Он просто стоит неподвижно, окаменевший и непоколебимый. — Вот именно. — Как будто это словосочетание все объясняет. И я полагаю, что так оно и есть. Одно словосочетание суммирует причину, по которой он хочет отказаться от всего, что мы знаем, оставляя всю нашу жизнь позади. Киллиан. Моя кровь кипит. Горячо и сильно. Внутри образуются волдыри. Пот выступает у меня на лбу. — Не могу поверить, что ты сделал это, не посоветовавшись со мной. Его взгляд скользит по моей застывшей фигуре. — Потому что я знал, что ты так отреагируешь. — Как, черт возьми, я должна реагировать, когда ты говоришь мне, что строил планы на нашу жизнь без меня! — затем мысль поражает меня с силой солнца в полдень на экваторе. Почему я раньше не сложила два и два? Почему не настаивала на этом, когда у меня были сомнения относительно того, что он делал? — Ты поэтому ездил в Миннеаполис? Пожалуйста, скажи «нет». Пожалуйста, скажи «нет». Пожалуйста, не говори «да»… Он даже не утруждает себя тем, чтобы выглядеть пристыженным, когда отвечает. — Да. У меня слабеют колени. Но я ловлю себя на том, что кладу руку на стойку. Другой толкаю в грудь Кэла, когда он пытается добраться до меня. — Не прикасайся ко мне, — бормочу я. Он делает два шага в сторону. Я чувствую себя совершенно больной. Он скрывает это от меня в течение нескольких месяцев. Мы смотрим друг на друга, воздух сгущается от гнева и обиды. — На кого ты будешь работать? — выдавливаю я вопрос сквозь сдавленное горло. Все мои флажки развеваются высоко и кроваво-красные. Я знаю, кто еще есть в Миннеаполисе, и очень надеюсь, что он не собирается говорить то, что я думаю. — Брэм Констракшн. — О Боже мой. Но это же… — о, Боже, я не могу… дышать… Я задыхаюсь. — Это… Кэл. — Это крупнейший конкурент ДеСото Констракшн Индастрис на Среднем Западе. Я поворачиваюсь к нему спиной и опускаю голову, сжимая гранитную стойку так сильно, что мои пальцы кричат так же громко, как и разум. Я закрываю глаза и напрягаюсь, чтобы сделать долгий, медленный вдох, полный терпения и прощения. Но это, черт возьми, не работает. Прямо сейчас я чувствую себя невообразимо преданной. Сбитой с толку и такой преданной. — Как долго ты работаешь над этим? — Некоторое время. «Некоторое время» — воздушные кавычки. Проходит уже несколько месяцев. Вот почему он отвозил меня в Сент-Пол. Вот почему хотел показать мне все вокруг. Вот почему он хотел, чтобы я полюбила это место. Иисус Христос. Я резко оборачиваюсь, мои волосы дико развеваются. Не хочу смотреть на него прямо сейчас, но я должна видеть его лицо, когда спрашиваю. — Были ли когда-нибудь какие-нибудь встречи с Национальной гвардией? Он выглядит немного обиженным. Я ни в малейшей степени не чувствую себя плохо из-за этого. — Да. — Сколько? Он колеблется лишь мгновение, его глаза опускаются в пол, прежде чем вернуться ко мне. Один только его вздох отвечает на вопрос. — Только одна. Все застопорилось, как я тебе и говорил. — Тогда почему Киллиан не знал? Его губы сжимаются в тонкую, сердитую линию. Он злится? Ну и к черту его. Опять же, я не чувствую себя плохо. — Это была услуга твоему отцу. Они связались с ним напрямую. Они были заинтересованы в ДеСото Констракшн Индастрис, но твой отец не хотел посылать Киллиана, потому что не хотел портить процесс закупок. — Когда я продолжаю молчать, он добавляет. — Это была просто встреча, Мавс. Я никогда не упоминал об этом при Киллиане и не знаю, говорил ли об этом твой отец. Не спрашивал. Я перевариваю его объяснение. Когда Кэл лжет, он всегда заканчивает тем, что облизывает губы. Не уверена, что он даже осознает это, но его губы сейчас сухие. Я хочу спросить его, почему он просто не сказал мне об этом с самого начала, только я уже знаю. — Ты солгал мне, — говорю я дрожащим голосом. — Я не… — Ты, черт возьми, сделал это, — кричу я. — Утаивание этого равносильно лжи. Мы женаты, Кэл. Женатые люди должны говорить о таких важных, меняющих жизнь вещах, как эта. А не прятать их друг от друга. Его губы кривятся так, как я никогда раньше не видела. — Неужели? Это то, что мы должны делать, Мавс? Потому что тогда у меня есть кое-что, о чем я хотел бы поговорить. Моя грудь сжимается. О, Боже. Это он. Момент, которого мы ждали. Дискуссия, которая разлучит нас или объединит, чтобы мы стали нерушимы. Я хотела поговорить десятки раз с тех пор, как мы поженились, и теперь, когда мы стоим на пороге, глядя в эту смоляную яму боли, я просто хочу закрыть дверь и замазать ее клеем навсегда. Но я не могу. Потому что он — это причина, по которой мы вообще здесь находимся. — Просто скажи это, — настаиваю я. То расстояние, которое, как я убедилась, было между нами, теперь исчезает. Кончики его ботинок прижимаются к моим босым пальцам ног. Его грудь задевает мою с каждым неровным вдохом. Его голова опущена, лицо близко к моему. Вращающиеся раскаленные шары гнева снова держат меня в заложниках. Когда он говорит, его голос хриплый и гортанный. — Да. Это из-за него, Маверик. Мы притворяемся, что между нами не существует его, но он, блядь, всегда рядом. Всегда между нами. Он — это все, что когда-либо было между нами. — Кэл… Он хватает меня за подбородок большим и указательным пальцами, ущипнув, чтобы удержать, но не причинить мне боль. — Думаешь, я не знаю, что он забрал то, что принадлежит мне? Поцеловал то, что принадлежит мне? Любил то, что принадлежит мне? Трахнул то, что принадлежит мне? — он проводит дрожащей свободной рукой по волосам, пока пряди не встают дыбом. — Думаешь, я не знаю, что ты даже назвала свой гребаный бизнес в его честь? Я открываю рот, чтобы отрицать это, но не могу. Я сделала это как запоздалое «пошел ты» Киллиану. В колледже я прочитала книгу Талеба «Черный лебедь» о непредсказуемых событиях. Это было завораживающе. Кэл бесконечно слушал, как я болтаю о его теориях эмпирических и статистических свойств четвертого квадранта. Так что месяцы спустя, когда произошло невообразимое, непредсказуемое предательство Киллиана, я была полна злобы и смущения, и это казалось уместным. Теперь же это просто кажется мелочным. — Господи Иисусе, бл*дь, Маверик! Я все знаю, и мне все равно. Вот как сильно я тебя люблю. Вот где ты, закрученная в самом гребаном центре моей души. Это то же самое место, где ты будешь находиться до тех пор, пока я не закрою глаза и не испущу свой последний вздох. Ты укоренилась здесь, — он бьет себя в грудь, — я никогда не избавлюсь от тебя. Как бы ни старался. Неважно, как сильно я этого хотел, пока знал, что ты с ним. Его голос срывается. Он останавливается. Пронзает взглядом, который опустошает меня, но не больше, чем его признание или слезы, которые я сейчас вижу. — В то время как он был солнцем, освещавшим твой мир, на меня падала тень. Я делаю резкий, болезненный вдох. Моя душа чувствуется раздавленной. Буквально. Растоптанной каблуком ботинка, пока не останется ничего, кроме одной большой черной массы отвращения к себе. — Почему? — я никак не могу понять, почему он любит меня. Почему женился на мне. Почему ему не насрать на кого-то, кто только и делал, что причинял боль снова и снова, пусть и непреднамеренно. Почему? Почему? Почему? — Что «почему», Лебедь? — его голос хриплый и надрывный, но в нем безошибочно угадывается привязанность. И все же. Даже сейчас, после всего, что я с ним сделала, не смогла бы найти больше любви в его глазах, даже если бы попыталась. — Почему, что угодно? Почему ты здесь, со мной? Почему хочешь меня? Почему женился на мне? Пожалуйста, объясни мне это, потому что я просто не понимаю. Я этого не заслуживаю. Никогда не заслуживала. Он просто качает головой, как будто я самый тупой человек на планете. — Потому что у меня достаточно любви для нас обоих. Всегда так было. Вот и все. У меня подгибаются колени. Я бесцеремонно падаю на пол и рыдаю. Не могу молчать об этом. Я плачу. Мое тело сотрясается от стыда и горя. С отвращением, что я не была той, кто ему нужен. Сильные руки обнимают меня. Они поднимают и несут меня. Он успокаивает меня, обнимает, утешает. Он любит и прощает меня, гладит по волосам. Целует меня в висок. Обнимает меня до тех пор, пока мои рыдания не превращаются в редкие содрогания. Он подносит салфетку к моему носу, заставляя меня высморкаться. Его любовь ко мне так же глубока и безгранична, как чистое голубое небо. — Ты помнишь тот первый раз, когда я последовал за тобой на озеро старика Райли? Я киваю, уверенная, что мой голос не работает. Все мое существо слабо, а не только мышцы. Моя душа и сердце тоже. — Я знал, что ты знаешь. — Он усмехается. Мне нравится чувствовать, как его тело дрожит подо мной. — Ты был скрытен, как медведь, — шепчу я в ответ. Мой голос звучит так, словно его потерли грубой наждачной бумагой. Я впиваюсь пальцами в его рубашку и держусь так крепко, как будто это единственное, что привязывает меня к земле. Может быть, так оно и есть. Кэл двумя пальцами берет меня за подбородок и приподнимает.