– Сработал фактор неожиданности, – сказал Донцов. – Сейчас они перегруппируются, подтянут артиллерию и начнут нас месить на полную катушку. Передайте по цепи, при начале обстрела всем в укрытия, наблюдателям докладывать о любых изменениях обстановки. – Он покрутил ручку полевого телефона. – Высота один, ответь! – Слушаю, – прозвучал в трубке голос Фраучи. – Вы у них как кость в горле. Вас постараются зачистить в первую очередь. Поглядывайте там. И никакого геройства! Если запахнет жареным, то немедленно отходите. – Понял про жареное, – отозвался Фраучи. К обеду противник подтянул артиллерию и начал интенсивный обстрел базы. Здания и сооружения превращались в дымящиеся руины. Но потери среди личного состава, основательно зарывшегося в землю, были минимальные. Обстреливали франкисты и высотки – на склонах холмов то и дело наблюдались взрывы, поднимались в воздух кучи земли и обломки деревьев. Но заслоны окопались за обратными скатами. Попасть туда было проблематично. Когда артиллерия противника стихла, в районе высот раздались несколько взрывов иного характера, сопровождаемых интенсивной стрельбой. – Нас атаковали, но сработали сюрпризы Джиги, – доложил по телефону Фраучи. – Теперь враги залегли где-то в кустах и стреляют. Но толку мало, потерь у нас ноль. По этим самым кустам немедленно ударили сорокапятки. Противник попал под перекрестный огонь и откатился от высоток. В бинокль были хорошо видны фигурки убегающих солдат. В этот день неприятель больше не атаковал, а лишь периодически возобновлял артиллерийский обстрел. Ночью раздался взрыв, потом второй непосредственно перед окопами. Это сработали противопехотные мины. Загорелись прожектора, и в ярком свете стали видны набегающие толпы солдат противника. Заработали крупнокалиберные пулеметы, выкашивая ряды врагов, защелкали ружейные выстрелы. Один из солдат, уже прошитый пулями, все-таки добрался до проволочного заграждения и повис на нем безжизненной тряпкой. – Прорыв на левом фланге, – раздался чей-то голос. «Там Сан Саныч командует. Он разберется», – подумал Донцов, однако вместе с группой бойцов бросился на подмогу. Их помощь не понадобилась. Противник каким-то образом умудрился прорвать спираль Бруно, но в неудачном месте, как раз там, где занимала позиции часть отряда под командованием Солейко. Эти бойцы были хорошо обучены штыковому бою. Поэтому рукопашная схватка оказалась скоротечной. – У нас все в порядке, командир, – доложил Сан Саныч. Донцов подозвал к себе санитара и спросил: – Потери?.. – Двенадцать убитых и два десятка раненых, – ответил медик. – Легкие вернулись в строй, а тяжелых мы отправили в Валенсию на грузовике. Он, слава богу, цел остался, вернется часа через четыре. Утро выдалось спокойным, никаких действий противник не предпринимал. Даже пушки молчали. Это показалось Донцову подозрительным. Он выслал разведку и получил доклад, подтвердивший его опасения. – Судя по всему, противник решил идти в обход. Там местность лесистая, бронетехника пройдет с трудом, но атаковать базу в лоб франкисты, похоже, отказались, – сказал Алексей Доминго Унгрии. – Нам здесь больше делать нечего. Если мы здесь задержимся, то в окружение попадем, – заявил тот. – Будем трубить отход? – спросил Донцов, хотя и не сомневался в ответе. – Будем, – сказал Доминго и тут же начал отдавать приказы офицерам: – Увести заслоны с высоток, предварительно выслав туда группы прикрытия, пушки не забирать, а лишь снять прицелы, склад с боеприпасами подготовить к взрыву. – Он посмотрел на Джигу, который понимающе кивнул и тут же ретировался. – Раненых на грузовике отправить в Валенсию, убитых похоронить и обозначить на карте место погребения. Через час уходим по намеченным маршрутам. Выполнять! Когда походная колонна бригады удалилась на несколько километров от базы, позади раздался мощный взрыв. – Это склад боеприпасов, – пояснил Алексей бойцам, идущим рядом с ним. – Горячий привет генералу Франко от лейтенанта Джиги. Отряд Донцова был размещен в ведомственной гостинице, расположенной на территории какого-то завода. Алексей хотел было остаться там, со своими людьми, но Альба воспротивилась. – Пат нам нашел пустующую квартиру, – заявила девушка. – Она принадлежала его сослуживцу. Он погиб. Это совсем недалеко, километра два, полчаса пешком, да и телефон там есть. Донцов не собирался возражать. Он сильно соскучился по любимой женщине, а тут такая удача подвалила. С Донцовым связался Иосиф Шмыга, сказал, что прибывает в Валенсию, и назначил встречу, но не в военном штабе, а в кафе. Это Алексея не особенно удивило. В последнее время координация действий с республиканским командованием заметно ослабла. Он планировал операции отряда самостоятельно, ставил в известность лишь Доминго Унгрию. В городе царила атмосфера ежедневного праздника, как будто война была далеко или ее вовсе не существовало. Всюду виднелись флаги, транспаранты, плакаты и цветы. Противник занял Теруэль, угрожал отрезать Каталонию, в ряде мест продолжали бесчинствовать анархисты и другие разрушители тыла, а народ гулял точно так же, как в мирное время. По вечерам и даже днем улицы были заполнены безмятежной публикой. По тротуарам лениво прогуливались вальяжные кабальеро, девушки в цветастых платьях шли под ручку с военными, регулярно появлялись музыканты, под гитару и аккордеон исполняющие патриотические песни. Террасы кафе после обеда наполнялись разномастной публикой. Лучезарное море, ни одного облачка на небе, услужливые официанты подают вино и обильную еду. Благодать! Донцова подобная картина не то чтобы злила. Она его скорее раздражала. «Кто-то воюет, работает на заводах, в полях и рудниках, а куча бездельников непрерывно празднует победу, которой в помине нет и не предвидится. Их бы послать на рытье окопов, но, видимо, некому распорядиться. Это не военное положение, а бордель в городских масштабах. Все эти бездельники первыми и сбегут, прямо как крысы с тонущего корабля, когда запахнет жареным. Это произойдет уже очень скоро. Но они расслабились, выпали из ритма реальной жизни, заглушили обоняние пьянством и распутством. Впрочем, это не моя страна, не мой народ. Пусть будет так, как будет». Когда Алексей вошел в кафе, Шмыга был уже там, сидел один за столиком под картиной с абстрактной композицией. Они обменялись рукопожатием, заказали бутылку сухого вина и фрукты. Первым заговорил Донцов: – Базу после упорной обороны пришлось оставить, отступить, чтобы спасти от полного разгрома бригаду Доминго Унгрии, да и наш отряд тоже. – Я в курсе. – Шмыга согласно кивнул. – Это случилось бы при любых раскладах, но вы задержали наступление противника почти на двое суток. А теперь слушай меня. Мы с тобой не агитаторы и пропагандисты, поэтому руководствуемся не пламенными лозунгами и призывами, а целесообразностью действий в тех рамках, которые нам определило начальство вне зависимости от степени альтернативности понимания процессов, происходящих здесь. У нас сейчас частная, ни к чему не обязывающая беседа, поэтому я рискну высказать свое мнение. Все внешние участники испанской заварухи имеют собственные интересы, в которые никоим образом не входит установление демократии в Испании. Вот смотри, что говорит лорд Плимут из верхней палаты английского парламента. Шмыга передал Донцову газету, и тот быстро пробежал кусок текста, обведенный карандашом: «Как бы ни кончилась война, Испания выйдет из нее совершенно разоренной. Для восстановления своего хозяйства ей потребуются деньги… Откуда она их может получить? Во всяком случае, не от Германии и Италии: у них денег нет, впрочем, как и у СССР. Деньги разоренная Испания сможет получить только в Лондоне. Кто бы ни оказался после войны во главе Испании, он должен будет обратиться к нашим банкам… Вот тогда и наступит наш час… Мы сумеем договориться с этим будущим правительством Испании обо всем, что нам нужно: и о финансовых компенсациях, и о политических и военных гарантиях… Нет, наши интересы не пострадают при любом исходе войны!» – Да, все прозрачно. – Донцов на несколько секунд задумался. – А наши как? Товарищ Сталин тоже не заинтересован в установлении этой самой демократии? – Думаю, что нет, несмотря на публичные заявления, – сказал Шмыга, забрал у Донцова газету, сложил ее и сунул в карман. – Так же, как все остальные, а уж Гитлер с Муссолини точно, потому что это нереально. Ты сам видишь, что тут творится. Продолжаются дискуссии между слепыми и глухими на потеху немой публике. СССР стремится к удалению возможной европейской войны от своих границ, вовлекает и связывает всех ее возможных участников в испанском противостоянии. Мы хотим, чтобы в Испании был создан режим, целиком зависящий от нас. Но все идет к тому, что этот фокус не пройдет. Нам вскоре предстоит эксфильтрация, то есть перемещение наших людей в безопасную зону, а именно в СССР. Фалангисты побеждают не только в военном, но и в культурном плане. Ты в курсе, что они взяли под свой контроль школьное и университетское образование, книгопечатание, библиотечное дело, объекты культуры, отменили все антирелигиозные законы, принятые республиканским правительством. Они хотят сформировать, образно говоря, нового человека. – Нечто подобное я уже слышал от одного немца, у которого побывал в гостях, – проговорил Донцов и недобро усмехнулся. – В каких еще гостях? – встрепенулся Шмыга. – Ты об этом ничего не докладывал. – А я не такой дурак, чтобы докладывать о том, что побывал в плену у немецкого разведчика. У нас два раза в ГУЛАГ не сажают, а применяют меру высшей социальной защиты. На мне и так уже висит кем-то взорванный склад с боеприпасами. В одном из пунктов «Акта о невмешательстве» черным по белому прописано, что все добровольцы, участвующие в гражданской войне в Испании, являются преступниками. – Донцов поймал взгляд Шмыги и продолжил: – Но ведь у нас частная беседа, не так ли? А если вдруг нет, то не был я нигде. Все это мои горячечные фантазии. – Ладно, проехали, не бери в голову, – успокоил его Шмыга. – Давай лучше выпьем. Только не за победу, а за удачу. Мужчины сделали по глотку вина. – Ладно, хорошо. Людей выведут, а как же техника? Она останется у Франко? – спросил Донцов. – Останется, но не вся, – ответил Шмыга. – Самолеты улетят на аэродромы, расположенные где-нибудь во Франции. Ну а за все остальное, считай, уже заплачено. Республиканское правительство передало на хранение в СССР свой золотой запас. Франко никто ничего возвращать не будет. Англичане, конечно, взвоют в силу колониальной привычки грести все под себя, но собака лает, ветер носит, а поезд уже ушел. Донцов напрягся, глянул поверх плеча Шмыги, как будто пытался поймать ускользающую мысль. Видимо, он сумел это сделать и спросил: – Ты в курсе о судьбе Яна Карловича Берзина? – Отчасти, лишь контурно. Это вне компетенции нашего ведомства, сфера НКВД. – Шмыга растягивал слова, как бы раздумывал, стоит ли отвечать на этот вопрос, но все-таки продолжил: – Он в мае прошлого года был отозван в Москву и вновь назначен начальником Разведывательного управления штаба РККА. Чуть позднее Берзин стал армейским комиссаром второго ранга, получил орден Ленина. А потом случилось нечто очень странное. Он начал выступать на партсобраниях, называл шпионами и террористами людей, с которыми проработал многие годы. Их арестовали органы НКВД, объявив одних троцкистами, а других просто врагами народа. Дальнейшую судьбу этих людей я точно не знаю, но ты сам понимаешь, что в покое их не оставили, если они вообще живы. Кто-то из них дал показания на самого Берзина. Его сняли с должности и обвинили в троцкистской антисоветской террористической деятельности по известной тебе пятьдесят восьмой статье. Где он теперь, знает разве что товарищ Ежов. Я не понимаю, каким образом один из руководителей военной разведки мог быть связан с троцкистами, чего ради он стал бы оказывать им какие-либо услуги. А что здесь, в Испании? Если тут и есть троцкисты, то на уровне статистической погрешности. Они не влияют ни на что и никак. Ты не распространяйся по этому поводу, а то сам попадешь под трамвай. Берзин нами руководил здесь. Тебя да меня тоже могут привлечь в качестве свидетелей по делу с последующей трансформацией в обвиняемые. Сейчас нам с тобой находиться в Испании, на войне, куда безопасней, чем в Советском Союзе. Вот такие парадоксы и жизненные кульбиты. – А ты меня по какому поводу сюда пригласил? Не в просветительских же целях? – спросил Донцов, внимательно прослушав комментарии Шмыги. – И в просветительских тоже, – сказал тот. – Чтобы ты знал, куда двигаться, когда нет политической карты и руководящего идеологического компаса. СССР отзывает добровольцев под тем соусом, что республиканцы сами от них отказываются. Помощь от Союза оскудела якобы из-за морской блокады. Наши советники сворачивают свою деятельность и покидают Мадрид. Меня тоже отзывают. Через два дня я отсюда отчаливаю. – Он сделал паузу и в упор посмотрел на Донцова. – А вот насчет тебя никаких указаний не поступало. Причины мне неизвестны. Прибуду в Москву, постараюсь выяснить. Но приготовься к тому, что тебе придется выплывать из этого болота самостоятельно. Тебе деньги подвезли? – Пока нет, – ответил Донцов, пожал плечами и добавил: – Но мы и не нуждаемся. Когда покидали Хаен, Солейко с Мигелем взяли большой кредит в филиале одного английского банка. В фунтах стерлингах, наличными. – Знаю я ваши кредиты. – Шмыга язвительно хмыкнул. – Понял твой намек, но это ты зря. Не было никакого ограбления! – заявил Донцов. – Просто наши люди под руководством Сан Саныча блокировали все входы и выходы в банк. Мигель пошел к управляющему и очень вежливо попросил денег взаймы. Когда англичанин потребовал гарантий возврата, Мигель подвел его к окну, показал на парней с винтовками и сказал, что они являются самой надежной гарантией. Англичанин понял, что лучше пожертвовать малой частью, чем потерять все, и деньги выдал. При этом он потребовал подписать кредитный договор со всеми обязательствами и неустойками. Так что с финансами все в порядке. Еще что-нибудь? – Необходимо выполнить еще одно поручение, может быть, последнее. В Мадриде участились факты предательства, скрытого, подспудного. Недавно была раскрыта агентурная сеть, которая просочилась на все уровни власти. Саботаж, вредительство, слив стратегической информации и так далее. Сеть ликвидировали, но не до конца. Осталась верхушка. Самого главного паука не тронули. Мы своими силами его вычислили. Это некто Гомес, отвечающий в правительстве за снабжение армии. Когда мы дали на него компрометирующие материалы, нам не поверили. Мол, все это происки врага, а Гомес – истинный, многократно проверенный борец за демократию. Короче, его надо зачистить. – У тебя к нему что-то личное? – поинтересовался Донцов. – Скорее у него ко мне. Меня пытались убить прямо в ресторане, подослали троих мальчиков с пальчик. – Шмыга усмехнулся. – Они ножиками решили побаловаться. – Результат можно предсказать. – Донцов ни капельки не сомневался в способностях своего наставника по рукопашному бою. – Ну да, три трупа. – Шмыга в упор посмотрел на Алексея. – Впрочем, ты можешь проигнорировать это поручение. В нынешней неразберихе вряд ли кто-то проконтролирует его исполнение и предъявит тебе претензии. – Провоцируешь, да? Я сюда не в песочек пришел играть. Из армии меня никто не увольнял, поэтому я буду выполнять приказы командования любыми средствами, вне зависимости от побочных обстоятельств, – отчеканил Донцов, не отрывая взгляда от Шмыги. – Я не сомневался, что ты ответишь именно так, и верю в твою искренность. – А я не верю, а работаю, – отрубил Донцов. – У тебя все? – Все. – Шмыга поднялся из-за стола, давая понять, что разговор иссяк. Донцов последовал его примеру. Они вышли из кафе и разошлись в разные стороны. На грани Донцов собрал на совещание своих преторианцев, включая Дамиана. После участия в нескольких серьезных, очень рискованных операциях Деми пользовался у Алексея абсолютным доверием.