— Бумаги? — я практически рычу. Конечно, ты гребаный идиот. Документы о трудоустройстве. Что ж, Ричард, это мое последнее задание в ДеСото Констракшн Индастрис, потому что я только что решил, что не могу оставаться здесь еще один день, не говоря уже об остальных четырнадцати. Сдерживать свои эмоции, все равно, что бороться с двадцатипятифунтовым окунем. Я справляюсь, но с трудом. Выполняя его просьбу, я запираю нас вчетвером и придвигаю стул между отцом и братом, стараясь держаться подальше от Киллиана. Когда я сажусь, Ричард смотрит на моего отца. — Арни, ты хочешь объясниться или нет? Теперь я в замешательстве. Какое отношение отец имеет к Киллиану, работающему здесь? Все взгляды устремляются на моего отца, и теперь, когда я присматриваюсь, он определенно побледнел. Весь его цвет исчез. Глаза широко раскрыты и пусты. Волосы на моих руках встают дыбом. Эта встреча совсем не о Киллиане. — Пап, что случилось? — Я, э-э… — он останавливается и сглатывает так сильно, что я это слышу. Он удерживает сердитый взгляд Ричарда. Эти двое были друзьями, сколько я себя помню, только сейчас они выглядят совсем не дружелюбными. Я смотрю на Киллиана, и его взгляд направлен не на отца, а в пол. Его зубы скрежещут друг о друга, и он сжимает подлокотники своего кресла так сильно, что дерево может треснуть. Чтобы они ни хотели мне сказать, это важно. Это плохо. И я последний, кто узнает. Я протягиваю руку и беру отца за руку. — Что бы это ни было, пап, просто скажи. Все в порядке. Киллиан фыркает. Я игнорирую его, сосредоточившись на отце. И вижу слезы в глазах человека, на которого равняюсь всю свою жизнь. Мой учитель. Мой защитник. Мой наставник, а теперь и друг. Но когда он начинает мне рассказывать, почему я сижу в кабинете Ричарда ДеСото, и меня просят составить юридические бумаги, я впадаю в шок. — Я взял кое-что, что мне не принадлежало, — начинает он. — Это мягко сказано, — бормочет себе под нос Киллиан. Я перевожу взгляд на Киллиана, затем снова на отца. Он, пожалуй, самый честный человек, которого я знаю. То, что он только что сказал, не может быть правдой. — Что ты имеешь в виду, говоря, что взял что-то, что тебе не принадлежало? Что? — Он украл у ДеСото Констракшн Индастрис более двадцати миллионов долларов, вот что, — усмехается Киллиан, когда мой отец замолкает. — Он что? — я заикаюсь, не веря ни единому слову из его уст прямо сейчас. — Да, ты не ослышался. — Рычит мой брат. — Ты лжешь, — бросаю я, вставая со стула. — Это все какая-то большая ошибка. Проблема в бухгалтерии, вот и все. Мы все знаем, что Марджи совершенно некомпетентна. — Я начинаю ходить взад-вперед, жестко глядя на Киллиана, в котором нет ни капли сочувствия. Ричард — точное отражение моего брата, и когда мой взгляд наконец останавливается на отце, я вижу, что все это правда. Каждое проклятое слово. Они не лгут мне. Нет никакой бухгалтерской ошибки. Мои мысли проносятся вокруг отпуска, машин, одежды, стольких лет католического образования и, как у финансового директора, у него был доступ, чтобы вести бухгалтерские книги так, как он хотел. Бл*дь. Святой. Гребанный. Боже. — Пап, — хриплю я, умоляя, чтобы это не было правдой. — Прости, сын. Я облажался. — Ты облажался? — плюю я. Каким-то образом я снова оказываюсь в кресле, все еще глядя на отца. Перематываю последние несколько минут. Воспроизводя их снова. Повторяя и повторяя. О, мой чертов Бог. Этого не происходит. Это просто кошмар. Я вот-вот проснусь в холодном поту. Но я не просыпаюсь. А остаюсь приклеенным к этому месту, застряв в живом, дышащем кошмаре. Это реально. Мой отец преступник. Беловоротничковый преступник. Затем меня посещает мысль. — Ты отправишься в тюрьму. Черт, против тебя будут выдвинуты федеральные обвинения. Мы работаем с государственными контрактами. Огромная часть нашего бизнеса — это контракты округа и штата, а значит, ему могут быть предъявлены обвинения в соответствии с федеральным законом. Наказание будет жестче. Из него сделают пример. Этот скандал потрясет Дасти Фаллс. Он будет национальным. Об этом будут говорить в вечерних новостях и годами показывать в таких шоу, как «20/20» и «Ночная линия». Нашу семью протащат по грязи. Наше имя испорчено. Моя мать… Боже мой. Моя милая, невинная мать. Это уничтожит ее. А ДеСото Констракшн? Иисус Христос. Это потопит компанию Ричарда ДеСото, построенную на крови, поту и спинах этого сообщества. Никакое другое государственное учреждение не наймет его снова. Никогда. Он будет занесен в черный список. Банкрот в течение двух лет. Сплетни будут путешествовать из поколения в поколение, приукрашиваясь с каждым новым рассказом. — Никто не сядет в тюрьму, — поясняет Ричард. — Вне этих четырех стен об этом никто не узнает. Арни немедленно уходит на досрочную пенсию. Вопросы здравоохранения. Киллиан возвращается в ДеСото Констракшн Индастрис и отработает долг своего отца плюс проценты. Ты составишь трудовой договор для Киллиана. И найдешь способ убедиться, что контракт прижимает Киллиана и отстаивает позиции в суде, но не раскрывает достаточно, чтобы отправить всех нас в чертову тюремную камеру на всю жизнь. Я смотрю на Ричарда ДеСото, не веря своим ушам. — Вы хотите, чтобы я похоронил хищение? Преступное деяние? Он не отвечает, но его молчание — это все, что мне нужно. Конечно, он хочет. Он продумывает все разветвления так же, как и я. Это разрушит не только обе наши семьи, но и Дасти Фаллс. Бесчисленное количество людей полагаются на ДеСото Констракшн Индастрис как источник средств к существованию, и если он упадет, Дасти Фаллс превратится в город-призрак. Мой отец украл у него двадцать миллионов, и все же он отпускает его невредимым. Но кто-то должен расплатиться, не так ли? Мой брат. — Каковы условия? Господи всемогущий, я даже не могу поверить, что спрашиваю об этом. — Долг будет полностью погашен, когда его продажи превысят сорок миллионов долларов. Так что, если это займет у него два года или десять, что ж… — Сорок миллионов? Вдвое больше, чем украл мой отец? — Это было предложение Киллиана, чтобы твой отец не гнил в тюрьме остаток своих дней. — Ричард смотрит на Киллиана, ожидая ответа. Киллиан только кивает. Каковы симптомы шока? Холодная, липкая кожа? Рваное дыхание? Спутанность сознания, тревога, тошнота? Пот течет по яйцам? Ну, черт возьми, тогда я в шоке. — Ты согласился на это? — наконец спрашиваю я своего брата. Долгое время он просто смотрит на меня. Он возвращается сюда вовсе не из-за Маверик. А потому, что наш отец облажался, а мой старший брат выручает его единственным известным ему способом. Он хочет вернуться сюда примерно так же сильно, как я хочу, чтобы он был здесь. Я вижу это сейчас. Не могу поверить, что мы оказываемся в такой ситуации. Никогда, даже за миллион лет, я не мог этого предсказать. Он явно тоже. — Да. Подготовь бумаги, Кэл. — Но… — Сделай это, — рявкает он. Затем его тон смягчается, когда он протягивает руку и сжимает мое запястье. — Пожалуйста. Просто сделай это. На несколько секунд я возвращаюсь в то время, когда боготворил своего старшего брата. Он всегда был умным. Целеустремленным. Верным. И издевался надо мной, как и все старшие братья, но он также защищал меня и яростно любил. Мне этого не хватает. Я скучаю по нему. Но с Маверик между нами мы уже никогда не сможем быть прежними. Поэтому я киваю. — Хорошо. Я сделаю это. Черт, я сам собираюсь совершить преступление. Иисус Христос. Я могу попасть в тюрьму. Буду лишен статуса. Проведу годы, будучи маленькой сучкой какого-то большого чувака. Я провожу руками по лицу, пытаясь осознать, что собираюсь сделать. Когда я поднимаю глаза на своего отца, он видит мою внутреннюю борьбу, а я вижу его раскаяние. Только этого недостаточно. — Есть еще кое-что, Кэл, — говорит Ричард, пока я в оцепенении иду к двери. Я поворачиваюсь, но не говорю. Просто жду. — Мне нужно, чтобы ты составил брачный договор. Я практикую корпоративное право. Контракты, ценные бумаги, налоги, права интеллектуальной собственности, зонирование. Это вещи, с которыми я знаком. Юрист с опытом семейного права будет лучше знаком с подобными вопросами. — Брачный контракт? Для кого? — Для Киллиана и моей дочери…