Это слишком большие деньги. Но я предпочитаю не произносить подобное вслух. Наслаждаясь прекрасными видами и ярким солнцем, сама не замечаю, как делаю глоток из бокала, а затем ещё один. Алкоголь расслабляет натянутые мышцы. И я так устала. Физически и морально. – Значит, адреналин тебе помог, Белоснежка. Расскажи мне больше. Ты переживала подобное когда-нибудь? Бросаю взгляд на Лазарро, облокотившегося о перила. Тяжело вздыхаю и мотаю головой. – Никогда. Это было страшно больно. Почему-то я вспомнила свою семью, их поступки, бывших коллег, своего парня. Да всю жизнь. И это выглядело плохо… – Дерьмово? Улыбаюсь и киваю ему. – Да. Меня воспитывали правильно. Учили помогать своим родителям и семье. Отдавать последнее им. Жертвовать ради них всем. Я так и жила. Оставила хорошую работу ради них. Оплачивала многие расходы сестры и брата, хотя не была обязана это делать. Не хотела, чтобы меня обвиняли в эгоизме. Я жила для них, как и для других людей. Пыталась всем угодить, понимаешь? Наверное, я слишком доверчива, но раньше не обращала внимания на то, что и с какой интонацией мне говорят. Воспринимала это, как шутку, или оправдывала их, ведь всем сложно. Я просто не думала о себе. И сегодня я это увидела. Мне было больно. Очень больно. Думаю, что всё это время я была в шоке. Не отошла ещё от решётки и страха за свою жизнь и жизнь моей семьи. Не знаю, что со мной произошло. Я не понимаю. Мне жалко себя стало. Это плохо, да? – горько улыбаюсь. – Почему плохо? – внимательно слушая меня, спрашивает Лазарро. – Потому что родители никогда себя не жалели. Они всегда работали для нас, для нашего будущего и дали нам всем хорошее образование. Им никто не помогал. Они всё делали сами и старались уберечь нас от проблем. Моя старшая сестра рано забеременела, потом тайно сделала аборт. Она уехала от родителей и, вообще, редко появляется у них. Мой брат – поздний ребёнок. У родителей уже не было тех сил, что они вкладывали в нас с сестрой. Может быть, поэтому он эгоист и не ценит ничего. А я… всегда была привязана к ним. Даже живя в Лондоне, я говорила с ними несколько раз в день, купила для них дом и пыталась как-то отплатить за то, что они дали мне. Не знаю, почему я так отличаюсь от своих брата и сестры, но не жалею о том, что люблю и уважаю своих родителей. Я никогда от них не отвернусь, и сейчас мне страшно за них. Это плохо, что страшно только за них, а не за брата и сестру, и их семьи. Никто из них не переживал с нами сложное время. Никто не отказывался от своих благ, чтобы помочь родителям. Оставалась только я. И разрушить надежду родителей, не посмела. Мне не жаль. Это всё ерунда. Я старалась помогать им всем, а сейчас всё обратилось против меня. Не понимаю, где я сделала ошибку? – Отпиваю из бокала, грустно переживая свои мысли, высказанные вслух. – Ты хочешь, чтобы я тебе ответил? – Не знаю. Наверное, да, – пожимаю плечами. – Ты из другого мира. Говоришь странные вещи, поступаешь странно, и зачастую я шокирована этим. Таких людей, как ты, Лазарро, я никогда не встречала и вряд ли встречу. Порой твои действия приводят меня в панику, но потом я обдумываю их и вижу совсем иначе. Ты… – Мудак. Не забыла? Шире улыбаюсь ему и качаю головой. – Тебе всегда нужно ругаться? Зачем ты это делаешь? – спрашиваю, склоняя голову, и щурюсь от солнечных лучей. – Почему нет? Это передаёт суть намного больше, чем сотня твоих культурных слов. Пока ты будешь описывать проблему, я скажу всё проще и быстрее. Тебя за это время уже поймают, а я добьюсь своего. Вежливость в моём мире неприемлема. Здесь надо действовать быстро и грубо. Жестоко. Это для меня норма. Каждый выбирает свою тропу, Белоснежка, моя покрыта кровью. А твоя… – Лазарро отталкивается от перил и подходит ко мне со спины. Кошусь на него. Он крепко обхватывает одной рукой мою талию и подталкивает ближе к перилам. – Красиво, правда? – его голос понижается. – Да. Очень, – киваю я. – Лишь с виду, Белоснежка. Ты всегда должна смотреть глубже. Ты можешь сказать уверенно, впитывала эта земля кровь людей или нет? Озадаченно поворачиваю голову к Лазарро. Он допивает виски и с силой швыряет бокал за балкон. Внизу раздаётся звон разбитого стекла. – Не можешь. Так и твоя тропа. Ты видишь её такой, – его вторая рука ложится на мою талию. Лазарро прижимает меня к себе, и в его аромате, тепле и силе, становится уютно. – Нетронутой. Невинной. Чистой. Но ты не можешь знать, сколько крови пролито на ней. Земля прекрасно её впитывает, не оставляя следов. Она зарастает травой, и вот ты подходишь к ней. К новой тропе, которую решила выбрать, – его вкрадчивый голос убаюкивает. Облокачиваюсь о его тело, смотря на зелень вокруг нас. – Но по ней уже когда-то ходили люди. Ты не видишь ничего, кроме внешней красоты. И в этом ошибка, Белоснежка. Твоя тропа другая, а ты обязательно попадёшь в ловушку, в которую тебя заманивают. Лоск. Блеск. Улыбки. Вежливость. Этикет. Мораль. Всё это поверхностно. Наигранно. Лживо. И когда ты поймёшь это, может быть слишком поздно. – Тогда как выбрать свою тропу? Как найти её и понять, что она твоя? – спрашивая, смотрю на Лазарро. Он улыбается и шумно вздыхает. – Методом проб и ошибок. Иначе ты не сможешь узнать ни саму себя, ни людей. Опыт. Он смертелен в большинстве случаев, но всегда есть шанс увидеть всё через другого человека. – Это как? – Подчиниться ему, и тогда он первым заметит опасность. Он научит. Покажет. Благодаря этому, ты и начнёшь больше понимать. – Как ловко ты снова перешёл к этой теме, Лазарро? Не стыдно? – смеюсь, пихая его затылком. Я жду, что он улыбнётся, но он смотрит на меня очень серьёзно, отчего и моя улыбка угасает. – Подчинись мне, Белоснежка, и я открою для тебя мир, о котором ты даже не подозревала. Ты знаешь, чего хочешь. Ты больше не можешь врать мне, делая вид, что не возбуждаешься при моих прикосновениях. Сейчас ты сказала достаточно, чтобы мне стало понятно, насколько больше тебе нужен я, чем ты мне. Отбрось сомнения, скоро придёт время, и тебе придётся решать, будет ли это больно для тебя, или же ты получишь удовольствие. Я бы предпочёл первое. А что выберешь ты? Глава 13 Каждый человек обретает свою индивидуальность на протяжении многих лет. Он, как губка, впитывает хорошее и плохое. Живёт в определённом обществе и имеет ограниченные, а порой и навязанные этим обществом взгляды на мир. Двадцать семь лет я практически находилась за железным занавесом проблем и страхов. Они были такими же, как и у миллиардов людей по всей планете. Но сейчас меня резко бросили к минимальному проценту граждан, которым был дан второй шанс что-то изменить в своей жизни. Именно так я рассматриваю свою ошибку и ужасное рабство, грозившее мне. Необходимо поменять что-то в себе, стать другой, уже зная, чем могут вернуться добро, и панический страх за свою семью. Обдумывать каждый шаг. Но, чтобы обдумывать, нужно время. Времени нет. Быстро и резко меняющаяся череда событий. Моё состояние нестабильно. Я падаю из крайности в крайность и не могу понять, что происходит и со мной, и с тем, что меня окружает. Точнее, меня швыряют туда без моего ведома, а я захлёбываюсь эмоциями, которые отравляют меня. Слова Лазарро так и повисают в воздухе. Я не нахожу что ему ответить, а молча отстраняюсь и возвращаюсь в спальню. Его загадки даже для меня сложные. И мне нужна информация. Здесь ничего не изменилось. Прежде чем думать, необходимо знать, стоит ли это делать, вообще. – Еда уже остыла, – Лазарро кривится, смотря на тарелки. – Горячая пища менее полезна, чем комнатной температуры. Она расширяет сосуды и может плохо сказаться на самочувствии, – отвечаю. Он бросает на меня озадаченный взгляд. – Я долгое время заботилась о маме, у которой лейкоз. После химиотерапии она, вообще, плохо ела, порой не ела совсем. Со временем стало немного лучше, и врач предупреждал об этом. Так что, думаю, остывшая пища не настолько ужасна, чем куча иголок при лечении. Температура не имеет смысла, Лазарро, есть вещи куда опаснее, – быстро объясняю и смущаясь, сажусь в кресло. – Как мне повезло с отсутствием родственников. Меньше забот и проблем, – хмыкает он, опускаясь напротив меня. Кажется, к тому, что он ест обнажённым, я уже привыкла. – Ты сказал ужасную вещь, Лазарро. Не иметь никого родного страшно. Одиночество убивает. Никто тебя не будет любить так, как любят родители, – шепчу я. – И они же продают тебя, чтобы заработать. Так где пресловутая любовь? – вызывающе бросает он. – Меня никто не продавал. Я сама это с собой сделала. Мои родители всегда меня поддерживали и помогали мне словом и делом. А тебя продали? – Ошибаешься. Родителей ты поставила на первое место, забыв, что там должна стоять ты. Если бы тебе не вбивали в голову о каком-то долге перед ними, то ты не попала в подобную ситуацию. Именно они толкнули тебя в спину, не дав чёткого понимания, каков этот грёбаный мир на самом деле. – Ты не ответил на мой вопрос, Лазарро. Ты обижен на своих родителей настолько, раз считаешь себя намного важнее их? На секунду Лазарро удивляется, не ожидая от меня такого поведения. Обычно я молчала и не завела бы подобную тему. Но, вероятно, несколько глотков вина и жара в комнате придали мне сил сделать это. Говорить с ним на равных, а не бояться задеть его чувства. – Ты осмелела, Белоснежка, – хмыкает он. – Разве ты не этого хотел? – прищуриваясь, спрашиваю и откидываюсь в кресле. Отчего-то в моей голове это представляется игрой в салочки. Словесная игра, которая приносит мне удовольствие. – Вообще, я хотел бы, чтобы ты мне отсосала, но это крайне невежливо, по твоему мнению, – он переигрывает, отчего я закатываю глаза. Кажется, и к этой вульгарности, как и к его намёкам я начала привыкать. Может быть, это тоже влияние алкоголя. – Остановимся на твоей смелости, Белоснежка. Что ты хочешь знать? – Лазарро бросает в рот помидор черри со своей тарелки. Я и забыла, о чём его спрашивала. Мои мысли стали запутанными. Не помню, о чём мы говорили с ним. Но зато помню его слова на балконе. Ладно, пора это сделать. – Ты часто упоминаешь о каком-то особом мире. Что это за мир, Лазарро? Почему ты не можешь чётче сформулировать свои мысли и сказать, чего хочешь от меня на самом деле? Признай, что уже забыл о том чудовище, как и я порой забываю, когда ты рядом. – Ощущаю, как краска приливает к щекам. Мне безумно стыдно до сих пор. Только мне. Лазарро же доволен. Он словно ждал этого вопроса от меня. А я разворотила гнездо с гадюками. – Ты ещё не созрела для серьёзного разговора, Белоснежка. Хотя я абсолютно уверен, ты идеальна для того, что я собираюсь тебе показать. Ты как нетронутый сосуд. Замёрзший, но сформировавшийся. Чистый лист бумаги, а я хочу его запачкать. Если я прямо сейчас тебе опишу то, что хочу от тебя, то тебя это напряжёт. Ты вместо того, чтобы попробовать, а потом вынести вердикт, категорично откажешь себе в удовольствии. Ты на моих глазах меняешься. Я меняю тебя. Воспитываю под себя и всегда помню, по какой причине ты здесь. Но это никогда не мешало мне. Работа и кайф совершенное сочетание. – Это секс? – хмурюсь я. Лазарро смеётся над моим предположением и поднимается из кресла. Подхватывает бутылку виски и наливает в новый бокал. – Секс, – цокает языком, обновляя и мой бокал. – Секс для меня двухминутная трата времени. Я выбираю прелюдию. Напряжение. Волнение. Страх. Адреналин. Боль. Бросает на меня взгляд и берёт мой бокал в свою руку. – Понимаешь, Белоснежка, мои увлечения жестоки и при этом незабываемы. Секс плоский. Это примитивно. Скучно. У меня было слишком много секса в жизни. Мне уйму раз сосали. Я трахал очень много женщин. Я имел их везде. Ничего нового мне женщина больше не откроет. Но я могу показать ей, как нужно получать удовольствие. Поэтому ни одна ещё не повторялась. Они быстро привыкают к хорошему, а я так же быстро устаю от них, – Лазарро вкладывает бокал в мою руку и накрывает мои пальцы своими. – Эмоции, – выдыхает он, обходя кресло, но продолжая удерживать мою руку. – У одной и той же они не могут быть отличными. Она всегда даёт мне то, что я уже знаю, когда повторяю кое-какие вещи постоянно. Это скучно. Надоедает. Я тоже учусь. Очищаюсь. Смываю с рук кровь. Обновляю свой разум. Лазарро рывком хватает меня за шею, и через мгновение я охаю, прижатая к спинке кресла. Смотрю в его горящие глаза снизу вверх. – Интерес. Удивление. Не так ли, Белоснежка? – Он склоняет голову набок, просто удерживая меня за шею. – Если я сделаю так… Он надавливает пальцами и верхней частью ладони прямо под подбородком, и дыхание у меня спирает. – Теперь боль, Белоснежка? Ещё немного сдавить именно так, человек начнёт умирать. Женское бессилие против моей силы. Это наказание за неповиновение. Схватись за подлокотники. Сжимаю пальцами кожаную обивку кресла, хватая ртом кислород. Лазарро ослабляет хватку. Теперь кислород поступает нормально. На лбу даже пот выступает от усилий. Моих. Сохранить бы спокойствие, потому что подсознательно я знаю, что он не причинит мне вреда. С ним безопасно. – А теперь сравни ощущения, Белоснежка. – Лазарро вновь давит мне на горло, но всей ладонью. Я могу дышать, при этом пульс подскакивает выше, чем в первый раз. Мне не больно. Некомфортно. Я чувствую его силу и мощь, безмолвный приказ молчать и не двигаться, злость и удовольствие. Всё прекращается. Лазарро больше не применяет силу. – Чувствуешь различие между обычным сексом и тем, что нравится мне? Это намного интереснее. Опаснее. Словно ходишь по лезвию ножа. Стоишь на мушке и не знаешь, что будет дальше. А дальше следует поощрение за повиновение, Белоснежка, – Лазарро наклоняется так, что наши губы едва соприкасаются. – Умница. Я жду, что Лазарро снова поцелует меня, но он выпрямляется и возвращается в своё кресло. Опускаю голову, поражённая и своими чувствами, и даже тем, что не возмутилась такому. Мне тоже было интересно. Смачиваю горло глотком вина и отставляю бокал.