Я умоляла его выбрать меня. Любить меня. Жениться на мне. Но вместо этого он растерзал меня, взяв в жены ее. — Не делай этого, Мелкая, — просит он напряженным голосом. — Умоляю тебя, не выходи за него. Раньше мне нравилось это прозвище… теперь же я его ненавижу. Каждый раз, когда Киллиан произносит его, это слово напоминает мне о том, как мужчина относится ко мне. — Брось ее, — требую я. — Скажи, что оставишь ее, и я не выйду за него. Лицо мужчины искажается. Он закрывает глаза и тяжело опускает голову. И всегда отвечает мне тем же. Он здесь не ради тебя, Маверик. И никогда не будет. Вырываюсь из хватки Киллиана, отталкивая его. Сэндвич, который я съела час назад, грозит вырваться наружу. — Убирайся, — задыхаюсь я, тыча пальцем в сторону двери. Мужчина расправляет широкие плечи и выпрямляется во весь рост. — Ведешь себя безрассудно и по-детски. Ты его даже не любишь. — Пошел нах*й. Ты ни хрена не знаешь, — Киллиан ненавидит, когда я ругаюсь. Говорит, что это «не по-женски». Ну и черт с ним — с ним и его гребаным белым конем, на котором тот прискакал. «Нах*й» теперь мое любимое слово. — Маверик… — Не стоит, — шепчу я, готовая сорваться, хотя поклялась себе, что никогда больше не сделаю этого в его присутствии. — Если ты здесь не за тем, чтобы, наконец, признать, что женился не на той сестре, тогда проваливай. — Подожди. Это все, о чем я прошу. — Подождать? Чего, Киллиан? Пока ты отрастишь яйца, которые Джилли отрезала и засунула под подушку? Подождать, когда ты решишься сказать ей, что знаешь, какова я там на вкус, или что не можешь забыть о том, что кончил как никогда в жизни, когда я трахала тебя? Подождать, когда ты решишь признаться, что все, о чем можешь думать, это секс со мной, и что ты не можешь вынести даже ее вида в своей постели? Подождать, пока ее не собьет машина, чтобы ты мог быть со мной? Скажи мне… чего именно я должна ждать? — Ты груба и раздражительна. Мои глаза следят за его скрещенными руками. Ненавижу себя за то, что чувствую жар внизу, зная, как ощущается каждый мускул под этим смокингом. Каково его тело на вкус. — Что ж… Видимо, критические дни виноваты в моих бешенстве и злобе. Его чисто выбритая челюсть сжимается, а взгляд становится жестким. Он умоляет меня не выходить замуж за его брата, но это все, чего я достойна. Извинения, пустые обещания и никаких обязательств. Ничего. Как всегда. Волна невероятной, почти изнуряющей горечи захлестывает меня, угрожая утопить в вечной печали от перспективы прожить жизнь без этого мужчины. Я не понимаю. Не понимаю, как мы оказались здесь… в этом самом моменте. Не знаю, где «отвалились колеса» у судьбы, изменив наш курс, или почему он просто не признает, что совершил ошибку, женившись на ком-то, кто обращается с ним как с ничтожеством. Киллиан Шепард любит меня. Всегда любил, и это не навязчивое желание сумасшедшей женщины, подпитываемое своим же собственным психическим заболеванием. Это правда. Всегда было правдой. Из-за чего его фарс, называемый браком с моей сестрой, смотрится еще более нелепо. У нее, должно быть, золотая вагина и способность изменять сознание. Наверняка. Я не встречала ведьмы сильнее, чем моя сестра Джиллиан. — Тебе нужно уйти, — прежде чем я упаду на колени и выставлю себя еще большей дурой, чем сейчас. Киллиан открывает рот, чтобы, несомненно, попробовать новую тактику, лишь бы заставить меня передумать, но голос моего отца звучит у него за спиной. — Шеп, вот ты где. Тебе пора вернуться к парням. Никто из нас не двигается. Я чувствую себя замерзшей, мертвой. Пустой. — Готова, Сердечко? Внутренне содрогаюсь, вспоминая, как звал меня отец в детстве. Ирония в том, что он назвал меня мальчишеским именем, при этом постоянно пытаясь превратить меня в леди. Безнадежное дело. Мне хочется, чтобы мой отец просто от меня отстал. — Да, папа, — спокойно отвечаю я, не сводя глаз с Киллиана. «Не дай этому случиться», — умоляют они. «Не заставляй меня выбирать», — читается в его взгляде. «Пошел ты», — говорю я беззвучно. — «Пошел ты со своей неуместной честью». Обращаю внимание на папину голову, выглядывающую из-за широкого тела Киллиана. — Давай, милая, церемония скоро начнется, — как удачно. Я не смогла бы поставить более грустный спектакль, не будь он написан по моему сценарию. Ловлю радостные глаза отца, испещренные глубокими морщинами и обожанием, и улыбаюсь так ярко, как только могу, позволяя себе скорбеть внутри. Затем обхожу Киллиана Шепарда, беру отца за руку и оставляю любимого мужчину позади, гадая, как можно разлюбить одного и полюбить другого. Я пыталась сделать это годами, но так до сих пор и не смогла. Глава 1 Настоящее Маверик Я не могу дышать. Буквально. Здесь нет воздуха. Пытаюсь дышать глубже, но это бесполезно. Все, что слышу — жалкое сопение и звук моего будущего, разбивающегося на куски. Взгляд застилает тёмная пелена. Словно меня затягивает в черную дыру. Я склоняю голову между раздвинутых ног в попытке приблизиться к полу, и молюсь, чтобы благословенная тьма наконец-то забрала меня. Это мое желание. Если он умрет, я тоже не хочу жить. Боже. Этого не может быть. Почему так происходит? Почему врачи не выходят? Прошло уже шесть часов. Это ведь плохо, да? Слабое жужжание наполняет мою голову, с каждой секундой становясь все громче. «Ты это заслужила, Мавс», — сладко шепчет мне кто-то на ухо. Карма — злобная сука. Ее приторный тенор прорезает непрерывный звон. «Все из-за тебя. Ты это заслужила». Заслужила? Не знаю. Может быть. Вероятно, это единственный способ искупить прошлые грехи. Потерять единственного человека, который мне дорог. Начинаю безудержно рыдать, моя поза приглушает стенания. — Маверик, успокойся, — сурово говорит мужчина рядом со мной. Он тянется к моей руке, но его прикосновение обжигает. Я отскакиваю с шипением, как раненное животное, готовое напасть. — Эй, — говорит мужчина мягче. Ласковый, успокаивающий голос, который я слышала всю свою жизнь, громко отражается от четырех белых стен, что сдерживают хаос, страдания и разрушенные жизни. Звучит так, будто мне в уши вбивают гвозди. — Все будет в порядке. С ним все будет хорошо. Хорошо? Хорошо, бл*дь? В него стреляли! Какой-то псих выстрелил в него на работе, а он говорит мне своим жутким спокойным голосом, что все будет хорошо. Как будто мне десять лет, и моя песчанка (прим. грызун) только что умерла. Ненавижу его. Ненавижу, что он здесь, говорит, дышит, живет, а человек, которого я люблю больше всего на свете, борется, чтобы вернуться ко мне. — Просто дыши. Медленно. А то ты сейчас упадешь в обморок. Его рука опускается мне на плечо в успокаивающем жесте и нежно сжимает. Я выхожу из себя. Вскакиваю и теряю контроль. — Не хочу, чтобы ты был здесь, — мой голос звучит спокойно, но полон яда. — Это твоя вина. Я веду себя иррационально, но как еще реагировать, когда любовь всей моей жизни борется за жизнь по его вине? Мне нужно каким-то образом пережить сокрушающую агонию и ослабляющий страх, которые угрожают настигнуть меня. Я задыхаюсь. Медленно тону в душераздирающих мучениях, сожалениях и неправильных решениях. У нас было очень мало времени. Недостаточно. Его рот открывается и тут же закрывается. Не говоря ни слова, мужчина встает, хватает меня за плечи и заставляет опуститься обратно на жесткий пластиковый стул, который служит мне опорой уже много часов. Я больше ничего не чувствую. Мое тело оцепенело, как и душа. Опустившись передо мной на колени, он берет меня за руки, крепко сжимает и просто дышит вместе со мной. Мои плечи трясутся от безмолвного ужаса и мрачных мыслей. Страдание жалит лицо крошечными укусами. Они ранят. Мне больно. Все болит. Беру свои слова обратно. Это не оцепенение. Я — огромный перекошенный клубок боли. Прошлое обрушивается на меня, когда я пытаюсь освежить в памяти каждое прикосновение, каждое слово, каждое воспоминание. Их так много. Так много.