– Оставь, пожалуйста. – Так ты в курсе этой истории? – Разве в общих чертах, – отмахнулся Кенни. Тем не менее он придвинул свой стул к Кореллу, придал лицу просветленное выражение и задвигал губами, как делал каждый раз, когда собирался рассказать что-нибудь важное. Корелл отвернулся, чтобы не дышать его перегаром. – Помню, тогда к нему на Эдлингтон-роуд кто-то вломился, – начал Кенни. – В высшей степени подозрительная кража со взломом. Унесли кучу разного барахла, в том числе перочинный нож и бутылку с чем-то таким… даже не полную. Ничего ценного, но «голубец» решил наказать преступника и явился к нам. – Кто принимал у него заявление? – Браун, как я полагаю. Педерасту очень хотелось знать, кто же это сделал. Он подозревал своего любовника – жалкого недоумка, которого подобрал на Окс-форд-роуд. – Что, криминальный тип? – Да нет, искатель счастья, из тех, что продают себя под мостом. Но наш «голубец», как там его… – Алан Тьюринг, – подсказал Корелл. – Тьюринг имел глупость выложить нам все свои подозрения, – Кенни кивнул. – Конечно, всего он не сказал… и об их отношениях с этим бедолагой тоже умолчал. Вместо этого сочинил какую-то историю, сквозь которую вся правда просвечивала насквозь. – И?.. – Коллеги, разумеется, наплевали на эту кражу и поднажали на Тьюринга, да так, что тот во всем признался. Его, конечно, удивил такой поворот дела… – То есть? – Ну как… Прийти к нам в надежде поймать грабителей – и в результате самому оказаться за решеткой… – Так его еще и посадили? – Приговорили; так, по крайней мере, я слышал… И с тех пор о Тьюринге ничего не было. До вчерашнего дня, я имею в виду. Засел, должно быть, в своей норе в Дин-Роу[6] и сгорал от стыда… – Вчера у меня возникло чувство, что он был немного сумасшедший, – признался Корелл. – Меня бы это не удивило, – подхватил Кенни. – Больной, что и говорить… – Не уверен, что всех гомиков следует считать больными. – Но ты же сам только что сказал… Корелл покачал головой. Он понял, что противоречит сам себе. Со времен колледжа «Мальборо» любой гомик был в его глазах больным по умолчанию, и Леонард только что сам употребил слово «сумасшедший» в отношении Тьюринга. Но уверенность Кенни Андерсона выглядела настолько омерзительной, что соглашаться с ним Корелл счел ниже своего достоинства. Он полагал, что коллега все же не вправе ставить математику диагноз. Ведь Кенни не было там, в доме на Эдлингтон-роуд. Он не видел Тьюринга лежавшим на спине на койке, и запах горького миндаля не бил ему в нос. Андерсон часто судил о людях слишком упрощенно и прямолинейно. Тьюринга можно было подозревать в чем угодно, но речь шла о крупном математике, несравнимо превосходящем Кенни Андерсона в плане умственных способностей. – Хочешь сказать, что инспектору криминальной полиции не к лицу судить наобум? – догадался Кенни. – Что-то в этом роде. – Я думал, мы просто болтаем… – Ты правильно думал, – поспешил согласиться Корелл. – Так что, этот Тьюринг имел контакты с преступным миром? – А у какого гомика их нет? Это само собой разумеется, когда речь заходит о них. Корелл кивнул, не желая развивать тему. – Тем не менее… – Что? – Следует хоть немного вникнуть в суть дела, прежде чем… – Конечно, конечно, – затараторил Кенни. – И поверь, никто здесь так не радуется хорошо спланированному убийству, как я. Но в данном случае все слишком очевидно… У парня было достаточно причин самому свести счеты с жизнью. К тому же до сих пор не нашлось ни одного человека из его окружения, кто смог бы объяснить, чем он там занимался… Пока всё на уровне сплетен и догадок. – Именно, – согласился Корелл. – Я уже говорил, что Росс желал тебя видеть? – Нет. А что ему нужно? – Ну, что может быть нужно этому черту… – Придурок, – негромко выругался Корелл. – Что-что?.. А ты, случайно, не с похмелья? Леонард не отвечал. Не стал напоминать даже, где у него сидят эти развязные намеки Кенни. Он так устал, что не сразу осознал сказанное коллегой. Потом вспомнил, что вчера был трезв, и мысленно возмутился. Помощник инспектора решительно отложил газеты, чтобы заняться делом Тьюринга, когда в дверях появился Алек Блок. Кенни шумно вздохнул, что совсем не обязательно относилось к Блоку. Скорее всего, таким образом Андерсон выразил недовольство жизнью в целом. Но Алек испуганно вскинул глаза и весь будто съежился, так что Кореллу захотелось вдруг поддержать коллегу и сказать ему что-нибудь ободряющее. – Ну, что там у тебя? – спросил он у Блока вместо этого. – Я положил рапорт тебе на стол, – объяснил тот. – Тебя не было здесь рано утром. – Отлично! – похвалил Корелл. – Только я его еще не видел. Так что там, расскажи вкратце… Блок принялся рассказывать. По всему было видно, что сам он находил свою историю захватывающей. Само по себе это ни о чем не говорило, Алек часто горячился по пустякам. Но на этот раз Корелл был по-настоящему заинтригован, поэтому его раздражала манера Алека отвлекаться на ничего не значившие мелочи. Вроде того, что Тьюринг почти не общался с соседями, за исключением миссис и мистера Уэбб, находящихся в настоящее время в отъезде и потому недоступных. Опрошенные в один голос свидетельствовали, что профессор не уделял достаточно внимания своему внешнему виду. Его часто видели небрежно одетым и непричесанным. Кроме того, он не отличался вежливостью, что выражалось в упорном нежелании поддерживать светскую беседу. Тьюринг совершенно не интересовался делами соседей и мог оборвать фразу на полуслове, если находил разговор скучным. А недавно дошел до того, что заменил свой мопед на дамский велосипед, что, как нетрудно догадаться, вызвало бурю насмешек и непристойных намеков; Блок был наслышан о сексуальной ориентации покойного. Последнее Корелл пропустил мимо ушей, за что коллега, судя по всему, остался ему благодарен. – Мистер Тьюринг работал над какой-то новой машиной в Манчестерском университете. Но об этом ты, наверное, уже знаешь. – Разумеется, – соврал Корелл. – Что-нибудь еще? – Я спрашивал, не было ли у него врагов. – И что говорят люди? – Нет. По крайней мере, таких, о ком знали бы соседи. Разве одна дама, некая мисс Ренделл, намекала, что высказывания Тьюринга о машинах могли кое-кого не на шутку разозлить. – А что такого Тьюринг говорил о машинах? Об этом Алек имел самое общее представление. Но в данном пункте было нечто, на что стоило бы обратить внимание. Нечто, что, по мнению дамы, шло вразрез с христианскими ценностями. Как и сексуальная ориентация Тьюринга, впрочем. – Церковь полагает, что душа есть только у человека, – пояснил Блок. – А Тьюринг приписывал машинам умение мыслить? – догадался Корелл. – Так говорила дама, – Алек кивнул. – Не исключено, что профессор говорил нечто подобное в переносном значении. – Или же действительно был не в своем уме, – закончил фразу Корелл. – Или так. Но он был доцент и получил докторскую степень в США. – Одно другому не мешает. – Это точно, – согласился Алек и зачем-то покрутил пальцем у виска. – У тебя как будто есть что-то еще… Корелл не ошибся. Блок не успел рассказать о некоей Ханне Голдман, проживавшей от Тьюринга через дорогу наискосок. По словам Алека, эта дама походила на растрепанное пугало. Она говорила без умолку, и от нее за версту несло парфюмерией и спиртным. Кое-кто из соседей полагал, что мисс Голдман балуется наркотиками, но достаточных тому подтверждений Блок не нашел. Итак, по словам мисс Голдман, несколько лет назад ее навестил некий «элегантный господин», говоривший с шотландским акцентом, из тех, что «работают на правительство». – На правительство? – переспросил Корелл. – Так она выразилась. И этот господин хотел снять комнату в ее доме, чтобы оттуда вести наблюдение за Тьюрингом. – Зачем? – Чтобы помешать ему вступать в предосудительные контакты гомосексуального свойства, если я правильно понял. – И с какой стати правительство заинтересовали гомосексуальные контакты Тьюринга? – Он был важной персоной, судя по всему.