— Главное, чтоб не сдох до допроса, — ответил я, засовывая подмышку папку с документами, — иначе уйдёт на респ и ищи его потом. — Не уйдёт, — уверенно ответил спецназовец, — мы его, для профилактики, каждые пятнадцать минут негатором обрабатываем. Даже если стационарные отключатся, мы его удержим. Подойдя к крыльцу, я пожал руку обоим парням стоявшим там и с интересом наблюдающим за происходящим. — Кого привёз? — поинтересовался Пашка Кулагин, высокий, темноволосый, двадцати восьми лет отроду, опер управления, только с другого отдела. А второй — Виталя Кыржановский, что был его на год старше и на полголовы ниже, добавил: — Серьёзный кто-то? Чего его спецы так обработали? — Наггибатор три семёрки, — ответил я и оба офицера тут же посерьезнели, они особо опасных игроков тоже прекрасно знали по никам. — Красава Андрюха! — хлопнул меня по плечу, от избытка чувств, Виталя, — этого точно трупом на пожизненное определят. — Не загадывай, — поморщился я, — суд решит. — Решит, решит, — заулыбался тот, а я, больше не задерживаясь, прошел в управление, дёрнув на себя массивную железную дверь. Та противно заскрипела, затренькала металлической пружиной, затем с грохотом захлопнулась за моей спиной. Поднявшись по ступеням в фойе, я подошел к дежурке, протянул сидевшему там майору заполненный в машине протокол задержания. — Отметь у себя, задержан игрок, оказал сопротивление, сейчас внизу, в камере. — Хорошо, — кивнул тот, с неохотой отрываясь от экрана компьютера, — сейчас внесу его. Помдежа отправить? — Не стоит, там спецы с ним, — отрицательно качнул я головой. — Надолго? — Не знаю, — покачал я головой, — как пойдёт. От дежурки я поднялся на второй этаж, мимо ряда безликих дверей с номерами. Остановился у двести тринадцатой, стукнул пару раз костяшками пальцев, затем заглянул: — Вадим Петрович. — А, Андрей, заходи, — начальник отдела кивнул, — ну что, как выезд? Вадим Петрович Булдаков был подполковником и начинал службу ещё в советской милиции. Затем милиция стала российской, а три года назад и вовсе переименовалась в полицию. Все эти изменения он переживал стоически и когда опытному менту предложили перейти во вновь созданную службу надзора, тоже долго не раздумывал. — Нормально, — ответил я, проходя и присаживаясь на стул у стены, закинул ногу на ногу, — взяли игрока, есть основания считать, что это один из списка. — Кто? — тут же посерьезнел подполковник. — Наггибатор три семёрки, — ответил я и старый опер за столом сощурился, вспоминая этого персонажа, а затем переспросил, задумчиво кусая губы: — Ты уверен? — Был под наложенной личиной, но вероятность большая. Он пытался атаковать и уйти, успели задержать. — Парни все целы? — посмотрел на меня внимательно Булдаков, но чуть расслабился, когда я кивнул. — Ладно, давай отработай его, только аккуратно, впрочем, тебя учить, только портить. Тут снаружи здания раздался какой-то хлопок. Мы с Булдаковым синхронно пригнулись, хватаясь за негаторы, я на поясе, а подполковник цапнув пушку со стола. Затем начальник отдела выглянул в окно, выходящее на проспект. Понаблюдав за обстановкой, он вернулся в кресло, укладывая излучатель обратно на стол, на мой немой вопрос ответил: — Вроде тихо всё. Сейчас узнаю. Подняв трубку телефона, он набрал дежурку, выслушал неразбочивое с моего места бормотание, затем вздохнул и вернул трубку обратно. — Неизвестный запустил в здание управления файербол. Из повреждений только закопчёная стена и частично оплавленное окно. Сейчас проверяют по камерам, может удастся лицо разглядеть. — Вряд-ли, — поморщился я, — дурачков в открытую бравирующих статусом и заблуждающихся относительно своей безнаказанности осталось немного. Те кто попробовал, после трёх месяцев в состоянии трупа, в статах лишились по несколько пунктов и чудить желание потеряли. Если это был маг, думаю на лицо наложил иллюзию или скрыл маской. — Ладно, — произнёс Булдаков, — то уже не твоя забота, ты иди с этим Наггибатором решай. Допросная у нас была на первом этаже. С клеткой в углу, для особо буйных, столом и парой привинченных к полу стульев. В стене, как в лучших домах Парижа и Лондона было сделано тонированное окно через которое, из соседней комнаты, могли наблюдать за допросом другие, оставаясь инкогнито. Задержанного ввели, вернее будет сказать, внесли двое спецназовцев и усадили на стул, немедленно приковав руки наручниками к столу. Лже-эльф был в сознании, судя по запаху, возвращённый в этот мир ударной порцией нашатыря, постоянно морщился и кривился, но терпел, демонстрируя своё презрение к нам. — Ну что, — присел я напротив, глядя ему в глаза, — Наггибатор семь, семь, семь, сам признаешься? — Иди нахер, сраный непись! — злобно рявкнул тот в ответ, страшно вращая глазами. Дёрнулся, пытаясь разорвать наручники. Со способностями игрока он бы это сделал играючи. Вообще взаимодействие игрока с предметами нашего мира было странным, словно их тела подчинялись каким-то другим законам физики, либо законам другой физики. Но сейчас он был практически обычный человек и всё что ему оставалось — лишь беситься, да крыть меня матом. — Понятно, — я посмотрел в угол комнаты, где под потолком висела видеокамера, пищущая всё происходящее, снова вернулся взглядом к лже-эльфу, — тогда, в соответствии со статьёй сто восемьдесят девять прим один уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, в отношении лица являющегося игроком и подозреваемого в совершении тяжкого преступления, а нападение на офицера надзора с угрозой его жизни и здоровью является таковым, для проведения допроса разрешено применение специальных средств. Я подошел к шкафчику на стене, отпер его и достал шприц тюбик с “сывороткой правды”. Увидев его, Наггибатор сначала замолчал, а затем, зло сощурившись, с желчью в голосе выплюнул: — Я хочу адвоката. Видимо сталкивался с подобным препаратом, после него отходники очень уж неприятные, всё-таки практически наркотик. Но я только постучал по шприцу ногтём, и, повернувшись, холодно ответил: — Насколько я знаю, нет игрового класса — адвокат. Или тебе нужен кто-то с ником Адвокат? Тоже ничем помочь не могу, доступа в ваш игровой чат у нас нет. — Мне нужен обычный адвокат, — напряженно ответил лже-эльф, неотрывно наблюдая за шприцом. — Это который непись, что-ли? — я приподнял удивлённо бровь, — боюсь, что неписям не позволит представлять интересы игроков статус. — Сука! — выпалил тот, — сука, сука, сука… Забился, сползая со стула, сколько позволяли прикованные руки и плохо слушающиеся ноги. Спецы тут же подскочили, хватая его под подмышки, потащили, усаживая обратно. — Где следователь, где прокурор, вы охренели?! — вопил тот, отчаянно вырываясь. — Ну о чём ты, — ответил я, подходя ближе, — ты же игрок, знаешь же, что такое игровая условность? Так вот, считай, что тут тоже игровая условность, нет следователя, нет прокурора, есть только я… — я заглянул ему в глаза, — и ты. Воткнув иглу в шею, я выдавил полный шприц препарата и выбросил опустевший тюбик в ведро в углу. Через несколько минут лже-эльф перестал дёргаться и поплыл. Взгляд его расфокусировался, а из уголка губ потянулась слюна. — Твой никнейм, — задал я вопрос, снова усевшись на стул. — Наггибатор семь, семь, семь, — медленно, пуская пузыри, ответил тот. Я зло улыбнулся, всё-таки не ошибся в своих выводах. Спросил снова: — Игровая раса и класс? — Гоблин, плут. — Уровень? — Четырнадцать. — Сколько людей ты убил? Наггибатор на секунду завис, затем ответил: — Я не убивал людей. — Два месяца назад ты зарубил на улице семью с двумя детьми, трёх и семи лет, и нескольких прохожих, — продолжая оставаться внешне спокойным, — произнёс я. — Это не были люди, — ответил тот, — неписи. Мне не хватало до уровня. Их хватило. — Скольких… — тут мой голос предательски дрогнул, но я кашлянул и переспросил, — скольких неписей ты убил всего? — Не считал. Много. Первые уровней пять на них набил. Потом опыта стали мало давать. Откинувшись на спинку стула, я замолчал, разглядывая сидевшего передо мной, даже не знаю как назвать, монстра, чудовища… одно точно, оно больше не было человеком. А может и никогда не было, недаром система его гоблином сделала. И он такой был не один. Относительный порядок, когда почти перестали убивать открыто на улицах, мы навели, дай бог, месяца через четыре, после создания надзора. А до этого творился форменный ад. Жизнь человеческая не стоила и гроша. Убивали за взгляд, за слово, просто смеха ради. Или, как вот этот, за крохи падающего с них опыта.