Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 2 из 4 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Никаких книг я в седьмом классе не писал, сколько-нибудь заметных признаков врожденного артистизма не проявлял, что означает слово «публицист», вообще понимал туманно; как, впрочем, и сейчас. Одноклассники дружно посчитали, что я валяю дурака. В том числе и потому, что на вопрос о любимой девушке я вписал завуча – крупногабаритную даму одесских кровей, в раздел «Любимая книга» – школьный журнал, а в графу «Любимый предмет в школе» – длинную перемену. После школы я не пошёл ни во ВГИК, ни в Литинститут. Ни актёром, ни писателем я быть больше не хотел. Когда настала пора выбирать профессию, пошёл я в омоновцы. Служил я достаточно долго, чтоб забыть про написанное в опроснике навсегда. Дальше свою жизнь я пересказывать не буду, а то увлекусь. Скажу только, что жизнь моя ходила кругами, только с каждым кругом брала всё шире. Стоило ли городить весь этот огород – учиться в университетах, прочесть несколько тысяч книг, мотаться по миру, – чтобы спустя двадцать лет вновь оказаться в том же качестве, что и в юности: в какой-то момент я переоделся в хаки и вновь стал человеком с ружьём. Офицером армии одной непризнанной республики. Но однажды вдруг пришло мне письмо: Захар, так, мол, и так, не хотите ли сыграть в спектакле? Сложно, говорю, сыграть мне в спектакле, потому что где спектакль – и где я. Долго это всё и нервозатратно. К тому же у меня память плохая и я роль выучить не смогу. Нет, говорят, мы быстро всё обустроим, нам только один день нужен, а спектакль такой, что вы просто будете ходить с места на место, и текста у вас совсем мало. Тем более что мы первый показ устроим прямо там, где вы сейчас живёте и служите, говорят мне. Ладно, говорю, приезжайте. Репетировать мне было некогда, на спектакль я приехал прямо с позиций, и разобрался, что к чему, буквально за час до показа. Во время самого спектакля ко мне приставили специального человека, который выталкивал меня на сцену в нужный момент, а потом знаками звал обратно, даже если я не хотел уходить. Зрителям понравилось: в финале они аплодировали стоя и подарили мне цветов больше, чем всем остальным участникам спектакля вместе взятым. Так я стал театральным артистом. А следом приходит ещё одно письмо: Захар, так, мол, и так, хотим снять вас в фильме. Сложно, говорю, снять меня в фильме, потому что где фильм – и где я. Долго это всё и нервозатратно. Нет, говорят, мы быстро, нам только два дня нужно, фильм документальный, вы просто будете ходить с места на место, а текст мы потом наложим сверху и даже прочитаем его сами. Ну, ладно, говорю, называйте вашу цену. Назвали они свою цену, и я вылетел к ним. О смысле и сюжете этого фильма я узнал непосредственно на месте, за пятнадцать минут до съемок, сценарий читать не стал, просто попросил: вы говорите, куда мне идти и где останавливаться. Они так и сделали: включают камеру и приказывают: иди туда! Стой! Смотри! Разворачивайся! Иди обратно! Увлекательная, между прочим, работа. Главное, не упасть. За два дня мы проехали сквозь Чечню и Дагестан. Жена моя пишет смску: ты в Донецке? «Нет, – пишу ей. – Еду из Грозного в Махачкалу». Она говорит: ну да, по местам боевой славы отправился – скоро, милый муж, в России мест не останется, где ты не шлялся бы с автоматом наперевес. В общем, походил я туда, походил сюда, побродил по любимому Пятигорску, купил магнитик с изображением Лермонтова, выпил нарзану и улетел назад, к своему батальону. Так я попал в документалистику. И вновь приходит письмо: Захар, так, мол, и так, хотим снять вас в кино. Сложно, говорю, снять меня в кино, потому что где кино – и где я. Долго это всё и нервозатратно. Нет, говорят, мы быстро, нам только два дня нужно, кино хоть и художественное, и роль у вас главная, но мы всё остальное снимем без вас, а вы просто будете ходить с места на место, и реплик у вас очень мало. Ну, ладно, говорю, присылайте сценарий, буду в роль вживаться. Прислали мне сценарий, оказалось, что по сюжету я играю офицера армии Донецкой Народной Республики.
Жена мне пишет смску: чем ты там на этот раз занимаешься? Пишу: вживаюсь в роль офицера армии Донецкой Народной Республики. Она мне: ты год уже служишь, сколько можно вживаться. Нет, говорю, это для кино надо. Она мне только и написала: «Женя, Женя». Потому что по паспорту я Евгений. Захар – это мой позывной, который стал литературным псевдонимом, а потом снова позывным. Встретились мы со съёмочной группой, их было сто человек, и все они бегали вокруг с разными звуковыми, осветительными и ослепительными приборами. Ко мне приставили сразу двух девушек, которые всё время носили мне чай, кофе и соки, что твои ординарцы. Работали мы с восьми утра до полуночи, каждую сцену играли – для того, чтоб снять её с пяти разных ракурсов, – по десять раз. Работу эту я возненавидел уже в первый день, тем более что я был невыспавшийся и уставший, и очень переживал о том, как там мой батальон без меня. В итоге режиссёр мне шёпотом сказал: как прекрасно, что я такой невыспавшийся, уставший и злой, потому что именно это и было нужно ему в кадре. Все были рады тому, какой я прекрасный артист и как я мощно вживаюсь в роль. Мне очень помогало то, что по сюжету я пользовался телефоном, – вот я им и пользовался, переписываясь со своим начальником штаба, который рассказывал мне, какой у нас кошмар творится с батальоном. Далее по сюжету я ездил туда-сюда на разбитом и простреленном «уазике», с автоматом и в разгрузке, время от времени принося те или иные неприятности людям, которые делали то же самое, но с другой стороны позиций. Отснявшись в фильме, я вернулся в своё подразделение, надел разгрузку, взял автомат, ну и далее по сюжету. Когда люди меня спрашивают, как же я всё успеваю, – я даже не знаю, что ответить. Я не делаю вообще ничего, чтоб успеть хоть куда-то. Я только вспоминаю завет из одного хорошего романа: не ходи и не проси, сами придут и всё дадут. И ещё я думаю: что такое происходит со мной? Зачем это происходит со мной? Это мои мечты сбылись? Или это проявление лёгкой иронии Того, Кто над нами? Он говорит: всё, что хотел, парень, я тебе дам, мне не жалко, и ровно в том виде, в котором ты этого заслуживаешь. Но самое главное: я никак не вспомню, что? в том опроснике ещё успел понаписать. Помню, что ответ мой был абзаца на полтора, и то, что я перечислил выше, – далеко не весь список, а только в лучшем случае половина. Несколько неважных слов в течение дня Хорошие родители – это счастливые родители. Хороший отец – счастливый отец. Дети будут любить любого отца… ну, почти любого. Вырастут и простят – и вспыльчивость, и пристрастие к горячительным напиткам, и долгие пропадания в неведомых командировках. Потому что: отец. Но лучше было бы для всех, если б отец не мучился, не страдал, не искал утешения где попало, а был бы доволен своим местом на земле. Улыбчивый и спокойный отец – самая большая опора и надежда для ребёнка. Получив улыбчивое и спокойное детство рядом с таким отцом, ребёнок на этом топливе проедет ещё десяток-другой лет, если не всю жизнь. Недополучив этого – будет сам ломаться, тормозить, съезжать в кюветы, и там подолгу стоять, ржавея. Думать: отчего так? А из-за того, что отец был поломан, и по этому образцу он невольно построил себя. Если ты, отец, недоволен своим местом на земле, – сделай так, чтоб твой ребёнок этого не знал. Постарайся хотя бы. К чему детям твои душевные метания, страсти, вся твоя бытийная суета. Отец должен быть как восход солнца: неотменимый, постоянный, убедительный, горячий.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!