– Истребительница. Истребительница. Я вскочила на ноги, желая убежать от этого слова. Оно для меня так же отвратительно, как то, что я сотворила с адской гончей. Я не Истребительница. Я Наблюдатель. Кроме того, провидцы, с которыми мы раньше работали, не могли не заметить Истребительницу в наших рядах. Я нарезаю круги по комнате. – Это невозможно. Больше нельзя призвать Истребительниц. Магия исчезла, и больше ничего не осталось. Не будет никаких Истребительниц. Да и вообще, разве есть какой-то смысл в том, что я могу быть Истребительницей? – Нет! – произнесла Артемида, и сила ее восклицания слегка меня задела. Ей не нужно было так быстро со мной соглашаться. C другой стороны, это подтверждало мои слова. Никто из нас не хотел бы стать Истребительницей, но если кто-то и мог ею быть, то уж точно не я. Артемида встала, держась идеально прямо. Она свела брови, и выражение ее лица говорило о тревоге: – Но мне кажется… Мы знаем, что скрытые способности Истребительницы активизируются в момент серьезного испуга или отваги, с чем ты никогда не сталкивалась после пожара, потому что я оберегала тебя – я всегда так старалась оберегать тебя! Она глубоко вздохнула и потерла лоб. – Это кажется невероятным. И неверным. Но это не похоже на то, как вселяется демон. И время, когда это произошло… Что, если ты превратилась в Истребительницу в самый последний момент перед тем, как род Истребительниц прекратил свое существование? – Нет, – отрезал чей-то голос, мрачный и холодный, как подземелье замка. Оглянувшись, мы увидели возле дверного проема нашу мать. А я-то думала, что этот день не может стать еще хуже. Глава 4 У НАС БЫЛО ТРИ МАТЕРИ, КАЖДАЯ – в разный период времени. Первая – мама мечты. В моих воспоминаниях она пахнет рождественским печеньем. Она нам пела. Читала книжки с прекрасными картинками, а не с чешуйчатыми демонами. Смеялась. По крайней мере, мне кажется, что она смеялась. Когда я пытаюсь вообразить это, звук почему-то не накладывается на картинку. Как будто смотришь немое кино. А в конце фильма – мой отец с седеющими усами и добрыми глазами, и они опускаются на колени, чтобы обнять нас обеих. Мама что-то говорит ему – что именно? – а затем целует. Мы машем ему рукой, пока он выходит из дома. Мама выглядит одновременно гордой и грустной и зовет нас на кухню за печеньем. Мой папа так и не вернулся, и та моя мама – мама с печеньем – тоже исчезла. В каком-то смысле Баффи забрала у меня обоих родителей. Я никогда не встречалась с Истребительницей. Скорее всего, она и не знала о нашем существовании. Но когда мой папа умер ради нее, мама мечты умерла вместе с ним. Вторая – призрак мамы. После той ночи, когда на нас напали на кладбище, мама всегда была рядом с нами, но… ее не было. Мы постоянно переезжали. Не припомню, чтобы она работала или чем-то занималась. Печенья не стало. Остались только мы вдвоем и наша отрешенная мать. Она следила за нами, но ее преследовали собственные мысли. Замирала у окна с задернутыми шторами, не отрывая взгляда от просвета между ними. Мы потеряли отца, но мы потеряли и мать. Она превратилась в свою бледную тень. Мы искали у нее утешения, но находили только страх. Поэтому мы с Артемидой перешептывались, играли тише. Тщательнее прятали наши колья, чтобы она их не отбирала. Научились заботиться друг о друге, чтобы не мешать ее бдениям. Получалось не всегда идеально, но было неплохо. Но затем все сгорело. Третья – не мать. После пожара она перестала быть нашей матерью и стала Наблюдателем. Раньше я и не подозревала, какой необычной была наша обособленная жизнь, пока мы не переехали к ним в Лондон и я не увидела, как устроено сообщество Наблюдателей. Мы больше не жили одной семьей. Мы с Артемидой обитали в общем спальном крыле, а у матери были апартаменты в крыле Совета. Мне казалось, что она снова отталкивает меня. Но, может быть, ее решение сменить роль матери на роль Наблюдателя было отчасти связано с тем, что так она могла избегать меня. Мы никогда не говорили о том, почему она выбрала Артемиду, а не меня. Иногда я думала о том, чтобы добиться от нее ответа, но в конце концов, я предпочла не знать. Вряд ли мне станет легче, узнай я настоящую причину, по которой она оставила меня. Я не умерла той ночью, но порой рядом с матерью мне казалось, что всё-таки умерла. Будто бы в ее мире не было меня, а отец был. Теперь, когда моя мать стояла в дверном проеме, буквально излучая гнев, я чувствовала себя слишком заметной. – Мама, – начала было Артемида, но мать взмахом руки словно мечом обрубила слова. – Нина – не Истребительница. В ее словах – ни тени растерянности или беспокойства. Мне хотелось согласиться с ней – я никогда не мечтала быть Истребительницей, – но то, с какой легкостью она отмела эту вероятность, вызвало во мне приступ подросткового бунтарства. Как и у моего тела, у него не было возможности тренироваться, но рефлексы оказались превосходными. – Откуда тебе знать? – мой голос повысился на октаву. – Тебя там даже не было. Мы не видели ее два месяца, и все это время я чувствовала себя иной, опасаясь, что в меня вселился демон или кое-что похуже – то есть Истребительница. Заметила бы она? Вряд ли. Но теперь она была здесь и рассказывала мне, как я себе чувствую, вместо того, чтобы спросить у меня. Совсем как в тот раз, когда она сказала, что я не подхожу для полноценного обучения на Наблюдателя. Как в тот раз, когда она сказала Артемиде, что та подходит. Насколько она контролировала и предопределяла нашу жизнь? Она даже не спросила про адскую гончую. Как будто бы ей не было до этого дела. Может быть, и впрямь не было, раз дело касалось меня. Она любит, когда я незаметна. Артемида развернулась к матери, спиной ко мне, исключая меня из разговора. – Она убила адскую гончую! Если ты так уверена, что она не Истребительница, значит, дело в чем-то еще, и нам нужно разобраться с этим. – Ты разочаровала меня, Артемида. Нина никогда не должна была оказаться в подобной ситуации. Она вообще никогда не должна была быть рядом с демоном. – Я была всего в двадцати футах от замка! – я воздела руки к потолку. Они говорили обо мне так, будто бы меня рядом не было. – Артемида что, должна все время выгуливать меня на поводке? Она не может постоянно защищать меня! И по всей видимости, это и не требуется. Артемида вздрогнула. Я не хотела обидеть ее. Я знаю, как серьезно она относится к роли моей защитницы. И я позволила ей принять эту роль без возражений. Возможно, это было ошибка – для нас обеих. Я потянулась было рукой к ее плечу, но она скрестила руки на груди. – Неважно, – сказала она. – Истребительница или что-то другое, мы разберемся. Взгляд матери был направлен на стену позади меня. Ее лицо было напряжено от гнева. Мягкие каштановые волосы стянуты в строгий хвост, вокруг прищуренных серых глаз собрались морщины. Какое право она имеет сердиться на нас? Я ни в чем не виновата. Или она злилась оттого, что ей пришлось обратить на нас внимание? Затем я поняла, что… неужели из ее глаз текли слезы? О Боже. Баффи. Истребительница. Мама утратила все по вине Истребительницы. Если мне тяжело думать о Баффи, то насколько же это должно быть труднее для моей матери? – Мама, – выдавила я. Она развернулась на остром каблуке, не давая мне продолжить. – Мне нужно поговорить с Советом. Вам не надо приходить. Все выходы из замка перекрыты, так что оставайтесь здесь. Мы с Артемидой переглянулись в замешательстве. Для меня не было ничего нового в том, что мама не обращала на меня внимание. Но наотрез отказаться от обсуждения чего-то столь серьезного – это чересчур даже для нее. Недоумение моей сестры быстро сменилось негодованием. – И все? Она возвращается и узнает, что в замок вломилась адская гончая и ты ее убила, после чего нас отстраняют? Она вздернула подбородок. – Мы идем на совещание. – Мне казалось, что после приезда мамы нас там не ждут. – Мы пойдем так, что она об этом не узнает. Артемида поднялась, лицо ее было холодным и твердым, как каменная стена. Она выскочила из комнаты, я последовала за ней, озираясь по сторонам. Однако она пошла в противоположном от зала Совета направлении, в сторону спального крыла. Мы оказались в задней части замка, в запутанном лабиринте коридоров, соединяющих хитросплетение по большей части неиспользуемых комнат. Имоджин высунула голову из своей комнаты. Я бывала там, только когда проводила обследование детей: измеряла рост, слушала сердцебиение, раздавала леденцы. Каждый раз, когда я это делала, я с нежностью вспоминала сестру Абрамс. Она обучала меня еще в нашем прежнем штабе. Сестра Абрамс носила передник с карманами, полными леденцов, хотя работала она в основном со взрослыми. – Даже Наблюдателям нужны сладости, – сказала она мне однажды. – Думаю, им особенно. В борьбе против Изначального Зла мы потеряли не только наш штаб. Мы потеряли и наше сердце. – Что происходит? – Имоджин всегда выглядела изнуренной, но теперь поверх усталости отчетливо проступил страх. – Новое нападение? Ваша мать проходила мимо, но не заходила в спальни. – Никаких нападений, – сказала я. – Мама просто… зашла поздороваться после возвращения. Имоджин мне не поверила, и я не могла ее винить. Но ей хватило любезности притвориться, будто мама, которая заходит к нам справиться, как дела, – это обычное дело. Имоджин оглянулась через плечо: за открытой настежь дверью было видно, как Малыши собрались вокруг стола и что-то лепили из глины. – Они не знают, что мы перекрыли все выходы. – Выдержав паузу, она упрямо выпятила подбородок, словно бросая нам вызов. – Мы ничего им не сказали. В их жизни было достаточно страха. Если дело примет плохой оборот, я просто запихну их в машину и уеду не оглядываясь. Интересно, почему мы этого сразу не сделали. Но если мы потеряем Малышей, мы потеряем следующее поколение Наблюдателей. Вероятнее всего, последнее. И они не узнают о своем происхождении или о том, за что погибли их родители. – Риз и Джейд патрулируют коридоры. Артемида провела рукой по гладкой рации, прицепленной к ее поясу. До этого я не замечала ее, и меня тут же охватила зависть. Разумеется, мне рацию никто никогда не выдавал. Все, что у меня есть, – это местный мобильный телефон, он едва ловит сигнал. В половине случаев даже сообщения с него не доходят. Но я никогда не играла такую роль, как Артемида. Стала ли теперь моя роль важнее? И хочу ли я этого, если это означает быть?.. Я вздрогнула. Это слово тяжело произносить даже в мыслях. Имоджин отрывисто кивнула. – Как только будут новости об адской гончей, дайте знать. Мы все знали, что Совет ничего ей не скажет. Пусть никто не дает мне рацию, но Совет точно так же игнорирует Имоджин. Она единственная, кто находится еще дальше, чем я, от центра внимания. Это довольно эгоистично, но я всегда радовалась, что она стоит ниже всех, хоть это и совершенно несправедливо. В противном случае мне пришлось бы застрять в няньках, и хотя Малыши мне нравятся, пожалуй, все-таки не настолько. Артемида вела меня к закрытой части замка. Всевозможные следы давно минувших эпох – покрытый копотью ящик для инструментов, истлевший гобелен, футболка с грибами, скомканная в углу, и плюшевый кролик со вспоротыми хлопковыми внутренностями – захламляли пол. Миновав их, Артемида подошла к трухлявой двери шкафа и распахнула ее. За ней была кромешная темнота. Еще даже не ступив туда, я уже чувствовала, как паутина касается моей кожи. Я просто знала, что там обитают пауки.