— Шел на станции метро «Пушкинская». Сзади напрыгнули, отпинали. Пришел писать заявление. Сразу было ясно, что это глухарь. Я ему предложил: посмотри, у нас тут куча задержанных. Может быть, кого-нибудь признаешь? Он походил, порассматривал: — Этот похож — но не точно. И этот похож — но тоже не точно… А раз не точно, значит, пиздец. Я пытался родителей отговорить писать заявление. Говорил, что они должны понимать: вряд ли мы найдем виновных. — Да. Мы понимаем. Но заявление все равно напишем. Уперлись, и все. Ищите тех, кто избил сына! А где их искать? Я махнул рукой, принял у них заявление и вскоре перевелся в 18-й отдел. Теперь я бы и не вспомнил о том случае. Но тут, ребята говорят, что прыгали на черного, причем дело было на «Пушкинской» и происходило все днем. — Днем? — Ну да. Очень рано было, чуть ли не полдень. Я стал вспоминать. Терпила, у которого я принимал заявление, приехал в отдел около трех часов дня. А до этого успел получить пиздюлей, выйти из метро, съездить к родителям, получить у врача справку о побоях и подъехать к нам… Получается приблизительно полдень. Все сходилось. Я стал звонить в метро. — Ребята! Помню, был такой эпизод… Посмотрите, а? Я специально подъехал, мы долго рылись в бумагах. С трудом, но материал все-таки отыскали. Ясно, что после того как я принял заявление, никто им не занимался. Там с первого взгляда было ясно: глухарь. Кто знал, что все так получится? 4 Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП: На деле с избитыми танзанийцами я кое-чему все-таки научился. Главной ошибкой в прошлый раз было то, что своего главного информатора мы привлекли как обвиняемого. А какой идиот станет давать показания против себя самого? Да, он виноват. Да, он пиздил этих негров также, как и остальные. Но он дает расклад — и мы переводим его из обвиняемых в свидетели. А иначе дело просто рассыплется. Теперь мы так и сделали. На этот раз все было построено куда грамотнее. Часть ребят мы оформили свидетелями — и все получилось! — Вы даете мне данные по Шульцу, а я вывожу вас из этого дела. Идет? Видно было, как им не хочется соглашаться. Но другого выхода-то у них не было, понимаешь? — Идет, — было отвечено мне. Все обвинение мы тогда построили на эпизоде с избитым армянином. Работа пошла очень быстро. Потерпевший имелся, свидетели были допрошены. Не было выходов только на самого Шульца. Данные его у меня были уже давно — да что толку? Глупо было бы прийти к нему и сказать: «Нам известно, что ты — лидер противозаконной группировки. Сейчас же, сука, во всем признавайся!» Шульца нужно было брать на чем-то конкретном. И мы стали над этим работать. Этот засранец сам никогда в драках не участвовал. Дать отмашку — это пожалуйста! Но сам — никогда! У свидетелей я спрашивал: — Сам Шульц армянина бил? Те только смеялись: — Разумеется, нет! Слишком осторожный. Я опять беседовал с информаторами: — Кто конкретно бил армянина? — Вся бригада била. Но больше всех Леша Ваффен. — Что значит Ваффен? — На затылке у него есть татуировка: «Waffen SS». Отсюда и кличка. — Адрес? Место работы? Хоть что-то, кроме этой татуировки, можешь о нем сказать? — Знаю телефон. А уж где телефон, там и все остальное. Мы его проверили, и оказалось, что парень дважды судим. Один раз за наркотики, а второй — за грабеж. Причем грабеж был совершен в составе, а это всегда более серьезная статья. Ну и здорово! Лучше биографии не придумать! Через какое-то время мы приехали и просто сняли парня из дому. Сели в машину, едем в отделение. Я говорю: — Леша! Ты же сам все понимаешь. Ранее судим, человек опытный. Просто так милиция ведь не приезжает. — Да. Все понятно. — А раз понятно — рассказывай, что натворил. Он начинает нести какую-то чушь. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь