Пролог Маленькая видеокамера, мерцая, подмигивала паре, ожидавшей, пока ее впустят внутрь. Узнав доктора Бойда, женщина, взмахнув рукой, привстала. Она нажала на незаметный для постороннего взгляда звонок, и дверь широко распахнулась, пропуская их в просторный коридор. Женщина села за изгибающуюся дугой конторку из светлого дерева, позади которой была стена с длинным рядом ячеек для бумаг. Интерьер был простеньким: сплошь белые стены и разноцветные аксессуары на рабочем столе – красные папки, зеленые ручки и большие настенные часы желтого цвета, которые громко тикали. Своей фальшивой веселостью помещение напоминало детскую больницу. Не дожидаясь, пока ему об этом напомнят, доктор Бойд расписался в журнале за них обоих и стал ждать. Показалась крупная женщина неопределенного возраста, она вела себя так, что всякий, кто удосуживался это заметить, понимал, что это место было явно не по ней. Не обращая на них внимания, она торопливо прошла мимо, держа в руках охапку папок. Потом появилась улыбчивая медсестра. Она осмотрела сумку с ночными принадлежностями Джессики и обшарила ее вещи. Джессика была спокойна и вежлива, ее прежние дурные предчувствия рассеялись. Она почувствовала облегчение от того, что сможет обрести здесь покой. Здесь было не так жутко, как она полагала прежде, отнюдь нет. Медсестра казалась доброй и деловитой: «Сейчас мы пройдем в вашу комнату, хорошо, Джессика?» Она кивнула. Доктор Бойд вышел в приемную, и она больше не видела его. Ее вели по длинным коридорам в глубину здания. За пределами больничного вида приемной здание слегка походило на дешевый отель, единственным исключением было лишь то, что полы были покрыты не ковровой плиткой, а серым линолеумом. К стенам были привинчены картины в похожих на коробки от шоколадных конфет рамах с изображением цветущих лугов и поднимающегося над покатыми холмами солнца. Медсестра держала Джессику под руку, словно та была старушкой или калекой. Джессика улыбнулась. Хотя она не была ни тем, ни другим, ей пришлось признаться себе, что ей стало очень комфортно от того, что женщина держала ее под руку, пока они шли к ее комнате. – Мэттью зайдет сюда позже? – спросила она, осознав, что не попрощалась с ним как следует. – Нет. Не сегодня вечером. – Медсестра похлопала Джессику по руке. – Тогда завтра? Медсестра не ответила. Джессика с беспокойством подумала, что та ее не услышала. – Он придет навестить меня завтра? – повторила она на этот раз громче. Медсестра захлопала глазами, но продолжала молчать. Джессика сдержалась, думая, что сказала что-то не то. Она не могла вспомнить, где сейчас Мэттью или почему его нет рядом, но, судя по молчанию медсестры, поняла, что лучше не спрашивать о нем. Туфли на резиновой подошве, в которые была обута женщина, скрипели, пока они шли по блестящему линолеуму. Джессика остановилась, раскрыв рот от изумления, когда ее оглушил раздирающий уши вопль. Она схватила медсестру за руку. – Все в порядке, Джессика. Кто-то громко кричит. Бояться нечего. – Медсестра улыбнулась, сжав ее ладонь, отчего стало чуть легче. Медсестра вытащила магнитную карту, закрепленную на подпружиненном шнуре, и приложила ее к маленькой черной панели сбоку от широкой двери, дверь распахнулась настежь. Джессика оказалась в другой секции коридора. Флуоресцентные светильники над головой были слишком яркими, и, защищаясь от искусственного освещения, она прищурилась. Джессика заметила висевший высоко на стене застекленный шкафчик, полный разных склянок и шприцов, она попыталась не думать о том, для чего они предназначены и чем наполнены. Они резко остановились. Женщина снова вынула свою карту и приложила ее к панели рядом с другой дверью. Джессика заметила окошко в верхней части двери. Когда она робко вошла в комнатку, ее взгляд скользнул по комоду с пластмассовым верхом и односпальной кровати. Окно было с решеткой и вертикальными жалюзи светло-зеленого цвета, напоминавшими дизайн административного отделения. Сев на кровать, она провела рукой по голубому одеялу из тех, что она когда-то видела только в больницах, оно было аккуратно заправлено под матрац, под ним были белые простыни, причем верхняя была подвернута, образуя широкую белую кайму. Пол здесь тоже был скрипучим и без единой пылинки. Ей понравилось, что комната была очень чистой и незагроможденной. Здесь будет легче думать. В комнату энергично вошла другая женщина. Она была не такой улыбчивой, как первая, и держала в руках планшет с зажимом для бумаги. Сев на оранжевый пластмассовый стул, скрипнувший под ее весом, она положила планшет на колени. – Мне нужно задать вам несколько вопросов. – На ее губах появилась презрительная усмешка, словно она была раздражена или злилась. Джессика кивнула. – Вы понимаете, где вы находитесь, не так ли? – брызгая слюной, проговорила она. Джессика снова кивнула. – Полегче, – прошептала улыбчивая медсестра своей коллеге. – Полегче? Ты знаешь, что она натворила? – выпалила та в ответ. Джессика почувствовала, что дрожит. – Посещали ли вас за последние сутки мысли о самоубийстве? – Женщина посмотрела на нее так пристально, что ей стало не по себе. Джессика отрицательно покачала головой и опустила глаза. – Не бойтесь, Джессика, скажите нам. Мы здесь для того, чтобы помочь вам. – Красивая медсестра говорила мягко, доброжелательно, что было совсем не похоже на осуждающую кривую усмешку ее коллеги. Внезапно на Джессику нахлынули яркие воспоминания о дне ее свадьбы. Она вспомнила, как стояла и старалась угомонить Джейка и других приятелей Мэттью, чтобы тот смог произнести речь. «Все мы знаем, что Джесс не по силам молчать и не перебивать, пока кто-нибудь выступает, верно? Видимо, труднее всего мне будет заставить ее помалкивать не только сегодня, но и на протяжении всей нашей супружеской жизни. Роджер весьма любезно подарил мне вот эти штуки, чтобы я использовал их в экстренных случаях!» Это были беруши, которые якобы подарил ее отец. Но теперь обстоятельства приняли такой оборот, словно она перестала распоряжаться собственной жизнью. Решение было принято без ее согласия, все распоряжения были сделаны без всякого вмешательства с ее стороны, о ней принялись судачить в коридорах и по телефону, прикрывая ладонью трубку. С этого момента она больше не отвечала за себя. Сначала она почувствовала некоторое облегчение и легкое оцепенение. Со временем чувство облегчения угасло, а оцепенение усилилось. Потому что если она не отвечала за себя, то как она могла бы проверить то, что произошло с ней? А ответ заключался в том, что проверить она не могла. Слезы подступили быстро и без всякого предупреждения. Она продолжала молчать, а ее лицо исказилось страдальческой гримасой, отчего она не могла дышать или вымолвить хоть слово. – Куда я попала, что со мной произошло? 1 Стоял чудесный майский день. Бабочки с оранжевыми по краям крыльями кружились в чистом голубом небе, порхая над желтыми, освещенными солнцем цветами и садясь на них. Яблони буйно цвели розово-белыми цветками, лепестки которых падали на землю, засыпая ее живописным ковром, по которому расхаживали гости. Под шатром раздался резкий и звонкий звук вилки, бьющей по краю бокала. Разговоры утихли, перейдя на шепот, а отошедшие к другим столам и присевшие на циновки из кокосового волокна, чтобы поболтать с друзьями, вернулись на свои места. Освежившись духами, девушки с блестящими сумочками в руках, держась за руки, стайками выбегали из туалета. Три симпатичные официантки перемещались по лабиринту из столов, разнося гостям, готовившимся произнести тост, высокие бокалы с охлажденным шампанским. Джессика ощутила, как ее охватывает радость. День ее свадьбы протекал идеально. Свадьба была из тех, что она видела в иллюстрированных журналах, из тех, что снимают в кино – тысяча миль отделяла ее от той, на которую могла бы рассчитывать девушка вроде нее, Джессики, чьи отец и мать считали пасту экзотической едой, которая выросла в мире продовольственных карточек, почтово-сберегательных марок и бережливости, носила школьную форму из секонд-хенда и с незапамятных времен получала в подарок книгу на каждый день рождения. Она присутствовала на самой изысканной свадьбе из тех, на которых ей приходилось бывать, и она была невестой! Все было, как кстати заметила утром мать, как в чертовой волшебной сказке. У Мэттью было совсем другое детство. Джессика выходила замуж за мужчину, чьи родители наведывались во Францию так же часто, как ее – в супермаркет. Они были из тех, кто знает, какое вино пьют под рыбу, а за ужином они шутили о действующем правительстве и обменивались обрывками забавных новостей, услышанных по радиоканалу ВВС. Этот мир был очень далек от того, в котором жила она. Когда он впервые представил ее своей семье, ее охватило как благоговение, так и страх. Спустя год того и другого чуть поубавилось. Поспешно обойдя стол для почетных гостей, Полли положила голову на плечо своей лучшей подруги. Бахромой своего легкого широкого зеленого шарфа она задела невесту по носу, и та, фыркнув, сдула ее. Джессике был невыносим запах алкогольных паров, исходивший изо рта подруги. Полли было не привыкать – с десятилетнего возраста обе девочки слышали, как взрослые, словно заклинание, повторяли: «Пришло время выпить!» – Тебе необходимо узнать кое о чем, Джесс, – тихо прошептала Полли. – О чем? – Джессика была заинтригована. – Вероятно, нам стоило обсудить это раньше, но дело в том, что сейчас, когда ты стала замужней женщиной, твой муж, наверное, захочет заняться с тобой СЕК-СОМ. – Слово, начинающееся на «с», она произнесла беззвучно, одними губами. – Правда? – Прикрыв рот рукой, Джессика вытаращила глаза. – Да, – кивнула Полли. – Именно этим и занимаются женатые люди. Мои родители делали это дважды, поскольку у меня есть сестра, думаю, что твои не занимались этим уже довольно давно. – Девушки взглянули на мистера и миссис Максвелл – нарядные, те сидели чуть дальше за столом – и захихикали. – Перестань смеяться, Джесс. Это очень важно, важ…но. Важно. – Полли попыталась, но не сумела подобрать нужного слова, отчего Джессика снова захихикала. – Все равно! Это не имеет значения. – Полли помахала ладонью перед ее лицом. – Правило таково: просто ляг на спину и думай об Англии. Не говори ни слова, не шевелись, и все закончится раньше, чем ты успеешь пропеть второй куплет «Иерусалима»[1]. Про себя, разумеется, а не вслух, ни в коем случае. Поняла? – Выпрямившись, Полли поцеловала подругу в щеку. – Думаю, да… – Джессика прикусила губу. – Второй куплет? – Возможно, тебе стоит потренироваться. – Полли подмигнула. – Потому что это так важно? – спросила Джессика. – Точно! – Отходя от стола, Поли сделала вид, что стреляет в подругу из пистолета. Джессика рассмеялась, глядя на свою милую подвыпившую подругу, которая, по правде сказать, будучи еще совсем юным подростком, сидя в парке, на расстоянии не более двух скамеек от нее, получила свой первый сексуальный опыт после довольно кокетливой игры в английскую лапту с хором церкви Святого Стефана. Все могло бы закончиться более эротично, если бы не вмешательство преподобного Пола, который появился в самый критический момент и, как разволновавшийся гигантский ворон, с шиканьем прогнал их из парка как раз вовремя для того, чтобы спасти их души и репутацию. Полли, покачиваясь, прошлась по танцполу на опасно высоких каблуках. Джессика видела, как та, втянув живот и выпятив вперед пышную грудь, проходит мимо Магнуса, босса Мэттью и предмета ее обожания. То, что Магнус был старше ее отца, женат и довольно высокомерен, казалось, не отпугивало Полли. Джессика любила подругу, как сестру. Еще вчера ночью они сидели в пижамах в гостевой спальне, в доме родителей Мэттью, составляя список всех своих сексуальных побед, при этом каждая с нежностью вспоминала самую увечную из жертв, о которой другая просто предпочитала забыть. Придя в некоторое замешательство, они поняли, что в их списках повторялись по крайней мере два имени, отчего их охватил приступ безумного хохота, для которого было довольно даже пустяка. Полли, которая меняла работу как перчатки, в настоящее время проходила испытательный срок как личный секретарь и, как никто другой, умела рассмешить Джессику. До такой степени, что порой Джессика, к своему стыду, едва успевала добежать до туалета. Джессика погладила свою тиару, желая убедиться в том, что хрупкое головное украшение и ее идеально накрученные локоны шоколадного цвета в порядке. Сдерживая нервную дрожь, она потрогала подушечкой среднего пальца нижнюю губу, которая была слегка липкой от блеска, что означало, что ее губы будут блестеть на снимках крупным планом, которые обязательно сделает фотограф во время церемонии. Взглянув на свою мать Корал, сидевшую через несколько мест от нее за столом для почетных гостей, Джессика надула щеки, выпятив пухлые губы, что говорило как о возбуждении, так и о нервозности. Корал подмигнула дочери и глубоко вздохнула. Она изо всех сил старалась скрыть свое волнение. Джессика ощутила, как ее захлестывает волна любви к матери, которая, как ей было известно, с тревогой ожидала этот день, переживая за свой наряд, прическу и за то, что могут сделать или сказать другие родственники, введя ее в смущение. Это было минное поле. Джессика постаралась убедить ее в том, что, если дядя Майк после пары бокалов захочет сделать вид, что пукает, решив разыграть всех, это не станет концом света. Мать и отец выкручивались, чтобы помочь с деньгами, по-прежнему не желая ограничиться суммой, способной расстроить честолюбивые виды Маргарет на своего единственного сына. Джессика видела, как они робко переходят от стола к столу с незнакомыми для них канапе, белыми бантами и полотняными скатертями, и понимала, что ее мать собрала в кулак все свои силы, стараясь не намекать на то, что она, чтобы немного сэкономить, могла бы сама сделать бутоньерки, написать карточки с именами гостей и приготовить одно или два блюда пирожков с мясом. Готовясь к свадьбе, Джессике пришлось научиться общаться со своей свекровью. В отличие от ее собственной матери Маргарет не желала вникать в детали, она просто хотела, что все ее решения принимались с одобрением, чтобы она смогла быстро и с удовольствием их осуществить. Она повсюду бегала, как будто ей вечно не хватало времени, и всегда, всегда выглядела опрятной. Она была привередлива в том, что касалось ее внешности, нередко ее тонкую талию подчеркивал широкий ремень из рыжевато-коричневой кожи, который не выглядел неуместным на джинсах «Леннокс Льюис». Корал была ее полной противоположностью, она часто медлила, иногда двигалась неуклюже и нередко была рассеянной. Она беспокоилась, правильно ли установлена арка и сможет ли тетушка Джоан с ее больным бедром провести с ними целый день, но серьезные проблемы приводили ее в нерешительность, отчего она нервно грызла ногти. Джессика оглядела выжидательные лица нарядных гостей, с сияющими улыбками смотрящие в ее сторону, когда они садились под элегантный шатер на лужайке у дома родителей ее мужа. Она чувствовала себя принцессой и, как ни старалась, не могла сдержать улыбки, возвращаясь на год назад и вспоминая тот роковой дождливый день, когда она сидела на парковке у супермаркета «Сейнсбери». Капли дождя стучали о крышу машины, издавая звук бьющейся о металл мелкой гальки. Она видела, как Мэттью, обутый в кроссовки, перепрыгнул через бетонированную площадку и дернул за ручку на дверце машины. Обнаружив, что она закрыта, он постучал в стекло со стороны пассажирского места. – Дверь закрыта, Джесс! Открой ее! Она тряхнула головой, видел он или нет, но, когда она отодвигалась на водительское место, ее костлявые плечи съежились, и рукава фуфайки съехали на кисти рук. Он постучал сильнее. – Джесс! Я промок, дождь как из ведра! Открой же эту проклятую дверь! – На этот раз он наклонился, приложив пальцы ко лбу, словно отдавая честь, а потом дотронулся ими до стекла, словно оно было залито солнцем, а не струями дождя. – Джесс! Что ты делаешь? Я промок насквозь, и покупки тоже. – В качестве доказательства он поднял вверх мокрый багет, выглядевший довольно плачевно и согнувшийся пополам. Джессика сложила руки на груди, стараясь изо всех сил сдерживать слезы. – Я не открою. Пошел вон! – Что? Ради бога, Джесс, посмотри на меня! – Свободной рукой Мэттью оттянул на груди намокший свитер и смотрел на пропитанную водой деформированную шерсть, так и не вернувшуюся в прежнюю форму. – Открой эту чертову дверь. Это не смешно. – Разве похоже, что я смеюсь, Мэттью? – выкрикнула она, склоняясь над пассажирским сиденьем, голос у нее срывался. Мэттью бросил пакет с продуктами на землю и положил на него багет. Потом он обошел машину спереди, проскользнув между своим «Россом», «Фиатом Пандой» и стоявшей перед ним машиной. Наклонившись так, что их лица оказались на одном уровне, он откинул мокрые волосы назад и постучал в окно с ее стороны. Повернув к нему лицо, Джессика не смогла удержаться, чтобы не дернуться от смеха, видя, как струи дождя бурным потоком стекают с кончика его носа. Он выглядел еще сексуальнее, чем обычно, если только это было возможно. – Пошел вон, Мэтт! – Что значит «пошел вон»? Я заскочил в «Сейнсбери», чтобы прихватить что-нибудь к ужину, а когда я вернулся, мне запрещают войти в машину? В мою машину! – вскрикнул он и рассмеялся, более чем привычный к слегка непредсказуемому поведению своей девушки. Она была такой, что Джейк, после первого знакомства с ней, охарактеризовал ее как ту, с которой «хлопот не оберешься». – Я пришла, чтобы увидеть тебя, Мэтт, и я, черт побери, увидела тебя, – рявкнула она.