядом с ним. Его прикосновение убаюкивает меня за минуту до того, как он останавливает пальцы. «Почему ты спал с ними обоими?» «Ого». Я снова включаю свет и сажусь в изголовье кровати, глядя на него сверху вниз. Если его зрачки являются чем-то вроде признака, значит, его втянули в глубину. Эти обезболивающие должны быть сильнодействующими, иначе он легкий. В противном случае он никогда бы не позволил мне услышать намек на ревность в его голосе. И это бесспорно. “Почему ты хочешь знать?” Я пожимаю плечами. “Мне любопытно.” «Нет, ты меня осуждаешь. И это не твое дело ». Когда он говорит, его голос слабый. «Je n’en ai aucun droit». Не имею права. «Английский, Тобиас». «Я не имею права. Ответь на вопрос.” Его голос такой грубый, как будто он обдумывал это, и ему больно спрашивать. Что я могу потерять, если буду честен? Ничего такого. Этот человек меня знает. Он видит меня более ясно, чем большинство других, которых я знал большую часть своей жизни. Но только потому, что он рассматривал меня как свою оппозицию. «В сексуальном плане для меня это началось как этап колледжа. Я спала только с двумя другими парнями, прежде чем встретила их ». «Ты не учился в колледже». «Это выражение». «Я знаю это выражение», - с волнением отвечает он. Но взгляд в его глазах не осуждение. Любопытство. «Я знаю, что я не первая женщина, которую они разделили, так что не думайте, что передача этой информации сделает во мне чертову вмятину. И не будь такой скромницей. Разве это не французы придумали термин ménage à trois? » Его глаза сужаются до щелей. “Давай. Я был на твоей стороне. Я знаю, что ты не святой. “Я не.” «Тогда какое это имеет значение?» Он смотрит на меня с ожиданием. «Если ты получишь это от меня, я хочу кое-что от тебя». Он открывает рот, чтобы что-то сказать, и я поднимаю руку. «И это должно быть хорошо. Настоящее признание ». Он ухмыляется с мальчишеским выражением лица, и я впитываю его, слишком хорошо зная, что это его сторона, которую он редко раскрывает. Его бдительность ослаблена, даже если это вызвано наркотиками. «Когда мне был двадцать один год, я переспала с каждой женщиной в июньском выпуске французского каталога нижнего белья». Возможно, мне не нужно было это признание. Его губы поднимаются от моей реакции. «Не смотри на меня так. Я не завидую, я … “ “Судить?” “Нет. Но сколько именно девочек это было? “ «Это был бутик». «Вы не шутите». Он медленно качает головой, и его губы сжимаются, как будто он пытается скрыть угрожающую улыбку. “Как это вообще возможно?” “Мне было скучно.” «Тебе было… скучно». “Да.” Он пожимает плечами. «Но это было всего лишь однажды». Его акцент делает его комментарий почти комичным. Почти. «Так что, остальные одиннадцать календарных месяцев тебе не понравились?» «Это был этап колледжа», - мягко сообщает он. «Ну, - я прочищаю горло, - вот и все». Я пытаюсь выключить свет, и он меня останавливает. «Это ничего не отвечает».