– Что нашли при обыске? – Фотографии других картин. Несколько наручных часов, ювелирные украшения, медные вещицы эпохи Ренессанса, маленькую статуэтку римской богини, образчик изникской керамики и что-то около двенадцати тысяч долларов. В долларах. – Что-то из этого списка числится пропавшим? – Уже нашли владельцев изникской плитки и четырех пар часов. Теперь проверяют записи, не заявлял ли кто-нибудь о краже остальных вещей. Брунетти обдумал услышанное. – Значит, этот парень – профессионал. – Да, складывается такое впечатление. – И наличие у него фотокопий говорит о том, что он либо украл картины, сфотографировал их и размножил снимки на цветном принтере, либо… – Для того чтобы показать потенциальным клиентам, – уточнил Вианелло. – …либо получил от кого-то эти фотокопии, чтобы не сомневаться, какие картины брать, – закончил свою мысль Брунетти, и инспектор кивнул. Они некоторое время сидели молча, прокручивая в голове версии. – Что рассказала его жена? – Ничего. Говорит, была уверена, что ее супруг продает страховки от пожара, – ответил Вианелло, стараясь не улыбнуться. – Страховки от пожара? – переспросил Брунетти. – А как она объясняет наличие в доме всех этих вещей? – Никак. Говорит, у ее мужа всегда был хороший вкус. – Кто заявил о домашнем насилии? – Соседи по лестничной клетке, – сказал Вианелло. – А что говорит хозяин квартиры? Обо всех этих ценностях? – поинтересовался Брунетти. Все так же бесстрастно инспектор ответил: – Что часть этих предметов была в портфельчике, который он подобрал в поезде. – И не сообщил о находке? – Говорит, что не знает закона, который предписывал бы об этом сообщать. Брунетти проигнорировал эту реплику, спросив: – Он привлекался ранее? – Да, семь арестов, и все – за квартирные кражи со взломом. В общей сложности он провел за решеткой шесть лет. – У него спрашивали о фотокопиях? – Да. Сказал, что решил не выбрасывать их, ведь если найдется хозяин портфеля, он наверняка захочет получить назад всё, даже ксерокопии. Что на это ответить, Брунетти придумал не сразу, зато уложился в емкое: – Ясно. – И тут же уточнил, постукивая пальцем по изображению девушки с разновеликими глазами: – А об этом ты еще будешь с ним разговаривать? – Да, завтра. Пасторе обещал дать мне полчаса на беседу с глазу на глаз, пока у них будет кофе-брейк. – Долго же они пьют кофе, – заметил Брунетти. – Вот и я говорю, – сказал Вианелло. – Но это даже хорошо. Может, сумею уболтать его на сделку. Он рассказывает, откуда у него фотокопии, а я говорю своим друзьям, что он оказал содействие полиции. Брунетти по очереди изучил фотокопии картин. Дама под красным зонтиком была в простой черной раме, без финтифлюшек. Женщина, вытирающая ноги, – в раме золоченой, украшенной тонкой резьбой в виде розеток. Судя по фотографии, последнее полотно, – девушка со странными глазами, – вообще обрамления не имело. Комиссар вернулся к портрету обнаженной женщины и заметил, что по правому краю, вдоль рамы с розетками, тянется тонкая черная вертикальная черта, причем она выходит за пределы картины вверх и вниз. У девушки со странными глазами такая же черная черта тянулась вдоль левого края, и тоже на небольшом расстоянии от него. Что касается третьей картины, черные полоски ограничивали ее сверху и снизу. Брунетти долго рассматривал фотокопии. Потом выбрал даму под зонтом и завернул края фотокопии вертикально, чтобы они совпали с черными полосками. С двумя остальными он поступил похожим образом, только загибы получились по краям, на одной – слева, а на другой – справа. Когда он свел три фотокопии вместе, в горизонтальный ряд, вышел своеобразный триптих из женских портретов; черная рама центральной картины оказалась равноудаленной от двух других портретов и несколько длиннее. Брунетти посмотрел на инспектора. – Так они висели в апартаментах Бордони? Вианелло с улыбкой кивнул. – Ты очень умен, Гвидо. У меня на это ушло гораздо больше времени, и пришлось звонить Боккезе, чтобы он посмотрел на фотографию с картинами на стене, которую в свое время предоставил дотторе Бордони. – Выходит, фотография-исходник для копий была сделана в доме Бордони? Перед кражей? – Возможно. Брунетти еще раз исследовал три фотокопии. В доме с такой коллекцией живописи, как у Бордони, вору было бы гораздо проще орудовать, имея дорожную карту с понятной разметкой. – Это предмет торга? – спросил комиссар. – Все, как я тебе сказал, Гвидо: он называет человека, который сделал снимок, а я в обмен на это шепну за него словечко своим друзьям. – А согласятся ли на это твои друзья? – последовал вопрос. Вианелло так удивился, что даже выпрямился на стуле. – Уже согласились! Осталось поговорить с судьей и объяснить ему, что это очень ценный свидетель. Брунетти улыбнулся и сказал: – Странно… Почему бы не сказать судье, что твой кадр действительно нашел этот портфель в поезде. Ты мог бы попросить их об этом. – Я об этом думал, – с искренним сожалением отозвался Вианелло. – Но у парня такой послужной список, что мои друзья умыли руки. 15 Брунетти глянул на наручные часы и спросил у Вианелло: – У тебя есть срочные дела? – Нет. – Хорошо! Может, прогуляешься со мной к школе Альбертини? Инспектор встал. – Хочу посмотреть, что происходит после уроков, когда дети выходят из школы, – сказал Брунетти. – Кьяра заканчивает в пять. Может, и они тоже? – Договорились! Только схожу за пальто. Встретимся в холле, – сказал Вианелло, направляясь к двери. Минут через пять они вышли из квестуры и, немного не доходя до больницы, автоматически повернули к школе – на улицу Барбариа-делле-Толе. Брунетти почему-то вспомнилось, как он еще школьником играл в футбол (плохо) на кампо, но своих товарищей по команде припомнить не смог. Они с Вианелло перешли через мост возле палаццо Капелло, а еще через некоторое время свернули к школе. – Что мы ищем? – поинтересовался инспектор. – Я не очень представляю, как выглядит современный наркодилер. Брунетти пожал плечами. – Я тоже. Форнари не напоминал о себе с тех пор, как полтора года назад вышел на свободу, и все-таки именно он заправляет продажами в Альбертини. – Комиссар замедлил шаг и посмотрел на друга. – Что это может значить? По правую сторону от них тянулись магазины, и Вианелло вдруг замер, засмотревшись на приземистую коричневую вазу в витрине. – Чем старше я становлюсь, тем больше мне нравятся вещи в японском стиле, – сказал он, немало удивив Брунетти. – Почему?