— Они постараются, — мрачно сказал Середин. — А вы чем нас порадуете, товарищ Сытин? — Следователь достал сигарету, но прикуривать не стал, только понюхал. — Я говорил с соседями. О Бурмине говорят только хорошее… Гости к нему приезжали. Видели, например, актера Самсонова и писателя Виктора Горелова… — Вот она, слава-то, — мрачно сказал Середин, — нас никто в лицо не знает. — Ну, ты не скромничай. Тебя вся шпана в районе издали узнает, — засмеялся Олег. — Так что кесарю кесарево, а слесарю слесарево. Продолжай, Сытин. — Но позавчера приезжал некто на автомобиле «вольво»-универсал, синего цвета. Высокий блондин, спортивного вида, в летней светло-синей куртке, в голубой рубашке и голубых итальянских брюках. — Может, в финских? Или шведских? Или фабрики «Большевичка»? — прищурился Наумов. — Сосед, некто Владимир Грушин, товаровед из «Березки»… — Понял. Ирония неуместна. Источник надежный… — Человек этот, — продолжал Сытин, — прошел на дачу. Потом послышался шум, вроде как драка. Грушин подбежал к забору и увидел, что приезжий поднимается с земли. Лицо его было в крови, куртка разорвана. Он быстро пошел к калитке, а у забора крикнул: «Помни, падла, тебе не жить!» Бурмин ответил: «Ты свое жулье в „Континентале“ пугай. Увидишь меня, на другую сторону переходи». — Приметы есть? — Наумов даже встал от возбуждения. — Рост около ста восьмидесяти восьми, хорошо сложенный, коротко стриженный блондин лет тридцати восьми — сорока. — Номер машины Грушин запомнил? — Номер старый, черный ММЗ 00–09. — Так не бывает, — засмеялся Олег, — Грушин твой — гений. Ему не в «Березке» тряпки перекладывать, а в сыске работать. — Пригласите его, — сказал следователь, — я хочу закрепить показания. — Номер установлен? — спросил Наумов. — Конечно. Ладоньщиков Вячеслав Иванович. Новодевичий проезд, дом 6, квартира 36. — Это понятно, — усмехнулся Александр Петрович, — куртка, рубашка, брюки итальянские. Только откуда у этого Ладоньщикова «намбу» с глушителем? — Откуда? — Сытин торжествующе посмотрел на эксперта. — А откуда Серега Золотой взял автомат «стен»? Этим оружием в Западной Белоруссии были вооружены подразделения националистов. — Мало у нас стволов по рукам ходит? Вы, Александр Петрович, неисправимый скептик. — Я практик и реалист. А глушитель? — Сейчас и не такое за полсотни сделают. Я бы на вашем месте не так увлекался. Как вы считаете, Олег Сергеевич? Наумов молчал. Он не слышал, что говорят. Одна мысль неотступно билась в голове: неужели это все так просто? — Сытин! Созвонись с отделением, — сказал Олег, — пусть пришлют людей к Ладоньщикову. Оружие? — Со мной. — Сытин хлопнул себя по боку. — Едем. — Ну, — сказал он шоферу, — жми. Яростно взревела сирена, и машина, рванув с места, понеслась по узким улочкам дачного поселка. Теперь Олег не думал о скорости. Он восстанавливал в памяти дома Новодевичьего проезда, прикидывая, в каком из них живет Ладоньщиков. Если повернуть с Саввинской набережной, то они окажутся слева. Справа парк, пруды, монастырь. Слева маленькое кафе, булочная, магазин «Молоко». Один из домов ремонтируют. Часть улицы перегородили вагончики-бытовки. — Олег Сергеевич, — спросил шофер, — никак нашли? — Не знаю. — Хорошо бы найти, — он чуть тронул руль, и машина перестроилась в свободный ряд, — такого никогда не было. Утром убили, к вечеру нашли. — Всякое было. Олег смотрел в окно, видел, как надвигается на него Москва. Дома неслись навстречу стремительно и неотвратимо. Начался проспект Маршала Гречко, потом на лобовое стекло легла тень Триумфальной арки. На Саввинской набережной Олег сказал шоферу: — Выключи сирену. Шофер недовольно вздохнул и выключил спецсигнал. — Слава богу, — усмехнулся Наумов, — будто примус выключили. Шофер недовольно молчал. Он, как и все водители милиции, обожал сирены, мигалки, усилители. На тротуаре у дома шесть стояли капитан милиции лет сорока и молодой парнишка в штатском. Увидев подъехавшую машину, они подошли. — Майор Наумов, — представился Олег. — Капитан Борохов, участковый инспектор, а это оперуполномоченный Сизухин. Что это, товарищ майор, кляузами Ладоньщикова уже областное управление занимается? — Какими кляузами? — Так он, товарищ майор, — вмешался в разговор Сизухин, — во все инстанции на отца пишет. — Отец его, — степенно продолжал Борохов, — известный полярный летчик. Заслуженный человек. — А при чем тут Ладоньщиков? — спросил Наумов. — Да вот какое дело, — усмехнулся Борохов, — Ладоньщиков — майор в отставке, в КБ работал, но пьет сильно, его и попросили. Так ему денег не хватает, он у отца требует долю наследства. Часть дачи, часть машины. — У живого? — Конечно. — А сколько у него пенсия? — Девятнадцать бутылок коньяка. — То есть? — Такой он отсчет ведет. Совсем человеческое достоинство потерял. Так зачем он вам-то? — В убийстве он замешан. — Нет. Конечно, всякое бывает, особенно с пьяницами, но нет. Не тот человек. Для того чтобы убить, нужно хоть какой-то характер иметь, а у него вместо души — пар. Наумов удивленно посмотрел на участкового. До чего точно сказал. Вместо души — пар. — Знаете, капитан, иногда пар разрывает котел на части. — Не знаю. — У него машина есть? — Никогда не видел, да и не слышал даже. — Ну что ж, пошли к Ладоньщикову. Вячеслав Иванович Ладоньщиков жил на четвертом этаже. Из-за дверей светлого дерева доносилась музыка. Наумов позвонил. — Сейчас, сейчас, — донеслось из глубины квартиры. Дверь распахнулась. Музыка заполнила прихожую. На пороге стоял невысокий человек… Круглолицый, нездорово красный. Редкие светлые волосы делил аккуратный пробор. Кругленький живот выпирал из-под пояса тренировочного костюма. Он смотрел на Наумова светлыми прозрачно-выцветшими глазами. — Вам кого? — Вы гражданин Ладоньщиков?