За столом сидел Кенни Андерсон, почти не видный за закрывавшей обзор вешалкой. В архивном отсеке в клубах табачного дыма угадывалась фигура Глэдвина. – Наконец этот проклятый дождь кончился, – заметил Андерсон вместо приветствия. – Ни за что не поверил бы, если б не видел собственными глазами, – подхватил Корелл, всем своим видом давая понять, что не расположен к дальнейшей беседе. Кенни Андерсон был на пятнадцать лет старше Корелла. Несмотря на нелегкую жизнь, он был вполне дружелюбен в общении. Но за внешней приветливостью чувствовалась непробиваемая твердолобость, затруднявшая контакт между ним и Кореллом. Кроме того, по утрам Леонарду требовалось время, чтобы собраться с мыслями. Поэтому перед началом рабочего дня он любил уединиться в своем углу с «Манчестер гардиан» и «Уилмслоу экспресс». О недавней смерти в газетах не было ни слова, что не удивило Корелла, – похоже, журналисты просто не успели проснуться. Темой дня стал дождь. Писали, помимо прочего, о наводнении в Хаммерсмите и Стэйпенхилле, о крикете в Лидсе с сорока двумя тысячами раскупленных мест. На одной из вкладок Корелл нашел статью об отмене карточной системы и вспомнил, что уже слышал о чем-то таком от доктора Бёрда. Итак, с 4 июля англичане смогут покупать мясо и сливочное масло в неограниченных количествах. Для Корелла, с его шестистами семидесятью фунтами годового жалованья, это значило не так много. Поэтому он не стал задерживаться на этом материале и сразу перешел к спортивным новостям. Австралиец по фамилии Лэнди попытался побить рекорд самого Баннистера в забеге на одну милю в Стокгольме. Корелл задумался. Откуда-то, словно из другой жизни, доносился голос Кенни Андерсона. Но Леонарду приходилось напрягаться, чтобы пропускать его слова мимо ушей. – Эй… Андерсон вызывает Корелла. – Что… что случилось? Помощник инспектора повернулся. В нос ударил запах спирта, табака и перечной мяты. – Я слышал, тот «голубец» преставился? – Какой «голубец»? – Разве не к нему ты вчера ходил? – О ком ты? – О том, с Эдлингтон-роуд. – А… да, я был там вчера. Голова закружилась от воспоминаний, мыслей и ассоциаций. – Самоубийство? – Похоже на то. – А подробнее можно? – Он вскипятил целую кастрюлю цианида. Пахло ужасно. – Должно быть, не вынес позора. Да… некрасивая вышла история, что и говорить. – Некрасивая? – механически повторил Корелл. – Он ведь во всем признался, можешь себе представить? – Я, честно говоря, не особо в курсе… – Корелл замялся. – А что тебе о нем известно? Еще толком не зная, что имеет в виду Кенни, он все-таки понял, почему имя предполагаемого самоубийцы показалось ему знакомым. Тьюринг был осужден за гомосексуализм – за последние годы в Англии было вынесено множество таких приговоров. Сразу после войны, когда Корелл начинал в Манчестерском Б-дивизионе, проблема мужеложества не особенно волновала общество. Только после случая с Бёрджессом, сбежавшим в 1951 году со своим «напарником»[5] – имени которого Корелл не помнил – в Советский Союз, гомосексуалистами занялись по-настоящему. Проблема вдруг обрела актуальность – не в последнюю очередь из соображений государственной безопасности. – Собственно, знать тут нечего, – ответил Кенни на воспрос Корелла. – То есть? – не понял тот. – Обычный педераст, который, в отличие от многих, смог на это решиться… Парень не блистал умом, как я понимаю. – Он был математик. – Это ничего не значит. – И как будто имел орден за боевые заслуги. – Сейчас их имеет каждый второй. – У тебя есть? – Оставь, пожалуйста. – Так ты в курсе этой истории? – Разве в общих чертах, – отмахнулся Кенни. Тем не менее он придвинул свой стул к Кореллу, придал лицу просветленное выражение и задвигал губами, как делал каждый раз, когда собирался рассказать что-нибудь важное. Корелл отвернулся, чтобы не дышать его перегаром. – Помню, тогда к нему на Эдлингтон-роуд кто-то вломился, – начал Кенни. – В высшей степени подозрительная кража со взломом. Унесли кучу разного барахла, в том числе перочинный нож и бутылку с чем-то таким… даже не полную. Ничего ценного, но «голубец» решил наказать преступника и явился к нам. – Кто принимал у него заявление? – Браун, как я полагаю. Педерасту очень хотелось знать, кто же это сделал. Он подозревал своего любовника – жалкого недоумка, которого подобрал на Окс-форд-роуд. – Что, криминальный тип? – Да нет, искатель счастья, из тех, что продают себя под мостом. Но наш «голубец», как там его… – Алан Тьюринг, – подсказал Корелл. – Тьюринг имел глупость выложить нам все свои подозрения, – Кенни кивнул. – Конечно, всего он не сказал… и об их отношениях с этим бедолагой тоже умолчал. Вместо этого сочинил какую-то историю, сквозь которую вся правда просвечивала насквозь. – И?.. – Коллеги, разумеется, наплевали на эту кражу и поднажали на Тьюринга, да так, что тот во всем признался. Его, конечно, удивил такой поворот дела… – То есть? – Ну как… Прийти к нам в надежде поймать грабителей – и в результате самому оказаться за решеткой… – Так его еще и посадили? – Приговорили; так, по крайней мере, я слышал… И с тех пор о Тьюринге ничего не было. До вчерашнего дня, я имею в виду. Засел, должно быть, в своей норе в Дин-Роу[6] и сгорал от стыда… – Вчера у меня возникло чувство, что он был немного сумасшедший, – признался Корелл. – Меня бы это не удивило, – подхватил Кенни. – Больной, что и говорить… – Не уверен, что всех гомиков следует считать больными. – Но ты же сам только что сказал… Корелл покачал головой. Он понял, что противоречит сам себе. Со времен колледжа «Мальборо» любой гомик был в его глазах больным по умолчанию, и Леонард только что сам употребил слово «сумасшедший» в отношении Тьюринга. Но уверенность Кенни Андерсона выглядела настолько омерзительной, что соглашаться с ним Корелл счел ниже своего достоинства. Он полагал, что коллега все же не вправе ставить математику диагноз. Ведь Кенни не было там, в доме на Эдлингтон-роуд. Он не видел Тьюринга лежавшим на спине на койке, и запах горького миндаля не бил ему в нос. Андерсон часто судил о людях слишком упрощенно и прямолинейно. Тьюринга можно было подозревать в чем угодно, но речь шла о крупном математике, несравнимо превосходящем Кенни Андерсона в плане умственных способностей. – Хочешь сказать, что инспектору криминальной полиции не к лицу судить наобум? – догадался Кенни. – Что-то в этом роде. – Я думал, мы просто болтаем… – Ты правильно думал, – поспешил согласиться Корелл. – Так что, этот Тьюринг имел контакты с преступным миром? – А у какого гомика их нет? Это само собой разумеется, когда речь заходит о них. Корелл кивнул, не желая развивать тему. – Тем не менее… – Что? – Следует хоть немного вникнуть в суть дела, прежде чем… – Конечно, конечно, – затараторил Кенни. – И поверь, никто здесь так не радуется хорошо спланированному убийству, как я. Но в данном случае все слишком очевидно… У парня было достаточно причин самому свести счеты с жизнью. К тому же до сих пор не нашлось ни одного человека из его окружения, кто смог бы объяснить, чем он там занимался… Пока всё на уровне сплетен и догадок. – Именно, – согласился Корелл. – Я уже говорил, что Росс желал тебя видеть? – Нет. А что ему нужно? – Ну, что может быть нужно этому черту…