Я попыталась вернуться к деловитой отрешенности императрицы, но не сдержала по-детски широкой улыбки. – Добро пожаловать во дворец, Великий Мелу, Хранитель Суоны. Зал наполнился перешептываниями. Только мои братья и сестры точно знали, что Мелу – мой отец, хотя слухи о моем сверхъестественном происхождении ходили с тех самых пор, как спрайты появились за окном моей спальни в Ан-Илайобе. Не знаю, почему я так радовалась его появлению. Его нельзя было назвать хорошим родителем, но, опять-таки, то же самое можно сказать и о Леди, а я тосковала по ней когда-то каждое мгновение разлуки. Вероятно, вне зависимости от того, к скольким Советам я присоединюсь, какая-то часть меня всегда будет скучать по лицу, похожему на мое. Всегда будет искать в толпе Мелу, надеясь найти в нем частичку себя. – Я думала, ты никогда не покидаешь свою родину, – выпалила я. – То есть я знаю, что ты можешь, ты ведь больше не эру, но… – Я редко это делаю, – подтвердил Мелу, загадочно улыбаясь. – Но я решил, что сегодняшний случай стоит того. Алагбато нечасто исполняют просьбы. Это против нашей природы. И все же я пришел именно для этого: не каждый день оба Луча Энобы сияют в полную силу. Из тканого мешочка на поясе Мелу вынул золотой наруч. У меня перехватило дыхание. – Нет, – сказала я. – Нет, Мелу, я даже приближаться к этой штуке не хочу! – Не волнуйся, Узри-Грядущее. – Он рассмеялся снова, на этот раз несколько грустно, и сжал браслет обеими руками. – Вижу, ты узнаешь ибадже – Бледные Искусства, с помощью которых твоя мать поработила меня, как и Эноба до нее. К счастью, камень идекун был частью браслета, а не меня самого. Он увеличивал мою силу, позволяя исполнять желания за пределами человеческого воображения. Белый свет запульсировал между его ладонями, и наруч превратился в пепел. Этот пепел просыпался сквозь пальцы, но его тут же подхватил сверхъестественный ветер, отправив его в окно. Когда же в ладонях оставалась лишь щепотка пепла, Мелу сжал ее в кулаке и сказал: – Даже самое зловещее ремесло можно использовать во благо. Он протянул кулак мне. Поколебавшись, я подставила ладони, и он высыпал в них оставшийся пепел. – Одно желание, – пояснил он. – Если оно в пределах моих возможностей, я его исполню. Но пепел сохранит свою силу недолго: ты должна решить сейчас. Зал взволнованно загудел. Я проигнорировала шум голосов, лихорадочно размышляя. Чего ты хочешь, Вураола? Я отбросила очевидные желания – любовь, власть, богатства… У меня было все это, и даже больше. Так чего же я в действительности хотела? Могла ли избавить людей от страданий? От болезней? Нет, даже чума была живым созданием, а я помнила, что убивать эру не способны. Мой взгляд упал на маску Зури, поблескивающую чешуей под золотой короной. Я часто вспоминала далекий мир, который он описывал, – то, каким был Аритсар до появления империи Энобы. «В центральных королевствах не всегда правили короли. Когда-то лидеры были лишь руками своих народов». Я подумала о Леди и Олугбаде – брате и сестре, обреченных на горькое соперничество в игре, правила которой были определены задолго до их рождения. Я вспомнила «Указ о Единстве», принятый правителями, настолько изолированными от обычного населения, что им казалось, будто они могут насадить гармонию силой. Я подумала о себе и Дайо, которых ужасала одна мысль о наследниках, о том, чтобы передать нашу власть детям, неподходящим или не желающим править дальше. В голове вновь прозвучали слова Зури: «Принятие Луча никогда на самом деле не основывалось на любви к конкретному человеку. Оно основано на любви к идее». Я открыла глаза, взглянув на море зрителей. Здесь собрались все: от украшенных драгоценными камнями королев до бедняков со впалыми щеками в их лучших праздничных нарядах. У меня осталось лишь одно бремя: будущее моего народа. Затем я оглянулась на Дайо, через Луч спрашивая его разрешения. Он изумленно распахнул глаза. «Пожалуйста, – убеждала я. – Только так мы сможем двигаться дальше». Медленно кивнув, он мрачно вцепился в подлокотники трона. Я поджала губы… и решилась. – Я желаю, – прошептала я, хотя мой голос разносился эхо-камнем, – чтобы Лучи Энобы больше не были привязаны к роду Кунлео. Начиная с этого дня, пусть Лучи и их сила принадлежат жителям Аритсара. Следующим Лучезарным может быть кто угодно – от королевы до свинопаса, главное условие, чтобы эти двое Лучезарных были достойны и лучше всего подходили для установления мира в империи. Сказав это, я сдула пепел с ладони. Мелу наклонил голову. Раскосые глаза сверкнули. – Сделано, – произнес он. Зал взорвался потрясенными возгласами. «Она правда сказала «кто угодно»? Но что это значит?» «Она не могла говорить всерьез!» Мелу посмотрел на меня. – Осознаешь ли ты, дочь моя, – пробормотал он, – что в мире, где Луч выбирает наиболее достойных, наследования по крови не существует? – В полной мере. Я прочла вопрос в его глазах. Мелу знал очень многое из того, что ему никто никогда не говорил, и я задумалась, знает ли он о моем отношении к материнству. Я прикусила губу. У меня все еще не было планов на этот счет, и мне не требовался ребенок, чтобы быть счастливой. Но, загадав желание, я ощутила, как смутно шевельнулась внутри некая возможность. Без Луча ребенок не будет моим наследием – маленьким, напуганным преемником моих жизненных амбиций. Ребенок, если я решу его завести, будет просто ребенком. На мгновение я позволила этой мысли дрейфовать в моем сознании: я вертела ее, как головоломку, то в одну сторону, то в другую, а потом убрала и надежно закрыла в своем сердце. Она отлично там сохранится на случай, если когда-нибудь я решу снова ее открыть. Мелу поднял сверкающую бровь. Пожав плечами, продолжил: – Маски оба и обабирин, разумеется, сохранят свою силу. Но в соответствии с формулировкой твоего желания даже они необязательно будут выбирать мужчину и женщину. Следующими Лучезарными могут быть… действительно кто угодно. Я кивнула, переглянувшись с Дайо: – Знаю. – Но как ты найдешь их? Я широко улыбнулась ему. – Я припоминаю некоего алагбато, который хорошо ищет потерянное. И даже если нет… – Я коснулась радужной львицы на своей груди. – Эти маски способны и сами найти того, кому предназначены. Мелу посерьезнел. – Есть еще один аспект твоего желания, о котором ты не подумала, – пробормотал он. – Если Луч привязан только к тем, кто лучше всего подходит, чтобы вести империю к миру, то носитель может смениться в любое время. А если правитель станет недостойным? Тогда Луч оставит его или ее и перейдет к другому носителю, и прежний Лучезарный потеряет всю силу, включая неуязвимость к смерти. Я резко вдохнула. – Пусть Луч уносит силу с собой, – произнесла я наконец. – Корона должна всегда принадлежать наиболее достойным. Снова раздался взволнованный шепот. Мелу поднял бровь: – А если прежние советники не смогут полюбить нового Лучезарного? После долгой паузы я ответила: – Им не нужно любить Лучезарного. Им нужно только любить историю, которую Лучезарный собой представляет. Мое сердце кольнуло при мысли о Зури. – Историю о мире и справедливости любой ценой. Толпа оглушительно загудела, на повышенных тонах принявшись обсуждать услышанное. Я закусила губу: смутно казалось, как будто я бросила медовую соту голодным муравьям. Интересно, как много времени у меня уйдет, чтобы разобраться с этим? Но прежде чем споры перешли в беспорядки, в толпе раздался звучный голос Минь Цзя из Сонгланда. К ней присоединилась Данаи, затем Урия, и Кваси, и все остальные вассальные правители. Они пели: Солнце для утра, солнце для ночи, И луны – на годы вперед. Затем с самых дальних рядов подхватили песню хором в сотню голосов. Потом их стало двести, потом – триста, а потом в хоре участвовали уже тысячи. Очень скоро весь зал стоял, покачиваясь, танцуя и напевая с пылкой убежденностью: Тарисай для утра, Экундайо для ночи,