– Но потом… – Потом пришел я. – Набрались впечатлений, собрали материал… – Разумеется. Леонард никак не мог понять, чего же добивается от него этот человек. – Но, как вы понимаете, при таких обстоятельствах любая мелочь может стать серьезной уликой. То, что на первый взгляд кажется ничего не значащим, впоследствии может поменять всю картину. – Разумеется, я все это прекрасно понимаю. Кореллу вдруг захотелось немедленно выйти на свежий воздух. – Не сомневаюсь, – ответил Сомерсет. – Как криминалист, вы понимаете в этом больше любого из нас. – Я понимаю также, чего можно добиться лестью и неуемными похвалами, – добавил Леонард. – Ха-ха! Вы меня разоблачили! – Сомерсет рассмеялся. – Но мне нет необходимости льстить вам, вы и без меня прекрасно знаете себе цену. И сейчас вы спрашиваете себя: чем еще я могу поделиться с этими господами? – Но вы ведь и сами обыскивали дом. Корелл оглянулся на Оскара Фарли, остававшегося на удивление молчаливым в продолжение всего разговора. Тот всплеснул руками, что должно было означать «да». «Им чего-то недостает», – подумал Корелл. – Во всяком случае, мы слышали, что вам удалось найти какой-то блокнот и бумаги, – продолжал Сомерсет. – Это правда, и я охотно передам вам все это, – сказал Корелл. – Мои математические познания не те, что были много лет назад. – И там ничего нет, кроме расчетов? – Насколько я понял. Но я только просмотрел их. Вы всё получите… – Корелл инстинктивно пошарил во внутреннем кармане. – Замечательно. – Но у меня не всё. – Не всё? – Алан Тьюринг оставил после себя «Дневники снов» – три толстые тетради, которые вел по рекомендации психотерапевта. К сожалению, я уже отослал их его брату, Джону Тьюрингу. – Ах вот как… – Мне жаль. – Что-нибудь еще? – Сомерсет выжидательно смотрел ему в глаза. – Нет. В этот момент Корелл понял, что не должен отдавать Сомерсету письма, пока сам толком не ознакомится с их содержанием. Он не мог сказать, зачем ему это нужно. – С братом мы обязательно свяжемся, – пообещал Сомерсет. – Можете прямо сейчас передать нам все остальное? Они спустились в отдел криминалистики, где помощник инспектора передал Сомерсету записные книжки Тьюринга. – Берегите свою спину, – напутствовал он на прощание Оскара Фарли. – Спасибо за политический экскурс, – повернулся к Роберту Сомерсету. – Было очень интересно. Корелл, из последних сил сдерживая нервозность, протянул гостям дрожащую правую руку. Собственно, что такого он сделал? Он – Леонард Корелл, сын Джеймса Корелла, писателя. Никто не вправе указывать ему, что делать. Потому что у Леонарда Корелла – особый интерес к математике, не имеющий прямого отношения к службе в полиции. Это часть его личной жизни, в которую никто не вправе вторгаться просто так… Что, в конце концов, вообразил о себе этот Сомерсет? Приходит вот так и требует… Нет, никто не получит этих писем. Никто не имеет на них права, кроме Леонарда Корелла. В конце концов, он учился в колледже в Кембридже… Дрожа от возбуждения, Леонард сел за письменный стол. Но не успел погрузиться в чтение, как почувствовал, что на него кто-то смотрит. Подняв глаза от протокола, он встретил взгляд Кенни Андерсона. – Что они от тебя хотели? – Так, ничего особенного. Поговорили о том о сем… – О том о сем… Я вижу, мистер помощник инспектора взял привычку задирать нос? – Правда?.. Нет, ничего подобного. – Ты, кажется, собирался напиться сегодня вечером? – Разве? Корелл подумывал, не уйти ли ему куда-нибудь со своими бумагами. Или все-таки наплевать на Кенни и остаться на месте? В этот момент ему на глаза попалось одно имя… Хью Александр. Вне всякого сомнения, оно было ему знакомо, вот только откуда? Очевидно, встречалось где-то в бумагах… В сегодняшнем протоколе Хью Александр значился главным свидетелем по делу Алана Тьюринга. Хотя об этом не говорилось напрямую, из текста Леонард понял, что Хью Александр работал с Тьюрингом в годы войны. Последнее нуждалось в проверке. Корелл поднялся и отправился к Глэдвину. *** Эндрю Глэдвин работал в архивном отсеке. Здесь хранилась информация о всех неблагонадежных и бывших под следствием. Кроме того, имелась небольшая библиотека со справочными материалами, где за день до того Корелл читал статью о «парадоксе лжеца». Но Эндрю Глэдвин был интересен и сам по себе. Лучший кроссвордист отделения и страстный читатель исторических биографий, он недаром носил прозвище Профессор. Или Оракул С Трубкой. Глэдвина можно было спросить о чем угодно, и всё не без толку. Отличаясь добродушием и тем, что называется «приятной полнотой», Эндрю, как и Кенни Андерсон, не брезговал спиртным. Но, в отличие от Кенни, употреблял только дорогие и благородные напитки, которые его организм усваивал без болезненных последствий. Глэдвину было около пятидесяти, но его волосы оставались густыми и черными, как у юноши. А глаза – пронзительно-карими, по крайней мере в первой половине дня. Когда Корелл вошел в архив, Глэдвин дымил своей трубкой и как будто ничем не был занят. – Привет, – поздоровался Леонард. – Привет. Чем могу служить? – Хью Александр, – ответил Корелл. – Знаешь о нем что-нибудь? – Ты имеешь в виду шахматиста? – Я сам не знаю, кого имею в виду, – вздохнул Корелл. – Но точно не карманника с Оксфорд-стрит. – Тогда, наверное, шахматиста. – Он проходил свидетелем по делу математика, который умер на днях. – Тогда это точно он. Вот, взгляни… Глэдвин достал с полки увесистый том «Кто есть кто», бывший, судя по виду обложки, в употреблении круглые сутки, и быстро нашел, что нужно. – Вот… Мне всегда нравились парни на «А»… «Хью О’Донел Александр, ирландец, профессор инженерного дела в Корке. В 1928 году выиграл Чемпионат Британии по шахматам среди мальчиков. Стипендиат Королевского колледжа в Кембридже по математике, ученик профессора Харди, в 1932 году читал лекции по математике в Винчестере. Научный консультант компании “Партнерство Джона Льюиса” в 1938 году…» Хотя, похоже, он больше занимался шахматами. – И многого достиг? – О да… гроссмейстер. Выигрывал у Ботвинника и Бронштейна. Чемпион Британии тридцать восьмого года. Один из ведущих шахматистов в мире. Был капитаном английской сборной на соревнованиях в Буэнос-Айресе, как раз накануне войны. – А чем он занимался во время войны, там не сказано? – Ничего, кроме того, что работал на Министерство иностранных дел. В сорок шестом году получил орден Британской империи. – Значит, и он тоже… – Что? – Мой покойник тоже был награжден этим орденом, – пояснил Корелл. – Скажите пожалуйста… А вот меня никто так и не отблагодарил за мою простреленную ногу… Ну, у тебя всё? Выглядишь, признаться… – Всё в порядке, – раздраженно перебил коллегу Корелл. Голова у него шла кругом. – У меня к тебе вопрос на тысячу фунтов, – осторожно начал Леонард. – Да?