* * * Через час мы с Дайо стояли, держась за руки, перед высокими дверьми Имперского Зала, глядя на вырезанные в красном дереве узоры в виде солнца и лун и надпись на староаритском. Наши названые братья и сестры, а также Иранти, чью широкую шею Е Юн украсила цветочными венками, стояли позади. Возле меня трепетала Адуке. «Готовы?» – спросил Дайо мысленно, связывая воедино все наши двенадцать разумов. Он не мог говорить вслух: ритмичный гул Имперского Зала заглушал все звуки. «Видимо, лучше нам и правда быть готовыми…» «О боже, о боже, о боже…» «…Почему так громко?..» «…С моим воротником все в порядке?..» «…Да ладно, я готова к этому еще с Детского Дворца…» Вместе с голосами в разум просачивались их эмоции. Дайо послал волну спокойствия, накрывшую наши сознания. Дыхание синхронизировалось, как было, когда мы спали вместе в Крепости Йоруа. Мы улыбнулись друг другу, как напившиеся молока дети – ничто не успокаивало кровь Помазанников лучше Луча. Гвардейцы приготовились открыть двери, потянувшись к канатам. Но прежде чем они успели сдвинуть тонны твердого дерева, я подняла руки и прислонила их к створкам, взывая к памяти железа, полученного из сердца Малаки. «Я сделала это, – сказала я ей. – Я выполнила обещание и никогда его не нарушу. Я буду защищать истории этой земли». Двери отворились. По всему залу разнесся звук моего имени, эхом отдаваясь в теле. Тарисай для утра, Экундайо для ночи. И мир на годы вперед. Музыканты забили в барабаны и затрясли маракасами. Раздался звонкий детский хор и тысячи голосов. Гости толпились на многоуровневых скамейках от пола до потолка – горожане из каждого региона каждого королевства в Аритсаре. Почему же, скажи? Почему? Пеликан сказал свое слово. Совет Олугбаде ждал нас на большой платформе из эхо-камня. Сегодня был последний день, когда им разрешалось находиться во дворце, и они заняли древние резные троны. Раньше их сиденья окружали только одно кресло, где на высокой спинке, украшенной слоновой костью, значилось староаритское слово «оба». Но теперь рядом с ним стоял второй трон, и, хотя я не могла видеть надпись издалека, я знала, что написано на его спинке: «обабирин». Ноги чуть не подвели меня. Я уже проводила суд как императрица, но тогда трон был меньше. Вплоть до этого момента в глубине души мне все еще казалось, что я притворяюсь. Что я проснусь и обнаружу себя в Крепости Йоруа, разглядывая свои судебные дела со стертой памятью и спящим в груди Лучом, и последние два года исчезнут, как горячечный бред. Но вот он: трон, созданный специально для меня. И море голосов, толкающих меня вперед, заполняющих каждый уголок моего сознания единственным словом: обабирин, обабирин. Я, я, я. Сердце грохотало в груди, упиваясь этим звуком. Луч потрескивал под ребрами, как угли в жаровне. Спустя мгновение я вдруг поняла, что смеюсь или задыхаюсь, сложно было сказать наверняка. Неужели вот так и чувствовали себя боги? Когда тысячи голосов почитают твое имя, как будто только оно стоит между ними и смертью? Мысль казалась странной, но… Мне это нравилось. Мне действительно это нравилось. И в голове вдруг промелькнуло: «Почему бы и не поверить им?» Именно это, должно быть, и случилось с Олугбаде в свое время. Только человек, который чувствовал себя равным богам, мог хладнокровно приказать убить собственную сестру. Но ведь я на него не похожа. Я могу купаться в этой головокружительной, дурманящей похвале и стану только лучше. Сильнее… Затем возле меня раздался другой голос, тихий и ясный, слышный только мне посреди всего этого хаоса: Видишь ли ты ее, путник? Девочку на манговом дереве? Эгей! Она ждет свою матушку. Я взглянула на Адуке: моя гордыня тут же увяла. Я словно вновь стала маленькой. Не сверкающей статуей. Не могучей богиней. Танцоры кружились передо мной, бросая мне под ноги горсти лепестков. Мгновение назад я даже не видела их лиц, они казались лишь украшением моего праздника. Но теперь я видела каждого из них: это были жизни, за которые я несу ответственность. Истории, доверенные мне. Видишь ли ты ее, путник? Девочку на полу замка, Что спит в кольце дюжины рук? Одиночество детства обрушилось на меня, как поток холодной воды. Когда-то я была человеком. Теперь во мне уже меньше уязвимости, с каждой побежденной смертью, но я собиралась помнить. Помнить то чувство слабости и беспомощности. Как я кричала, пытаясь отодрать доски, которыми были заколочены мои окна. Не всем повезло родиться Кунлео с привилегированной кровью. Не всех ждали дворцы и помазанничество. Мой Луч даровал мне силу, но я не могла позволить ему стереть прошлое. Жар в груди перекинулся на плечи: и мантия, и бремя одновременно. «Спасибо», – беззвучно обратилась я к Адуке одними губами. Просияв, она продолжила петь. Я подняла голову на этот раз не с гордостью, но чтобы смотреть в океан почитающих меня незнакомцев и заключить с ними безмолвный пакт. Я не забуду. Адуке перестала петь, лишь когда мы дошли до платформы. Прежний Совет Одиннадцати встал с тронов, и Мбали, великолепная в своих жреческих одеяниях, окаймленных золотом, подняла руки. Огромный зал тут же затих. В горле у меня встал ком. Я не видела Мбали с тех самых пор, как провалился наш план с побегом Таддаса. Мбали знала, что не я его убила, но я все еще сомневалась, что она простила меня за его смерть. И все же, когда она взглянула на меня с платформы, в глазах ее читалась смесь скорби и симпатии. Мы с Дайо поднялись к тронам. Сначала мы преклонили колени перед прежним Советом, и один за другим они спросили, готовы ли мы защищать Аритсар и сохранять наследие Энобы Совершенного. Одиннадцать раз мы ответили «да», хотя мысленно я заменяла «Энобу» на «Айеторо». Дайо также поклялся защищать Олуон, поскольку становился не только императором, но и королем. Бывшая Верховная Жрица взяла в руки рог антилопы, который наполнила резко пахнущим маслом пеликана. Своим мелодичным голосом, усиленным эхо-камнем, Мбали объявила: – Как антилопа бежит по саванне, и трава не препятствует ей, так и приказы Экундайо и Тарисай Кунлео не должны встречать препятствий. Зал затаил дыхание, когда она поднесла рог сначала к губам Дайо, затем к моим, наполняя нас ритуальной силой асе – божественной властью. Мы поднялись с ним одновременно, и Мбали представила нас толпе: – Узрите, – сказала она среди радостного гула присутствующих. – Ваш Император и ваша Императрица-Искупительница! Следующая часть была моей любимой: коронация наших братьев и сестер. Я не помазывала их, так что только Дайо возлагал им на голову короны-обручи из лунного камня, но мое сердце пело, когда Киру, Санджита, Ай Лин, Умансу и остальных представили залу. Они заняли свои места позади нас на одиннадцати сверкающих тронах. Затем я короновала вассальных правителей, хоть они и не заняли места на платформе – их троны находились в родных королевствах. На стуле позади меня лежала маска Крокодила, которую одолжили мне граждане Джибанти. Они давно узнали о героизме своего короля и слагали песни в его честь на улицах своего королевства. Как ни странно, тело Зури так и не нашли. Я знала, что не стоит надеяться. Если бы он был жив, я бы чувствовала его через Луч, но когда я тянулась мысленно в пространство в поисках следов его яркой души… я ничего не находила. Так что он был мертв. Он должен быть мертв. Верно? Я печально улыбнулась. Возможно, некоторые загадки не решить и за всю жизнь. Когда я возложила золотой обруч, который должен был принадлежать Зури, на шипастую крокодилью маску, я сморгнула слезы. – Мы станцуем вместе в Шествии Эгунгуна, – пробормотала я. Хор вернулся с гимнами и песнями. Затем по традиции вассальные правители каждого королевства осыпали нас подарками. Последней к платформе подошла королева Данаи: на ее изящном темном лице читалась таинственность. – Боюсь, – объявила она, – подарок Суоны для Ваших Императорских Величеств нельзя завернуть в бумагу. И вдруг, среди изумленных криков и ахов, зал наполнился ароматом фиалок и свежесрезанной травы. Сквозь окно, словно падающая звезда, в зал спустилась высокая худая фигура. Вокруг его пышной кудрявой гривы танцевали спрайты, а за спиной лазурной дымкой колыхались длинные крылья. Придворные бросались в стороны, когда алагбато пролетал над ними. Он был по меньшей мере в три раза больше, чем в нашу последнюю встречу. Возможно, даже этот размер он принял из вежливости – я не сомневалась, что в своей истинной форме он такой же гигант, как Малаки, и парит над Суоной во всем своем ужасающем великолепии. Наконец узкие ступни алагбато приземлились на мраморные плиты пола. Сложив крылья за спиной, он ждал, явно забавляясь, пока гвардейцы спешили преградить ему путь к платформе. – Нет. – Я жестом велела им отступить, поднявшись с трона. От слез щипало глаза. – Все в порядке. И я тут же бросилась по ступенькам вниз, чуть не споткнувшись об собственный шлейф. Бессмертный привстал на колено как раз вовремя, чтобы подхватить меня, когда я прыгнула к нему в объятия. Он рассмеялся, шевельнув крыльями, и поставил меня на землю. – Какой теплый прием, Узри-Грядущее.