– Я держу в руках вещь, крайне редкую в наши бездушные, рациональные времена. Это волшебная вещь. В ней сочетается лучшее от обоих миров… старого мира и нового. Ее разработали ученые из Нью-Йорка. В ней древние силы Земли соединены с человеческим гением. Давайте посмотрим. Он развернул покрывало так осторожно, словно боялся обжечься, и явил зрителям стеклянный шар, который пульсировал светом. Толпа тихо ахнула. У меня перехватило дыхание. Казалось, что там, за стеклом, заключена молния. Как будто кто-то ее поймал и запер в круглом аквариуме. – Электричество. Животворящая субстанция, что лежит в сердце Вселенной. Благодаря электричеству бьются наши сердца. Ибо мы – электрические создания. Любой, даже самый рациональный ученый вам подтвердит. – Он на секунду задумался, облизнул губы. Его плечи сгорбились, словно под тяжестью мира. – Вы спросите, почему я собрал вас в столь поздний час? Почему в полночь? Потому что полночь – непроницаемый миг во времени. Да. – Он кивнул, будто в ответ своим мыслям. – Время имеет значение. Время имеет значение. В природном календаре полночь – вздох между ночью и днем. Лишь в этот час ни лучи солнца, ни притяжение луны не помешают естественному течению электрических токов. Он обвел взглядом толпу, вытер пот со лба рукавом и поставил светящийся шар на специальную подставку рядом с платформой. – Прикоснитесь к ней – самой мощной субстанции на Земле, но заключенной в стекло, чтобы она вас не убила – на пять секунд, и она излечит все ваши болезни. Если у вас ноет спина или колено «стреляет» в дождь… вы мгновенно почувствуете облегчение. Если вы прикоснетесь к шару на десять секунд, это омолодит ваш организм. На минуту – и вполне возможно, вы проживете гораздо дольше, чем отпущено человеку. Леди и джентльмены, я уверен, что это устройство способно продлить жизнь настолько, что она будет вечной. Он сделал паузу и снова обвел взглядом зрителей. Выглядел он измученным и усталым. – Такая возможность бывает раз в жизни, и я посвятил свою жизнь тому, чтобы рассказать о ней как можно большему числу людей. Я езжу по миру, чтобы озарить каждый его уголок светом надежды. Сбросить тиранию смерти возможно. Здесь и сейчас я говорю это вам. Мы пробудем здесь еще месяц, и я предлагаю вам шанс на бессмертие. Взамен я прошу небольшое пожертвование: окупить транспортные расходы для меня и моих ассистентов, чтобы мы могли посетить еще больше городов и просветить еще больше людей. Вопрос в том, готовы ли вы заплатить десять долларов за то, что вообще не имеет цены? Люди уже выстраивались в очередь перед входом в шатер. Мне показалось, профессор собирался продолжить речь, но, взглянув на немалую очередь, оборвал себя на полуслове, спустился с помоста и скрылся в шатре. По толпе пробежал гул голосов. Те, кто еще не встал в очередь, потихонечку расходились. Кто-то остался просто из любопытства: посмотреть, что будет дальше. Мужчина, стоявший рядом со мной, пробормотал, что это бред, и пошел прочь. Но мне буквально до дрожи хотелось туда, в шатер. Допишу позже. К нам кто-то пришел. В тот же день, позже Я вышла на улицу, к черепашьему пруду. Бизи тоже пришла: сидит рядом со мной и играет в пыли. Она так жутко кашляет, что мне приходится то и дело откладывать ручку и бить ее по спине, чтобы помочь ей прокашляться. Как же я ненавижу эти сгустки пыли, которые Бизи выкашливает из легких! Я и не знала, что во мне может быть столько ненависти. (Бизи вечно в пыли с головы до ног. Пыль в волосах, на руках и ногах. Эту пыль не сотрешь и не смоешь, от нее никуда не деться, она – повсюду.) Доктор из Красного Креста говорит: да, это все из-за пыли. И советует плотнее завешивать окна. К нам заходила Лайла. Вот уж сюрприз так сюрприз. Раньше она никогда не приходила на ферму. – Хотела проверить, как у вас дела, – сказала она с улыбкой, когда я вышла встретить ее во дворе. – Убедиться, что у вас все хорошо. – У нас все хорошо, спасибо. Мне было приятно, что она за нас переживает, но потом я заметила, что она смотрит не на меня, а куда-то поверх моего плеча. Я все поняла и почувствовала себя дурочкой. – Хочешь поговорить с Эллисом? – спросила я. У нее загорелись глаза. Я подумала: «Как у нее получается не потеть на такой-то жаре?» – Сейчас я его позову. Да, я видела Лайлу насквозь, и все равно испытывала к ней симпатию. Но когда я обернулась, оказалось, что Эллис уже нас увидел и сам идет к нам, вытряхивая из волос пыль и солому. Мы стояли втроем и болтали о пустяках и о серьезных вещах, о которых мне страшно писать. Эллис ни разу не посмотрел на меня, хотя я пыталась поймать его взгляд. При первой удобной возможности я оставила их вдвоем, якобы вспомнив, что у меня есть дела. И вот я сижу у пруда вместе с Галапагосой и Бизи, которая возит по пыли свою единственную куклу, страшненькую и безглазую. – Лайла пытается его у тебя украсть, – только что выдала мне она. – Бизи, малышка, он не моя собственность. Нельзя украсть то, что тебе не принадлежит. Перед тем как продолжить писать, я долго сидела, глядя на высохшие луга, и пыталась себя убедить, что я люблю эту землю сильнее, чем Эллиса. В любом случае мне было о чем подумать. Лайла принесла тревожные новости. Она сказала, что буквально на днях видела, как двое мужчин на улице пожали друг другу руки, и их так сильно ударило статическим электричеством, что практически сбило с ног. Еще Лайла сказала… Я пишу, и меня пробирает дрожь. Мужчину, который ходил в нашу церковь, два дня назад обнаружили мертвым под толщей пыли. Буря застала его по дороге в Уичито, он бросил машину и попытался спастись, убежать в безопасное место. Его погребло заживо. 24 июня 1934 года На этой неделе не проходило и дня, чтобы не было пыльной бури. Вот и сейчас мы сидим в гостиной, надев маски, выданные Красным Крестом, и молимся, чтобы ветер стих. Шкипер не пожелал войти внутрь. Он носится у пруда, пытается загнать Галапагосу в ее маленький домик. Каждый раз мама твердит, что надо забрать черепаху в дом, но Галапагосе с ее толстым панцирем – теперь покрытым плотной коркой пыли – не страшна никакая буря. Сегодня утром, когда унялся пыльный вихрь, мама послала меня к Чилтонам – справиться, все ли у них хорошо. Местами пыли нанесло по колено, и когда я шла через луг, разделяющий наши участки, у меня было ощущение, будто я бреду по глубокому снегу. Я сразу поняла: что-то не так. Может быть, из-за странной тишины. Или из-за того, что в такой сумрачный день ни в одном из окон не горел свет. Или, может быть, я почувствовала их отсутствие. Я поднялась на крыльцо. Каждый мой шаг отдавался жутковатым эхом. Я постучала. Не дождавшись ответа, открыла дверь и позвала хозяев, заглянув в дом. Снова никто не ответил. Я вошла в прихожую. На полу были разбросаны какие-то вещи. Вроде бы ничего не пропало на первый взгляд. Как будто Чилтоны спешно покинули дом, сшибая все на своем пути. Бросили все и без оглядки сбежали отсюда. Я их знала с рождения. Сколько я себя помню, мы всегда были соседями. На обратном пути мне прямо под ноги выскочил заяц, и я чуть не вскрикнула от испуга. Мое сердце бешено колотилось. Мне не хотелось идти домой, говорить с мамой, видеть ее печальные глаза, и я свернула к амбару, где жил Эллис. Погруженная в свои невеселые мысли, я ворвалась к нему без стука. Подняла голову и застыла. У него была Лайла. Они стояли совсем близко друг к другу, о чем-то шептались и что-то рассматривали на комоде. Они оба резко обернулись ко мне и посмотрели так странно… Словно у них тут какой-то секрет. Словно я им помешала. – Извините, – пробормотала я, чуть не сгорев от стыда, развернулась и убежала. Всю дорогу до дома я чувствовала на себе взгляд Эллиса. Мама приняла новость стоически. Она не сказала ни слова. – Мама, разве ты не беспокоишься о Бизи? – спросила я сдавленным шепотом. Страх встал комом в горле. По спине пробежал холодок. Это запретная тема. Мы с мамой ее не касаемся в разговорах, но слышим отовсюду: детям приходится хуже всего. – Может, нам тоже стоит уехать? На запад или на восток, на юг или на север – не важно куда. Главное, чтобы отсюда. Мама сидела, прижав кончики пальцев к губам и рассеянно глядя в окно. Я пыталась поймать ее взгляд, но она на меня не смотрела. Она превратилась в каменное изваяние. Я смотрела на маму и думала о Чилтонах, которым хватило смелости себя спасти. Что же касается тех, кто остался, я уже не сомневаюсь, что нас всех перетрет в пыль и развеет по ветру, и ничего не останется. Ничего. Сначала не выдержат самые маленькие и слабые, а потом – все остальные. 27 июня 1934 года Я все грешу, и грешу, и никак не могу прекратить. Каждую ночь – одно и то же. Я ложусь в постель и честно пытаюсь заснуть, но от жары мне не спится. Иногда мне начинает казаться, что я действительно слышу музыку, гремящую в «Шурум-буруме», и мои ноги сами отбрасывают одеяло и встают на пол, словно я – марионетка, подвешенная на нитях лунного света. Я одеваюсь, выхожу из дома под звездное небо и иду в город с единственной мыслью в голове: мне нужно снова увидеть «Электрику». Я наблюдаю, как люди заходят в шатер. Люди, которые пользуются возможностью. Люди, у которых есть лишние деньги, или нет лишних, но они слишком беспечны и не умеют беречь те, что есть, или они так отчаялись, что им уже все равно. Я сама толком не знаю, почему мне так нужно каждую ночь видеть этих людей. Может быть, все дело в том странном чувстве, что каждый день потихонечку отнимает какую-то часть меня. Эти ночные походы в город, когда я знаю, что увижу людей, выходящих из профессорского шатра и говорящих о своем исцелении, рождают во мне ощущение, словно я от чего-то спаслась. Вырвалась из своих собственных тесных рамок. Я знаю, что никогда не побываю в Англии или в Китае, никогда не получу Эллиса и никогда не стану богатой. Но я хочу подержаться за этот шар с заключенной в нем молнией. Я тоже хочу настоящей жизни, и если нельзя воспользоваться возможностью, то можно хотя бы постоять рядом. Сегодня утром перед самым рассветом меня разбудил странный стук. Это Эллис кидал камешки мне в окно. Я открыла окно и спросила: – Ты чего? Конечно, у меня мелькнула мысль, что он пришел признаться мне в тайной любви. Он встал подбоченясь, словно хотел показаться мне во всей красе. – Я достал деньги, – сказал он будничным тоном, потом развернулся и пошел прочь. 28 июня 1934 года Вчера я – голодная, невыспавшаяся, с ввалившимися глазами – стирала одежду. Мы теперь редко стираем белье, а грязную воду выливаем на грядки. Так вот, пока я стирала, приходил человек и забрал нашу последнюю корову, которая так отощала, что уже не давала молока. Не хочу даже думать о том, что он с ней сделает. Ближе к вечеру Эллис перехватил меня на крыльце и вручил пачку зеленых банкнот, свеженьких и хрустящих. Сначала я просто оцепенела, потом спросила: – Где ты их взял?