Горло перехватило. И от восторга, и от жалости к этим бродягам, коим мошна застила глаза и обманула их язык… – Как же вы ходите? Ни троп, ни дорог… Варварская страна… – Жрец даже глаз не поднял от ладони, на которой пальцем пересчитывал серебряные и золотые монетки. – Путями ходим, – если у меня и случилось презрительно выплюнуть эти слова, то не специально. – Кто знает пути, тому ни к чему вытаптывать траву, словно баранам. – Все мы агнцы Божии… – сумничал Парель. – Забавная у вас семейка, – хмыкнул я. Принц звонко щелкнул ножнами, вгоняя туда отчищенный до блеска клинок. – И ты, конечно, знаешь пути? – улыбнувшись, поинтересовался он. Я кивнул. – Сможешь вывести нас поближе к Ростоку? – Это не трудно, – пришлось снова кивнуть. – А что у тебя за дело к князю Вовару? – Хочу попросить его о помощи, – признался тот. – Проводишь? – Пожалуй, – губы сами растянулись в ответ на искреннюю улыбку принца. – Там, видать, знатное торжище, – обрадовался жрец, разглядывая оружие наемника. – В дремучей стране хороший меч должен быть в цене… О своих планах по закапыванию тел неудачливых чужеземцев он уже забыл. Видно, этот жрец тоже не особо внимательно слушал уроки своего бога. Или был не таким уж и жрецом, каким хотел казаться. Я поймал себя на мысли, что личина путешествующего и проповедующего служителя – отличная маска для… недруга, желающего подобраться поближе. – Этот меч возьмет Арч, – твердо сказал принц. Это была не просьба. Это был приказ. Я тогда еще не ведал, что связывает этих двоих путешественников, но зато теперь стало понятно, кто из них главный. – Прими этот трофей, Арч Белый. Прими как дар и прости за вторжение в твой лес. Ибо не ведали мы, что творим беззаконие. С этими словами Ратомир, принц и наследник Модуляр, забрав прежде меч у жреца и сняв ножны с тела наемника, склонил передо мной копну длинных пепельных волос и протянул свой подарок. По дедовской правде такое подношение, не обидев дарителя, нельзя было не взять. Видно, не совсем все забыли там, за Великой рекой. Спящие могут еще немного подремать… Я улыбнулся и взял. Нужен был ответный подарок. Как знак прощения. – Мы будем у ворот Ростока завтра к высокому солнцу, – приладив меч за спину, сказал я. – А чтоб идти быстро и твой толстый спутник с его баулом нас не задерживал… – Я пойду быстро-быстро, – заторопился Парель. – Я умею… Здесь дикие звери, и вообще… – Никто не собирался тебя здесь бросить, – хмыкнул я. – Этого еще только в моем лесу не хватало… Кроме того… ты меня забавляешь. Минуту назад побелевшие щеки толстяка мгновенно налились кровью. – Я лишь хотел подарить вам лошадей. – О! – только и смог выговорить принц. В лиге отсюда, на бугре, стоит мертвое, но все еще крепкое дерево. На его ветвях, в ожидании, когда мы уйдем, сидела стая ворон. Их интересовали трупы. В полуверсте у ручья голодный, худой и со свалявшимся от долгой спячки мехом весенний медведь безуспешно пытался поймать шуструю рыбешку. Он, конечно же, слышал шум с этой стороны, но ветер еще не донес запах крови. После полудня ветер сменится. Кобылка и два жеребчика, привязанные за голые ветки орешника в логу в ста шагах от поляны, уже почуяли кровь. И услышали хлюпанье медвежьих лап по воде. Жеребцы нервно переставляли подкованные копыта и пучили глаза. Кобылка опустила голову и вся дрожала. Они очень надеялись на людей, но боялись издать хоть звук… Пока я ходил за лошадьми, чужеземцы отрубили оленю ногу. Я их понимал – они хотели есть и видели лишь гору мяса с рогами. Это же не они отпускали душу князя-оленя на небесные пастбища. 2 Руна «Жизнь» похожа на дерево с могучими корнями и пышной кроной. Её я начертал первой, как знак того, что жив. И задумался. Следовало оставить сведения о себе, коли уж я дал слово проводить Ратомира в Росток и буду вынужден покинуть лес. Отец отправит кого-нибудь по моим следам. Подождет еще несколько дней и отправит. Следопыты легко найдут эту маленькую полянку с останками и следы, уходящие на север. Две лошади с седоками, еще одна – свободна, и я – бегом. Легко решить, что двое незнакомцев взяли меня в плен… Вторым знаком стала руна «Странник». И «Долг» сразу – следом. Они поймут. Должны понять! Сын Белого оказался в долгу перед чужестранцами. Потом я подвинул кусок бересты, чтоб следующие знаки шли ниже первых трех, и добавил руну «Обретение». Она похожа на солнце в зените – яркая, светлая, теплая. Мне всегда она нравилась больше других. Благо, что и значений у неё было уйма. Указывать, что двигаюсь в сторону Ростока, смысла не имело. Не пней же дубовых, а настоящих лесовиков отец пошлет на поиски единственного сына. Ну, пусть и не первого ребенка в семье – у меня четыре старших сестры, – но сына-то единственного! А вот что сделать нужно было обязательно – это оставить весточку матери. Все-таки я младший из детей. И хотя уже который год в одиночку бегаю по нашему лесу, в Росток ездил только с отцом и дядьями. Мама точно станет волноваться… И следующей руной стала перевернутая «Волнение». И завершила все послание «Любовь». Старики говорят – руны больше передают настроение пишущего, чем их общепринятый смысл. Ну, вроде как наконечник стрелы, который я использовал вместо стила, сам вычерчивает невидимые линии, передающие другое, скрытое послание. Изменяющее смысл священных знаков. Может, и так. И даже – хорошо, коли так. Ибо составлял я послание семье ранним утром, усевшись на седло лицом на восход и хорошенько помолчав. Был я расслаблен и сосредоточен. И волновался лишь о том, чтоб моя семья не волновалась. Вышло вроде неплохо. Подошла моя соловая лошадка. Ткнулась в ухо – поблагодарила за спокойную ночь. И за то, что, увидев, в каком состоянии копыта, весь день бежал рядом, а не взгромоздился в седло. Времени и инструментов, чтоб облегчить страдания желтовато-золотистой, с белыми гривой и хвостом, поджарой кобылки у меня не было. Ночью приходил медведь. Он был сыт и любопытен. Поздоровался со мной и неслышно ушел. Наверное, заторопился к заваленному сучьями и хвоей трупу наемника. Медоеды отчего-то предпочитают слегка подгнившее мясо. Жеребчики всхрапывали и били копытами. Плясали, пытаясь заслужить благосклонность кобылки. И совсем не боялись. Соловушка хитро щурила глаза и потряхивала гривой, отгоняя кружившую над поляной летучую мышь. Потом они уснули. Так и застыли живыми идолами в разных местах поляны. И тихонько сопели. Почти не слышно на фоне богатырского храпа жреца Пареля. Послание я прикрепил к стреле и всадил на пол пробоя в пень на берегу ручья. Видно с любого места поляны. – На ящериц охотишься? – проходя к ручью, съязвил жрец. И через минуту шумно фыркал, плескаясь на бережку. Принц, уже умытый и даже относительно причесанный, румяный от студеной воды, натягивал рубаху. Держать тело в чистоте – один из заветов отцов. Слышал я, есть далеко на юге народы, вообще не моющиеся. Да только не слишком-то я и поверил этим байкам. Человек, день не мытый, пахнет отвратительно. Через неделю его запах будет выбивать слезы из глаз. А уж через год… И представить себе не могу. – Не так уж и часто наш юный Арч промахивается. – Льняная рубаха плотно, как перчатка, обтянула мокрый торс воина. – Если тебе интересно, на кого он устроил охоту, посмотри, брат Парель, что находится на острие его стрелы! Губы сами собой расползлись в улыбку. Похвала чужеземца оказалась неожиданно приятна. – Оставил послание, – признался я. – Чтоб родные не волновались. – У тебя борода отрастет до пояса, – хрюкнул жрец, на секунду перестав баламутить воду в сонном лесном ручье, – пока твоя родня найдет это место. Оставалось лишь презрительно хмыкнуть. Брат Парель, признающийся в полной слепоте и невежественности, – это ли не забавно? – И как скоро, по-твоему, твои соплеменники получат это послание? – заинтересовался принц. Я пожал плечами. Следопыты лесного народа могли оказаться в окружающих поляну кустах уже сейчас. – Я бы хотел, чтобы отец прочел мое послание как можно быстрее, – громко, четко выговаривая слова, сказал я. И снова улыбнулся, глядя, как самоуверенность чужеземцев брызгами полетела в разные стороны, пока они затравленно озирались. Принц первым сумел взять себя в руки. – Нам придется оставаться в городе какое-то время. У тебя теперь есть меч. Хочешь, я буду учить тебя владению клинком? – Это будет интересно, – уклонился я от прямого ответа. Пока меня интересовал совсем другой клинок. Маленький нож с закругленным лезвием, чтоб обработать копыта моей соловой лошадки. Собрались быстро. Даже у брата Пареля было не слишком много поклажи. Жрец почти самостоятельно забрался в седло. – Благослови всеблагой Басра путь наш, – отдуваясь от непомерного усилия, взвыл упитанный кому-то-брат. И что есть силы поддал пятками в бока жеребца. Я снова бежал рядом с моей девочкой. Иногда держался за луку седла. Иногда просто у праздно болтающегося стремени. Это не трудно, коли знаешь как. Торжественность соснового бора сменилась неряшливостью осинника. А та, в свою очередь, – веселыми березовыми перелесками. Стали попадаться вырубки. Пока мы не выскочили на глиняный утес, с которого город был виден как на ладони. И сверкающее на полуденном солнце озеро, словно волшебная аура, окружало выстроенный на полуострове Росток. Южные ворота в высоченных, сложенных из убитых деревьев стенах выходили не на юг. А северные не на север. Единственная дорога, связывающая город с остальными орейскими княжествами, начиналась от южных – купеческих. А северные звались Княжьими, но перед ними только и было, что здоровенная вытоптанная поляна – вечевой дол. – Слава Басре, добрались, – шумно вздохнул жрец, словно последние сутки бежал на своих двоих, а не восседал на смирном коньке. – Мне нельзя в Росток через эти ворота, – махнул я рукой на южные. – Лесной народ должен входить в город через те. До Княжьих ворот было на лигу дальше, и я надеялся, что иноземцы, уставшие от долгого путешествия по необитаемым землям, позабыв про все, ринутся к ближайшим. Тогда я посчитал бы, что мой долг выполнен, и, поправив копыта соловушки, со спокойной совестью отправился бы домой. Как бы не так. – Значит, мы тоже войдем теми воротами, – совершенно серьезно, не обращая внимания на возмущенные вопли брата Пареля, заявил принц. – Традиции нужно чтить.