— А то! До сих пор своему начальнику за чаем с плюшками про своего неугомонного мужа докладывает. Жалуется. Всё надеется — отправят его в отставку, дома засядет. Ща-аз! Батя — вообще финт ушами выкинул — ушёл в нелегалы. Ищи его теперь, свищи! Пеки жданки. — Ты меня поразил до глубины души, — сказала Маша. Миша косо на неё посмотрел, покачал головой: — Круто. «Поразил до глубины души». Надо запомнить. А я всё — матом да матом. Ёмко, сочно, эмоционально, но нецензурно. А ты — молодец! Так что, любовь моя — увольняться не обязательно. Но, решай сама. Без работы не останешься. Гвардейск — особый город. Там — всё иначе. И ты станешь иной. И вот ещё. Возможен вариант, что на тебя будут давить, грубить. Не бойся, не тушуйся, не прогибайся, не ломайся. Помни, кто твой муж. Помни, что я, в одно лицо, могу голыми руками вырезать весь ваш отдел. Всё здание в одно лицо зачистить. Так быстро, что милиция приехать не успеет. И уйти без царапины, с тобой под мышкой. И нас — не найдут. Это — моя работа. И делаю я её — хорошо. Диверсантов моего уровня по всему миру — одной руки хватит пересчитать. Не забывай, что на тебе теперь — метка. В тебе — метка. След Медведя. Ты теперь — Медвежонок. Со всеми вытекающими правами и обязанностями. Приехали. Иди с Богом! В 17.00 я за тобой подъеду. И он — уехал. И мир стал прежним. Обычным. Серым и расчётливым. Кончилась сказка. Лишь истома в лоне напоминала, что это — было. Это был не сон. И он был прав. Машу сразу вызвали на «ковёр». Вызвали, но держат в «предбаннике». Было душно. Маша сняла ветровку, но увидев взгляды, одела обратно. Грудь её распирала эту эластичную футболку, что облегала, обтягивала. Истома в теле вызывала твердость, где не надо, притягивающая взгляды не только мужчин, но и коллег-женщин. Пришлось париться в ветровке. Машу впустили в кабинет. Портрет Сталина и чёрная ленточка на нём — сбили Машу. Она не могла отвести взгляда от этой чёрной ленты. — Вижу, Иванова, что задание выполнено. Связь установлена. Ты ночевала в квартире № 78. — Так точно. Ночевала. Связь установлена. С фигурантом № 7 — Кузьминым Михаилом, известным так же, как Маугли. — Какая связь? — Половая, товарищ полковник. — Даже так? — Даже так. Сделал предложение руки и сердца. — Даже так? — Даже так. Зовёт с собой в Гвардейск. Знакомить с фигурантом № 2. — А № 1? — Не удалось установить местоположения. Маугли говорит, что сам не знает, где Медведь. И не узнает, пока у него, Михаила, не родятся два сына. — Просто 2 ребёнка, Иванова. Не обязательно мальчики. Это — не условие свидания. После рождения двух детей Медвежата — погибают. Порой, нелепыми смертями. Часто — кусков не соберёшь. Как проклятие. Э! Иванова? Ты что? Тебе плохо? — Да. Мне — плохо. Я сутки провела на крыше, на жаре и ливне, потом работала с фигурантом. Ничего не ела всё это время. Разрешите идти? — Да-да, иди. В письменной форме! Жду доклада. Все подробности! Что, как, когда! Всё! — Товарищ полковник, а пораньше можно уйти? — Во сколько? — В 17. — Наглеешь, Иванова! Только пришла — уже отпрашиваешься. Ладно, учитывая состояние… Доклад напишешь — свободна. Отдыхай. Молодец, кстати. «Знаю» — мысленно ответила Маша и вышла. В бюро — ажиотаж. Маша прислушалась. Обсуждаются кадровые перестановки в верхах власти. Кто ушёл, кого «ушли». Строятся гипотезы. Почему ушли, за что ушли? Ещё позавчера, Маша бы активно прислушивалась, но сегодня находила эти обсуждения информации «достоверных источников» — смешными. Она лишь краем уха прикоснулась… Маша криво улыбнулась, вспомнив, чем она «прикоснулась» и к какому «достоверному источнику». Вспомнила сам «достоверный источник». Ей стало опять жарко и некомфортно. Слова никак не складывались в предложения. Доклад не получался. Чтобы отвлечься, опять стала слушать обсуждения коллег. «Старая гвардия» — уходила. Молодых «боевых наркомов» — уходили. Говорят — война кончилась. Надо жить по-новому. А эти «боевые наркомы», как работали во время Войны — без выходных и круглые сутки, так в таком режиме и функционируют. И всех своих подчиненных заставляют так же круглосуточно «пахать». А Война — кончилась! Раз не понимают, что мир — изменился, то пусть освобождают место! Никто не понимал, зачем Медведь убил Сталина. Строились разные предположения. От безобидных — хотел помочь, но не смог, случайность, до крайне негативных — попытка Медведем узурпировать власть в стране. «Вон он каким оказался! А Сталин про таких и говорил — переродился!» — говорили. Никто не высказал, что Медведя — подставили. Никто. Маша — тоже молчала. Перед глазами стояло лицо Медведицы: «Раздавят — мокрого места не останется». В голове Маши даже секунды сомнения не было с том, что Медведь — виновен. Она верила в его кристально честный образ — и всё! Верила Маугли. Маша резко отринула всю, вновь устанавливаемую, вертикаль власти, просто потому что эта власть отринула её возлюбленного и его семью, его отца. Это было неправильно — руководствоваться в таких серьёзных вопросах эмоциями, находясь в состоянии изменённого сознания, именуемого также — влюблённостью. А надо было задаться вопросом — не может большинство ошибаться. Если весь народ, партия и правительство уверены, что Сталина убил именно Кузьмин, то — так оно и есть! А все эти, шитые белыми нитками записи, что показал ей Егерь на сказочном экране — подделка. С их умением снимать кино — плёвое дело. Для чего подделывать? Чтобы убедить её? Её — одну? Проще — её просто убить. Маугли это — может. Если верить тем слухам, что ходят про Медведя, Маугли и Егерей. Маша должна была усомниться, как комсомолка, но она — не хотела. Она так сильно хотела верить Мише, его матери, Медведю! Она так хотела быть причастной к этому странному сообществу людей, в простонародье именуемому — Медвежата! Она хотела, чтобы мир опять стал прекрасным, радужным и простым, умным и интересным, увлекательным, каким он был, когда Миша был рядом. Потому что серая унылость обычной жизни ею была выедена до тошноты. Бомбёжки, гибель бабушки, бегство на восток, где бедную сиротку — били, пинали, отпихивали от машин, вагонов. Голод. Грязные домогательства пьяного мужика, которому она разодрала всю морду. И если бы не молодой милиционер с тонкой шеей — этот мужик — убил бы её. Именно тогда Маша решила, что тоже — будет бороться с беззаконием, защищать слабых и беспомощных. Милиционер привёл её в отделение. Во всём отделении было только двое милиционеров — молодой тощий паренёк, что было нормой в те годы, и пожилой добрый дядька с рыжими от курева усами и пристёгнутым к плечу пустым правым рукавом. Этот дядька смотрел на Машу добрыми, ласковыми глазами, называл её «Дочка». И впервые за несколько дней Маша — поела. Не было ничего вкуснее того хлеба с опилками и прозрачного кусочка жёлтого от старости сала. Именно дядька поморщился, когда она назвала свою фамилию, и выписал ей её новую фамилию — Иванова. Потом — бесконечные пересылки по сиротским приютам. Голодные годы Войны, работа — от темна до темна. Условия жизни в детском доме были не то, чтобы суровыми. Они были — безжалостными. Дети, по природе своей — безжалостны. Им не знакомо сострадание. Взрослых рядом с ними не было большую часть времени. Взрослым было не до них — война, у всех — море забот. Все, кто мог сражаться — были в Армии, а мужиков заменили женщины, старики и подростки. Дети почти круглые сутки были предоставлены сами себе. Они работали в цехах, где были только дети от 7 до 14 лет, они жили в бараке, где на сотню детей была только немощная старуха, даже летом не снимавшая валенок и почти круглые сутки дремавшая. Отношения среди детей строились по законам волчьей стаи. Именно тогда Маша прошла свою главную школу жизни. Именно сиротский приют её научил стойкости и непримиримости. У неё была своя собственная война. Они толпами слушали репродуктор с сообщениями Совинформбюро, о том, как страна сражалась с врагом. Всем бараком зачитывали до дыр газеты с описаниями героических подвигов бойцов и командиров Красной Армии. Именно тогда её мечта укоренилась и выкристаллизовалась. И Маша стала к ней двигаться. Целенаправленно. Надо учиться — она училась. Надо заниматься физкультурой — занималась. Она стала отличницей по успеваемости, по физической подготовке. Добилась перевода в спецприёмник НКВД. Она стала единственной девочкой в классе. Она была единственной девочкой в приёмнике. Ради неё одной никто не станет организовывать женского класса (тогда практиковалось раздельное обучение — мальчики отдельно, девочки — отдельно, прим. авт.). Спецприёмник этот был аналогом суворовского училища. Но если в суворовских и нахимовских училищах из беспризорников готовили офицеров для армии и флота, то в их приёмнике готовили оперов НКВД. Натаскивали их, как собак. Дрессировали. И — пороли. Даже Машу. Причём, в этот спецприёмник был особый отбор. Отбирали не самых умных, не самых покладистых. Наоборот — самых отчаянных и дерзких беспризорников, от которых «вешались» остальные приюты для беспризорников. Впервые Маша оказалась в особом положении. Как единственная девочка, она стала — неприкосновенной. Как волчица в стае. Из-за неё — каждый день драки! Но она — неприкосновенна. И это была проверка её женской силе. Тому, чему её учила бабушка. После спецприёмника — полугодовая работа в «поле» сержантом милиции. Опять — на отлично! Поэтому — спецкурсы. И тоже — с отличием! Поэтому по окончании она — лейтенант, а не младлей, как все. Жизнь была простой и понятной. Чёрно-белой. Противной и тошной, но — простой. Есть люди, а есть — уроды. Есть свои, остальные — чужие, а значит — враги. Есть цель, есть мечта, есть к ней — путь. Всё остальное — по боку! Есть — работа, служба, остальное — потеря времени. Есть коллеги, есть люди, нет — мужчин и женщин. Есть цель, всё остальное — средство её достижения. Но, есть ещё и Честь. До вчерашнего дня — просто Честь. Теперь — девичья Честь отделилась, образовавшись, вдруг, в самостоятельное понятие. Вчера Миша что-то сделал с Машей. Она лишилась невинности, но обрела намного больше! Её большая Душа, зажатая рамками Разума, не терпела монохромности жизни. Разум — шёл к Цели, Душа хотела — Жизни. Красок, радости, счастья, любви. Работая среди таких же сержантов и офицеров НКВД, Маша не видела красок. Война выплеснула из людей всю гниль их пустых черепных коробок наружу. Страна захлёбывалась в этих нечистотах. Их, бойцов правопорядка было очень мало. Они — тоже тонули в этом дерьме. Они — ожесточились. Круглые сутки, складывающиеся в недели, месяцы и годы, солдаты закона и порядка жили и возились с преступниками, отступниками, уродами, прочими людьми с червивыми головами и сердцами, деклассированными элементами. Нормальные люди работали от зари до ночи, часто — ночевали прямо в цехах. Свои проблемы решали — сами. Милиция их просто — не видела. Поэтому, спустя некоторое время казалось, что в мире больше нет других людей, нормальных, простых людей с обычными человеческими понятиями и ценностями, остались — только уроды. Очень часто вместо задержаний — применяли оружие. Первым в своей жизни Маша застрелила пьяного мужика, что смог открутиться от фронта, сказавшись инвалидом, принудил к сожительству вдовствующую солдатку с девочкой подростком, сев ей на шею. И — насиловал девочку с её 12-летия. А мать — знала, но терпела. Зачем? Зачем? Этот урод задушил свою сожительницу. Избитая девочка прибежала в милицию ночью. Маша — дежурила. Она просто пошла и застрелила пьяного урода, что спал без штанов на остывающем теле изнасилованной им сожительницы. Он её придушивал — каждый раз. В этот раз — насовсем. Маша просто подошла и выстрелила в затылок спящему. И её — не терзала совесть. Её коллеги — парни, смотрели на неё с какой-то опаской. Предлагали выпить. С недоумением, Маша — отказывалась. Вот после этого случая её и «сбагрили» на спецкурсы. А Душа — требовала чего-то другого. И тогда Маша пристрастилась к книгам. За дежурство — прочитывая целую книгу. Тогда она и узнала, что Кузьмин — не только боевой генерал, конструктор, но и — писатель. За год Миша прочла целую библиотеку. Появилась, подспудно, тщательно подавляемая, Мечта о Прекрасном Принце. Айвенго. А Разум — вел её к Цели. Перевод в Москву. Стажировка. И первое же задание — Мечта! Медведь, его среда, особая, искромётная. Люди, что именовались — Медвежата, жили рядом. Жили среди них, но, казалось — они жили в другом мире. Над этим болотом людских слабостей, людской боли и жестокости, над всей этой грязью, которую милиции приходиться разгребать и загонять в отстойники тюрем и исправительных лагерей. Как в том анекдоте, когда гинеколог вышел на улицу и удивился: «У них — лица есть?», так и Маше казалось, что мир состоит из уродов, уже совершивших мерзость или только собирающихся её, мерзость, совершить, но опасающихся последствий. А Медвежата — были — другие. Они — улыбались. На фоне остальных мрачных жителей страны, считающих, что улыбающийся тебе человек — или издевается над тобой, или дурачёк — бросалось в глаза. Они жили — иначе. Одевались — иначе, говорили — иначе. Реагировали — иначе. Как будто они не ходили по этой же земле, а приехали из какой-то другой, солнечной страны. Из той, про которую песня — про город золотой, с прозрачными воротами и яркою звездой. И ей — задание на внедрение именно в эту среду. Наблюдение именно за этими людьми! Она все глаза сломала на Параде, смотря на них. На их смеющиеся лица, на их мундиры, увешанные наградами. На этих детей, ярких и праздничных, казалось, что это не дети, а — ангелы. Сироты, усыновленные Медведем. Как они были не похожи на тех сирот, что были в приюте вместе с Машей. Настолько разительное было отличие этой группы зрителей от остальной толпы на Параде, что даже — злило! Но, эмоции — эмоциями, а Разум говорил, что детям — повезло. И не злиться на них надо, а радоваться, что хоть кто-то проживёт нормальным, счастливым детством. И толика уважения к этому здоровяку с ребёнком на плечах, что развлекал детей, друзей и их супруг (как они одеты! Ах!) махал руками проезжающим парадным расчётам. Уважение, что он — поделился своим благосостоянием с этими детьми, не стал жить в своё удовольствие. Что хоть этим детям перепало счастье! Медведь — был сказочно богат. Конструктор, генерал, писатель, композитор, хозяин целого таёжного архипелага! Ему приписывали несметные богатства. В их, рабоче-крестьянской стране — миллионер. Немыслимо! Но, Маша помнила, что не её одну это задело. Была прокурорская проверка деятельности Кузьмина. Говорили, что следователя специально назначили из «обиженных» Медведем. Толстяк, которого Маша видела в записи инцидента на даче Сталина. Тот самый. Обиженный. Медведь много кому ноги обтоптал. А этого — вообще призирал. Даже на официальных мероприятиях, слушаньях в суде, например, называл его животным прозвищем, отказывая в человеческом достоинстве, да ещё и женского рода, отказывая в мужском достоинстве. Не «Конь», например, «педальный». Или — «Конь в пальто». А именно — «Лошадь»! Этого следователя нельзя было обвинить в симпатиях к Кузьмину. Скорее — наоборот — в предвзятости. И что дала проверка прокуратуры? Что Кузьмин не имеет никаких правонарушений! Что все сказочные миллионы им потрачены не на себя, а на строительство и развитие таёжного города Гвардейск. И вся приобретённая им собственность — автомобили, корабли, самолёты — всё отчуждалось государству сразу же, при таможенном оформлении. Что все гонорары за издания его произведений за границей, там же и были потрачены. И все эти траты или были оформлены на государство, или проходили по секретным статьям ГРУ и МГБ. У Медведя — не было ничего своего. Ничего в личной собственности! Ничего! Он жил — как буржуй, жизнью миллионера, являясь на самом деле — истинным коммунистом — жил не для себя, а для тех, кто ему был дорог — для людей, для Союза. И не состоял в КПСС. Потому что — был в плену. Он — искупил штрафной ротой, и его бы приняли в Партию, но он — не подавал заявления. Демонстративно. Являясь образцом истинного коммуниста, не являясь им юридически. В пику тем, кто в Партию вступили для своего возвеличивания. И этим — он тоже давал на мозоли многим. И после этого Маша должна поверить, что Медведь решил узурпировать власть? И убил Сталина? Медведь, который ушёл из Армии с первой волной демобилизации? Вместе с Рокоссовским? Медведь, который не занимал вообще никакой должности, демонстрируя этим презрение к карьерному продвижению? Это такой нелогичный хитрый ход? Отказаться от высоких военных должностей, от рычага управления, довольствуясь лишь влиянием на Армию своим авторитетом, отказаться от всех, предлагаемых ему должностей в Совете Министров, что предлагал ему его, ещё со времён Войны, друг — Устинов? Отказаться от карьеры в Партии? Являясь генералом Егерей, не состоять в должностях при МГБ? И после этого — захватить Верховную Власть? Очень уж вывернутый ход! На той сцене, что показал Миша на экране артефакта, Медведь — тоже поступил не логично. Если тебя застали над телом — убери свидетелей! Медведь — смог бы. Он убивал много. И врагов, и — своих. С одинаковой лёгкостью. Он мог бы вообще уничтожить всю дачу. Нет! Он их — прогнал. И сбежал сам. Узурпатор! Так что, Маша верила своему возлюбленному и его приемному отцу, не только потакая своим эмоциям. Это было — единственное логически достоверное построение — Медведя подставили заговорщики. Осуществлён был контрреволюционный заговор. Переворот. Как? Как такое возможно в их Великой стране? Не в Парагвае каком панамском, а в их СССР? Как? Надо чего-нибудь поесть. Маша спустилась в столовую. За столиком к ней подсела Люда, с которой они вместе пришли в бюро. Вместе были «молодыми стажёрами». — Где пропадала, подруга? — спросила Люда, ставя поднос. — На задании, — вяло ответила Маша. — Уже? Здорово! И как прошло? — живо заинтересовалась Люда. — Плохо, Люд. Надо было проследить за парнем, а он меня сбил с ног, новое платье — порвалось, вся ободралась, потом ещё дверь на крышу захлопнулась. Сутки сидела взаперти на крыше высотки. Жара несусветная, а потом — ливень всю ночь! Думала — не переживу. — Досталось тебе! А как выбралась? — Тоже — случайно. Парень один на крышу поднялся — а я уже без сознания, замёрзла насмерть. Спас меня. — Ух, ты! А что за парень? Что дальше? — Хороший парень. Майор. Пограничник. На Парад приезжал посмотреть. В отпуске. Предложение мне сделал. Люда завизжала, кинулась на шею, обниматься. Все обернулись, смотрят. — Машка, а ты что такая смурная? — Нездоровиться. — А ты что? Что думаешь? А что тут думать? Соглашайся! Майор! Молодой? — засыпала вопросами Людка, проигнорировав слова про самочувствие Маши. — Молодой. — Даже не думай! Генеральшей станешь! Я слышала, что говорят — такая маленькая армия — ошибка. Будет твой майор через год — полковником. Если командовал батальоном, будет командовать полком, а если командовал полком — станет комдивом! А ты — командовать дивизией через него! Маша криво улыбнулась: — Мёртвым полковником. — Чёй-то? — удивилась Людка. — А с чего это армию решили раздуть? А? На нас и с маленькой армией — никто не нападал. Зачем раздувать армию? — Что-то ты не то говоришь, подруга, — зашипела Людка, осматриваясь, — Ты это брось! Услышит кто — проблем не оберёшься. Раньше — нас боялись. У нас был Сталин. И Стальной Медведь. А сейчас — ни того, ни другого.