Воспоминания о десяти тысячах жизней с торжествующим гулом погрузились в озеро. Е Юн застыла, осознав, что я от нее прошу. Потом вскочила на ноги и позвала Хуан-гу. Издав пронзительный крик, птица спикировала в озеро, исчезнув в аметистовой глубине. Е Юн подняла руки над головой. Весь остров сотрясся: целое озеро поднялось в воздух – вода извивалась огромной капающей массой, пока наконец, под мастерским контролем Е Юн, не приняла форму гигантской птицы с широкими крыльями. Плавно двигая руками, Е Юн направила птицу вниз, на армию Искупителей. – Нет! – закричали абику. Но они не могли ничего сделать: птица потеряла форму и превратилась в приливную волну воспоминаний. Лежа на острове, я не видела Искупителей. Но позже, через воспоминания Е Юн, я увидела, как тысячи детей в этот момент ахнули от радости и боли, когда их души наполнились воспоминаниями. Наконец они были свободны. Облако смеющихся теней летело к Шествию Эгунгуна, а их тела, в которых они были заточены, словно в клетки, рассыпались в пыль. За стенами города Эбуджо Армия Двенадцати Королевств в замешательстве наблюдала, как их бессмертные враги один за другим падают на землю, смываемые прочь очищающей аметистовой рекой. Когда Хуан-гу вернулась, Е Юн снова склонилась надо мной. Она улыбалась от уха до уха и смеялась: глаза ее по-детски сияли, как в тот день, когда мы встретились впервые. – Все кончено! – сказала она. – Я справилась, госпожа императрица. Они свободны… Нет, мы все свободны. Я попыталась улыбнуться в ответ, но перед глазами стремительно темнело. – Госпожа императрица? Моя рука все еще свисала с края острова. Я слабо ощутила, как Е Юн осторожно подняла ее, охнув. – Твой палец, – прошептала она. – С ним… все плохо, госпожа императрица. Если я его оставлю, смерть распространится по всему телу. Она пробормотала что-то, вытягивая воду из крыльев Хуан-гу и превращая ее в сверкающий ледяной нож. – Мне жаль, госпожа императрица. Но… Я кивнула и отвернулась. Я едва ощутила, как нож разрезал кость, отсекая побелевший указательный палец на левой руке. Е Юн закрыла рану льдом и порвала свою рубашку, чтобы перебинтовать ее. Затем она подняла мое безвольное тело на звездную спину Иранти и забралась на нее следом. – Мы идем домой, Императрица, – услышала я за мгновение до того, как потеряла сознание. – Давай посадим цветы. Глава 36 – Адуке, сделаешь кое-что для меня? Акорин тут же перевела на меня взгляд. Ододо, теперь уже почти взрослый детеныш пантеры, свалился с ее коленей и, триумфально выхватив у нее из рук рыбу, которой Адуке его дразнила, убежал с добычей прочь, пока акорин не передумала. – Конечно, госпожа императрица. Все, что угодно. В окна Императорской спальни падали лучи утреннего солнца. Адуке сидела в уголке, я едва видела ее из-за армии портных и мастериц красоты, которые хлопотали возле меня с Дайо и наших братьев и сестер. Снаружи доносился радостный гул нескольких тысяч аритских жителей – гостей, пришедших на нашу коронацию и пирующих во дворах до начала официальной церемонии в Имперском Зале. Я спросила, перекрикивая шум: – Адуке, как быстро ты можешь сочинить песню? Просияв, она тут же затянула комичным сопрано: – Узрите же мою императрицу, нсе-нсе! Могучая ли она? Бем-бем-бем! О, но узрите и ее акорина! Нсе-нсе, разве она не гениальна? Бем-бем-бем! Мы все рассмеялись, но смех тут же прекратился, когда я вскрикнула от боли, прижимая левую руку. – Простите, госпожа императрица! – ахнула Адебимпе, в ужасе прикрывая рот ладонью. Надевая браслеты на мои запястья, она случайно сжала мою ладонь сильнее, чем нужно, и задела еще не вполне заживший шрам на месте указательного пальца. Я грустно ей улыбнулась: – Все в порядке. Это моя вина: я была слишком тщеславна и убрала повязку раньше срока. Прошло две недели после моего возвращения из Подземного мира. Ампутированный палец едва успел затянуться рубцом, хотя лечение проходило без проблем. Санджит тут же бросился ко мне, прижав мою ладонь к губам, и беспокойно проверил своим Даром наличие инфекции. – Жара нет, – пробормотал он с явным облегчением. Он выглядел великолепно в богато украшенной черно-золотой тунике. Его карие глаза были подведены сурьмой, а бороду и кустистые брови подстригли так, чтобы подчеркнуть его волевое лицо. – Хотя пульс слегка учащенный. Ты еще не до конца восстановилась, солнечная девочка. Пока мы не будем уверены, что смерть Полководца оставила тебя полностью, не напрягай свое сердце. Никаких тренировок или внезапных потрясений. Я лукаво ему улыбнулась и поддразнила через Луч: «Совсем никаких потрясений? Прошлой ночью ты так не считал, когда мы…» Ухмыльнувшись, он не дал мне договорить, сбив с мысли поцелуем. Но я чувствовала его беспокойство. Как только я вернулась из Подземного мира в виде едва теплой бессознательной ноши на спине Иранти, Санджит прижал меня к груди, плача от облегчения. Разумеется, Дайо и остальные тоже праздновали мое возвращение, но Санджит все эти две недели не оставлял меня ни на миг: менял мне повязки на пальце, кормил горячим рагу, относил меня каждое утро в баню и обнимал по ночам. Похоже, даже сейчас он не до конца верил, что я действительно вернулась. Что, в отличие от Сендила или его матери, и многих других, кто был ему дорог, я навсегда с ним. Что я не исчезла, как дым. И никогда больше не исчезну. Слуги отогнали Санджита от меня, боясь, что он испортит мой макияж. Я их не винила – мастерицы красоты были людьми искусства, а я сегодня была их шедевром. После нескольких завершающих штрихов они подвели меня к большому зеркалу. Дайо возник в отражении рядом и приобнял меня за плечи одной рукой, крепко прижимая к себе. – Я всегда представлял тебя именно такой, – прошептал он. В его ясных глазах блестели слезы. – После твоего возвращения. Для обычных торжеств и пиров меня одевали и красили так, чтобы я выглядела теплой, заманчивой, как прелестный огонек. Но сегодня, на мою коронацию, я выглядела неприкасаемой, как звезда. Прекрасной и ужасающей: сверкающая императрица со Стены Смотрящих. Мои руки, скулы и ключицы светились золотой пудрой, как будто я была вырезана из гладкого камня. На переносице и над каждым глазом красовались алые точки. На шее блестело ожерелье из нескольких металлических колец. Спереди мои волосы были заплетены в мелкие косички, а на затылке парили темным невесомым облаком. На фоне кудрей сверкала корона Айеторо – вертикальный золотой диск, похожий на солнце, поднимающееся из головы. Эту корону восстановили после того, как она двести лет пылилась в склепах Олуона. Мой наряд был в тон агбады Дайо: фиолетовая ткань ашоке, такая темная, что она казалась почти черной, и украшенная золотыми нитями. Эта ткань струилась вокруг тела, а пояс и шлейф были украшены драгоценными камнями. Но я знала, что именно Дайо, наблюдавшему за мной в зеркале, нравится больше всего: окрашенная в радужные полосы маска львицы на моей груди, которую он повесил мне на шею в тот же миг, как только я вернулась из Подземного мира. – Вы прекрасно выглядите, госпожа императрица. – За нами возникло отражение Адуке. Ее заикание почти исчезло. – Вам все еще нужно, чтобы я что-то сделала? Я повернулась к ней – браслеты звякнули на запястьях, – наклонилась и коснулась ее руки: – Ты еще помнишь историю о моем детстве, которую я тебе показывала? Об усадьбе Бекина и Детском Дворце? Адуке выглядела оскорбленной. – Разумеется! – Она постучала пальцем по своему виску. – Настоящий гриот ничего не забывает. – Хорошо, – я поджала губы, – тогда я хочу, чтобы ты шла рядом со мной, когда мы с императором войдем в Имперский Зал. Она открыла рот в изумлении. – Госпожа императрица! – При одном условии… Я закрыла глаза, слушая, как в Имперском Зале начался пир. Казалось, пол спальни вибрировал от громкого пения. Одиннадцать лун вокруг трона танцевали, Одиннадцать лун вокруг солнца сияли, Сияли славой, славой… – Пой мне, Адди. – Я сжала руку Адуке. – О моей истории. Об ожидании, о вопросах. Пой о будничных, скучных частях моей истории, о тех, которые делают меня человеком. Ты справишься? Я… Я взглянула на свой отрезанный палец. – Я не хочу забывать.