— Проходите, Олег Сергеевич, проходите. Был он в сером нарядном костюме, с наградными колодками на пиджаке. Он мельком, но понимающе глянул на китель Наумова. И видимо, остался доволен. Разбирался старый солдат в государственных отличиях. Разбирался. — А у меня друзья. Лунев и Субботин. Вы их на кладбище видели. У нас сегодня день несколько необычный. Сорок лет назад мы случайно встретились. Не поверите. В магазине, карточки совместно отоваривали. Оказалось, в одном районе живем. С тех пор, кроме официальных праздников, мы и нашу встречу отмечаем. Они прошли в комнату. За столом с легкой закуской сидели Лунев и Субботин. — Ну вот, новый гость в дом, новая радость. — Садитесь с нами, — улыбнулся Субботин, — разделите трапезу скромную. Спиртного на столе не было, и хозяин пояснил: — Празднуем чаем. Возраст, свое отпито. Но если хотите?.. — Не могу, служба, — развел руками Олег. — Ну, сами решайте. Садитесь. Олег сел, оглядел комнату. Нормальная хорошая мебель, две картины на стенах, ничего лишнего, броского, кричащего. Видимо, в семье Брозуля культа вещей не существовало. — Так какое у вас ко мне дело? — спросил Сергей Петрович. Олег рассказал. — Так, хорошо, что нас здесь трое. Думаю, каждый внесет нечто свое в мой рассказ. Поясняю, что такое вспомогательная полиция. Сразу было видно, что Брозуль был человеком военным. Объяснял он точно, без лишних деталей, даже друзьям его нечего было добавить. — Теперь о филиале строительной фирмы «Гильген». Это по епархии Михаила Михайловича. Я думаю, он вам лучше объяснит. — Вы слышали такое наименование «Зондерштаб-Р»? — пристально посмотрел на Олега Субботин. — Нет. — Правильно. Мало кто у нас знает об этой службе. Она и скрывалась под вывеской строительной фирмы «Гильген». А на самом деле — одно из подразделений абвера. Причем специальное, ориентированное на борьбу с подпольщиками и партизанами. У вас есть время? — Вот с этим плохо. — Хорошо, сделаем иначе, давайте ваш домашний телефон, я кое-что зачитаю вам. Олег назвал телефон. — Только я сегодня поздно буду дома. — Ничего, — засмеялся Субботин, — у меня уже началась старческая бессонница, позвоню вам после нуля. — Прекрасно, я к этому времени точно буду. — Судя по телефону, вы живете в центре? — Да, в Малом Козихинском. — Слушайте, в доме пять там мой дружок жил, Степан Кириллович Левин. — Отец Женьки Левина? — Точно. — Я напротив живу, в доме десять, а в пятом теперь какой-то шараш-монтаж. — Олег Сергеевич, — спросил молчавший до этого Лунев, — вы не могли бы нам сказать, найден убийца или нет? — К сожалению, все рассказать не могу. Но одно скажу. Был в Гродно. Как говорят в романах, вышел на след. Завтра утром улечу в командировку, вернусь, и, думаю, убийца будет найден. — Молодец, майор, по-нашему. — Субботин вскочил. — Нас поставите в известность? — Обязательно! А теперь простите, мне пора. Субботин и Брозуль проводили Олега до дверей. Спускаясь по лестнице, Наумов вдруг понял, что его мучило. Усы. Михаил Михайлович Субботин носил усы, правда, немного не такие, как на фотороботе. Олег даже остановился у дверей подъезда. Мысленно примерил на Субботина кепку и очки. Так и сел в машину в некотором душевном смятении. Валька Сычев сидел на скамеечке у РУВД и курил. Вид у него был злой и независимый. Олег постоял, посмотрел на него. Ах, Валька, Валька, вечно какие-то фокусы. Не до него было Наумову, совсем не до него. — Привет, Валя! — Олег подошел, сел рядом. — Привет, начальник, — глубокомысленно и мрачно ответил Валька Сычев, имевший в той, теперь уже далекой, жизни кличку Сыч. — Ну какой я тебе начальник? Забудь ты это, как сон. — Я бы забыл, да кое-кто напоминает. Неужели опять начали таскать Вальку? Есть такая манера у некоторых оперативников: что случись, выстраивают версии с учетом уголовного прошлого даже тех, кто стал нормально жить. — Наши напоминают? — устало спросил Олег. — Нет, не ваши, а наши. И что-то сработало внутри, и усталость как рукой сняло. — Кто? — Бур. — Аникин Колька? Он же сидит? — Бежал. Ах, Валька, Валька, ты и не знаешь, какой подарок сделал. Николай Аникин, опаснейший рецидивист, человек, дошедший до самого края, готовый в любую минуту пролить человеческую кровь, может быть обезврежен. Три судимости, второй побег за плечами пятидесятидвухлетнего человека. — Он когда у тебя был? — В шесть. Вещи оставил. — Что оставил-то, Валя? — Чемодан. В нем два костюма новых, ботинки да двадцать маслят. — Патронов, Валя, патронов. Отучайся ты от языка этого дикого. Он у тебя вместе с прошлой жизнью канул. Нет его больше. Когда он придет? — Сказал, утром. Зовет меня на дело завтра. Грозит иначе и меня и Люську на ножи. А она ребенка ждет. — Что же ты ребятам в райуправлении не сказал? — А я зашел, там этот мордастый сидит. — Звонарев? — Он. Начал смеяться, мол, поздно каяться пришел. Ну до чего же вредный человек. Он и тогда, когда вы меня заловили, все смеялся. Нельзя оскорблять достоинство человека. Даже преступника. Закон требует найти и обезвредить. Все! Личные эмоции вне службы. Нужно будет с этим Звонаревым поговорить. Как следует, чтобы запомнил надолго. — Валя, спасибо тебе. Но не один же Звонарев в милиции работает. Здесь начальником угро мой дружок Вася Минаев, чудный парень. — Он новый, я его не знаю. — Пошли. Из кабинета Минаева Олег позвонил Никитину домой, доложил о поездке, договорился о новой командировке, а потом сказал: — Я как тот итальянец. Сначала две плохие новости, а потом хорошая. — Какая? — Вышли на Бура. Утром надо брать. — Высылаю людей. Спасибо тебе, Олег.