От водных процедур меня отвлекли шаги и скрип решетки. А так как с текущими (во всех смыслах, хе-хе) делами я уже почти покончил, то предпочел оглянуться на шум. – Не ожидал от вас такого, Антониос. Я, признаться, тоже, потому не придумал ничего лучше, как хмыкнуть: – И вам доброе утро, профессор. Рад видеть. – Боюсь, не могу ответить взаимностью, – поджал губы сухонький и седой как лунь старичок – мой (и Тинкин) непосредственный начальник и научный руководитель Георгиос Спанидис, доктор биологических наук, профессор, член-корреспондент Академии наук Патриа-Нуэво, почетный профессор Университета Нового Оймякона, и прочая, и прочая. Как всегда затянутый в белый летний костюм, при галстуке и трости. – Весьма сомнительное удовольствие вытаскивать из кутузки в воскресенье утром нерадивого аспиранта. – Вам Тинка позвонила, что ли? – нахмурился я. Вряд ли кто-то еще, только эта взбалмошная девица могла до такого додуматься. Это ж надо, начальство подтянуть! По уму, как раз от него инцидент утаить не мешало бы. Хотя в Ла Пинца это невыполнимая задача – новости разлетаются в миг. Да и знает она профа куда лучше меня, как-никак, уже несколько лет под его началом трудится, а не месяц, как я. И проболталась наверняка о причине побоища. А старый Георгиос, как я уже имел возможность убедиться, романтике был не чужд. Видать, сам в молодости знатно покуролесил. И сейчас, если вдуматься, играл на публику – гремящего ключами карабинера. Предсказать реакцию стража порядка на открытое одобрение моего вчерашнего дебоша я бы не взялся – может, посмеялся бы, а может и обиделся. Вплоть до задержания еще на двадцать четыре часа. Так что все правильно профессор делал. Да и мне не помешало бы подыграть – скорчить рожу попостнее и стыдливо уставиться на носки топсайдеров. Ничего более интересного в ближайшей округе не наблюдалось, разве что роскошное оранжевое пятно на пузе. Но с потерей тенниски я уже смирился. К тому же ночью обнаружился неожиданный плюс от испорченной одежки: аромат цитрусового микса надежно забивал вездесущую вонь биопластика, здесь, в казенном заведении, особенно заметную. – Ты еще долго, Джузеппе? – счел нужным возмутиться проф на слишком уж медленного копа. – Я не намерен терять ни единой лишней минуты из моего выходного. – Повезло, – не удержался я от ухмылки. – Легко отделаюсь, получается. – И не надейся! – немедленно поставил меня на место Георгиос. – Завтра же жду с отчетом по последней серии опытов! – Профессор! – возопил я, и отнюдь не притворно – ну его на фиг, если не шутит. Там еще работы на неделю, не меньше. – Почему вы со мной так жестоки? Меня вчера побили, у меня похмелье… и ничего смешного! Карабинер Джузеппе, даже не пытаясь скрыть ухмылку, закончил ковыряться с замком и демонстративно распахнул решетчатую дверь: – Задержанный, на выход! Я, естественно, дожидаться повторного приглашения не стал и вымелся из камеры, дисциплинированно пристроившись рядом с суровым профом. – Чего застыл? Прямо и направо, в седьмой кабинет! – Чего это? – Того это. Кто залог платить будет? Синьор профессор? – Коп с нескрываемым удовольствием смерил меня сочувствующим взглядом и повесил связку ключей на пояс. – Готовься с месячным жалованьем расстаться, не меньше. И радуйся, что мировой судья в хорошем настроении, а то бы неделю у нас погостил. А может и две. Ну-ну. Попробовали бы. Мне бы ведь тоже скучно было, а поскольку терять уже нечего, я бы себе ни в чем не отказывал. А фантазия у меня богатая, в отличие от того же профессора – тот предпочитал верить исключительно доказанным научным фактам. Начал бы, к примеру, с матерных частушек. Потом бы перешел на хулительные хайку на трех языках – русском, английском и английском матерном, чтобы уж точно до адресатов смысл донести. Ну и там по мелочи: кружкой по решетке поколотить, голодовку объявить, адвоката стребовать, в идеале столичного… – Антониос, пойдемте, – потерял терпение проф. Зато, судя по вежливой форме обращения, самообладание к нему вернулось. Хотя скорее отпала необходимость в показухе – Джузеппе остался за поворотом. В седьмом кабинете мы надолго не задержались: я получил обратно изъятые вчера вещи – браслет, ай-ди, служивший заодно кредиткой, и смартфон – тот самый противоударный, папенькин подарок; быстренько использовал ай-ди по назначению, слегка облегчив банковский счет, и поспешил увести профессора из околотка. Нечего ему в таких местах светиться, для репутации плохо. Он, как-никак, помимо всего прочего еще и почетный гражданин Ла Пинца, города и острова. А вообще хорошо, что сегодня воскресенье. В любой другой день еще бы и с мировым судьей пришлось пообщаться, что тоже удовольствие сомнительное. А так озвучили сумму штрафа, подивились моей бесстрастной роже (сумма реально для местных оказалась немалой), подтвердили перевод денег да и выпроводили вон из участка. Едва оказавшись за пределами околотка, я демонстративно вдохнул полной грудью и громко, чтобы копы на территории услышали, прокомментировал ситуацию: – Пьянящий воздух свободы! Вам, сатрапам, не понять! Карабинеры-патрульные, впрочем, моих стараний не оценили – как шлялись по территории, так и шлялись. И даже коситься в нашу с профом сторону перестали, поскольку не интересно и лениво. – А вы, Антониос, ни капли не раскаиваетесь, – констатировал Георгиос, укоризненно покачав головой. И уставился на меня в задумчивости, машинально поглаживая гладко выбритый подбородок. – Есть немного, профессор, – не стал я спорить с очевидным. – А у вас проблемы, молодой человек, – поджал губы проф, пораженный моей бестактностью. – Вы, оказывается, антисоциальный элемент. Не ожидал, не ожидал. – Зато никто не умер. Вот так вот. Предельно серьезно, без хиханек да хаханек. Так что даже старого профа до печенок пробрало. По крайней мере, он не нашелся, что ответить. И, надо отдать ему должное, в душу лезть не стал. Георгиос Спанидис хоть и любопытен от природы, как всякий большой ученый, но еще и деликатен не в меру. Некоторое время мы молча шагали рядом – я разглядывал пятно на пузе, а профессор думал о чем-то своем. Потом я остановился, набрал побольше воздуха в грудь и с чувством продекламировал: Греет ладонь рукоять, Погибель сулит клинок. Умру свободным. Хм, а ничего так получилось, даже по-английски. – О чем это вы, молодой человек? – оживился профессор. – Никак бунтовать вздумали? – Только в мыслях, профессор, только в мыслях, – рассмеялся я. – Просто момент запоминающийся, вот и выплеснулось. – Это хокку? – Хайку. Хотя разницы особой нет. – Так вы еще и поэт, Антониос! Гремучее сочетание… – Есть немного, – не стал я скромничать. – Хотя поэт сильно сказано. Со скальдической поэзией, к примеру, так и не совладал, а ведь происхождение обязывает! Пришлось освоить что попроще… проф, это у вас, или у меня? Вряд ли у меня, я вчера свой смарт на вибро выставил, а сегодня звук прибавить не успел. Да и мелодию такую – старый добрый «Сиртаки» – я вряд ли бы стал как рингтон использовать. Скорее бы «Полет валькирий» заюзал, хотя вряд ли. – У меня, – подтвердил профессор и прижал трубку к уху: – Спанидис слушает. Что?.. Чезаре, успокойтесь… Говорите толком, что случилось… понял… сейчас буду. – Что?! – уставился я на руководителя, когда тот спрятал смартфон и устремил потерянный взгляд куда-то вдаль. Такое я уже видел, и неоднократно – обычная реакция Георгиоса на нестандартную ситуацию. Что-то где-то наверняка стряслось. Вообще-то пофиг, но есть один нюанс – как бы Тинка во что не вляпалась. Я после вчерашнего за нее начал испытывать что-то вроде чувства ответственности. Уже не братского, но еще и не… даже не знаю, как правильно сказать. Не бойфрендовского, что ли… – В дельфинарии что-то, – очнулся профессор после того, как я коснулся его плеча. – Не сказать, что серьезное… но толком я не понял. Нужно сходить посмотреть. – Можно я с вами? – Почему нет? – пожал плечами проф. – А переодеться вам не надо, Антониос? – Да пофиг, – легкомысленно отмахнулся я. – Скажу, что это принт такой. Хэнд мэйд, штучный дизайн, все дела. – В таком случае не смею препятствовать. На том и порешили. * * * Там же, тогда же Шагать пришлось недолго – вызволив меня из каталажки, профессор на автопилоте направился аккурат к родной лаборатории, и мы к моменту звонка одолели уже добрую половину пути. Так что к комплексу серых построек за высоким бледно-зеленым забором – естественно, биопластиковых – подошли минут через пять. Был бы я один, и вовсе бы за пару минут домчался. А так пришлось под профа подстраиваться. А тот посчитал, что передвижение мелкими шагами вприпрыжку (это в его интерпретации называлось бегом трусцой) ниже его профессорского достоинства. К тому же особой срочности и не было, иначе бы уже вовсю сирены надрывались. Но вот то, что в комплексе что-то неладно, чувствовалось издалека – по разноголосице криков в диапазоне от панических до азартных. Среди последних особо выделялось Тинкино звонкое меццо-сопрано. Вот кто бы сомневался! Слишком уж деятельная натура у синьорины Монтанари. На территорию попали без труда – проф мазнул браслетом по сенсору замка, и перед нами гостеприимно распахнулась калитка, от которой засыпанная мелкой галькой дорожка вела к бассейну, выполнявшему помимо прочих еще и функцию вольера для специально обученных дельфинов. Таковой сейчас на территории исследовательского комплекса обитал ровно один – Люченте, он же Быстрый, он же Лучиано, а Тинка и вовсе звала его Лу. Крупный самец дельфина-белобочки, выходец из Средиземноморья, как и все здешние поселенцы. Говорят, с ним жила подружка, но я ее не застал – ее перевели на другую базу еще до моего приезда. Вроде бы как у нее возникли осложнения с беременностью, вот и отправили с глаз долой из сердца вон, под присмотр профильных специалистов. Лу тогда здорово горевал, но довольно быстро оправился от душевной боли, и я познакомился уже с нормальным, веселым и общительным, существом. Суицидника он ничем не напоминал, равно как и угрюмую нелюдимую личность. Так что даже и не понятно, с чего кипишь… а с другой стороны, кто, если не он? Короче, любопытство все же взыграло, и я, не сдержавшись, рванул к бассейну бегом, на ходу стягивая изгвазданную тенниску. Профессор поймет и простит. Наверное. А если и не простит, то плевать. Потому что в голосе Тинки вдруг прорезалось нешуточное беспокойство, такое ощущение, что ситуация начала выходить из-под контроля. Знать бы еще, что за ситуация… но ничего, в процессе разберусь, не впервой. Проигнорировав несколько боковых ответвлений дорожки, ведущих к лабораторным боксам, центральному офису и всяческим вспомогательным объектам типа эллинга и гаража, я стрелой домчался до серой скругленной стены – именно так со стороны двора комплекса выглядел бортик бассейна – взлетел по хлипкой лестнице, напоминавшей пожарные у меня на родине, пронесся по настилу шириной в пару метров, умудрившись на ходу избавиться от топсайдеров, и с разбегу сиганул в воду, в последний момент слегка подправив траекторию и потому благополучно избежав лобового столкновения с Чезаре – местным служителем, на манер поплавка болтавшегося на поверхности неподалеку от сходней. Воспользоваться оным приспособлением я не удосужился: с одной стороны, тупо про него забыл, с другой – прыжок рыбкой с хорошего разбега выглядел куда пафосней, чем спуск по ступеням. Да и просто быстрее, если разобраться. А оказавшись в толще воды, я внезапно осознал еще одно преимущество такого появления – отсюда, почти от самого дна, открывался неплохой вид на акваторию. Причем с очень любопытного ракурса. По крайней мере, раньше я Тинку с такой позиции не наблюдал, а потому был лишен удовольствия полюбоваться настоящей нереидой – грациозной, ловкой и прекрасной, как сама Афродита. Естественно, пока молчит, хе-хе. А потом взгляд мой переместился на мечущуюся вокруг девушки двухметровую черно-белую тушу с характерными желтыми полосами с обоих, так сказать, бортов. И если в действиях синьорины Монтанари прослеживалась хоть какая-то система – она просто банальнейшим образом уворачивалась от дельфина, то последний хаотично бросался из стороны в сторону со сменой горизонтов. И, такое ощущение, то пытался протаранить внешнюю стенку бассейна напротив гильотинной переборки, отделявшей собственно бассейн от остальной лагуны, то мчался в прямо противоположном направлении, замедляясь в последний момент перед столкновением с препятствием – на сей раз задней стеной – и каким-то чудом отворачивая. А Тинка пыталась вовремя убраться с его пути. Понятно теперь, что ее беспокоит. Явно не опасность, угрожающая лично ей, она больше о Лу печется. Все-таки питомец, которого она привыкла изо дня в день холить и лелеять. Раньше она и его подружку вниманием не обделяла, а теперь вынужденно переключилась на единственный оставшийся в пределах досягаемости объект. Не мудрено, в общем-то, что она к нему так привязалась. Все это промелькнуло у меня в мозгу в течение тех секунд, что потребовались для достижения поверхности. Вылетев из воды, что твоя пробка, я немедленно плюхнулся обратно, на сей раз даже не окунувшись с головой, и интенсивно заработал руками, загребая в сторону растрепанной шатенистой головы, торчавшей метрах в десяти прямо по курсу. Должен сказать, бассейн у нашего дельфина был оч-чень даже просторный, особенно для одного обитателя – метров пятьдесят в диаметре. В диаметре, поскольку по большей части представлял собой окружность, срезанную по короткой хорде лишь по левому краю, если смотреть со стороны двора лабораторного комплекса. В том месте к заполненной морской водой емкости примыкал небольшой… да пусть будет эллинг – назначение-то схожее. За тем лишь отличием, что в нем был устроен низкий помост вровень с уровнем воды, на котором проводились профилактические осмотры пациента, в нашем случае Люченте. Естественно, тот перед процедурой должен был на него выпрыгнуть. Ну, для нормально обученного дельфина это не проблема. Правда, иногда оный пациент начинал артачиться, и загнать его в эллинг стоило больших трудов. Но только не сейчас – я наконец понял, что меня терзало все эти мгновения. Во-первых, дельфин не переставая верещал, от чего немилосердно давило на уши (и под водой тоже), а во-вторых, он все больше и больше сужал траекторию метаний, явно смещаясь к тому самому эллингу. Вот только проникнуть он в него не мог – решетка была опущена. Но это тоже не проблема – в бассейне имелся сенсор, управляющий заборчиком. Он дублировал основной командный контур, а заодно упрощал жизнь служащим, тому же Чезаре, которым при необходимости не было нужды вылезать из воды и шлепать по настилу к будке оператора. В ней, кстати, тоже какая-то суета наблюдалась, но я решил не заморачиваться с ором и криками, а сделать все сам, то бишь, согласно известной мудрости, хорошо. К тому же я явно угадал с планом действий, поскольку Тинка, едва меня заметив, крикнула «Загон!», продублировав приказ вполне понятным жестом. Попутно еще и от Лу увернуться умудрилась, и даже воды не нахлебалась. А я снова нырнул, избежав таким образом контакта с не уступавшей мне массой, но заметно превосходившей скоростью тушкой, проплыл, сколько смог, под водой, и вынырнул на расстоянии вытянутой руки от нужного места. Осталось лишь аккуратно подгрести поближе к стенке и коснуться сенсора, попутно сместившись максимально в сторону, чтобы, не дай бог, под черно-белую торпеду не подставиться. Решетка опустилась быстро, но еще быстрей мимо промелькнул Лу – он не стал дожидаться полного открытия ворот и ворвался в загончик, едва не пропоров пузо точащими пластиковыми штырями. Впрочем, ему ничего не грозило, скорее бы штыри погнулись, чем разошлась его прочная шкура. Зато потерявший разум и осторожность дельфин набрал такую скорость, что проскользил по помосту и смачно влип правым боком в дальнюю стенку эллинга. Против ожидания, интенсивно работать плавниками и изгибаться всем телом, чтобы сместиться поближе к воде, он не стал, а, такое ощущение, наоборот постарался вжаться в преграду, перестав даже дышать. Типа, спрятался?.. От чего, интересно? Или от кого?.. Он что, в панике? Кстати, это многое объясняло. Ну хотя бы даже то, что Лу, в нормальном состоянии отличавшийся умом и сообразительностью, прекрасно умел сам активировать сенсор. И временами, когда его нужно было принудительно загнать на профилактику, доставлял немало хлопот, касанием рыла закрывая решетку. Приходилось блокировать этот контур из операторской, равно как и второй, внутренний, располагавшийся в загончике. А тут вдруг память у дельфина отшибло. Или внезапно навык потерял, что странно. – Молодец, Антонио, быстро соображаешь! – похвалила меня подплывшая вплотную Тинка. – Можешь, когда хочешь. А то постоянно тормоз тормозом. Это на что она намекать изволит? На свои домогательства, которые я до поры до времени упорно игнорировал? А что, вполне… и в ее характере. – Тормоз тоже механизм… – вознамерился было отбрехаться я, но, наткнувшись взглядом на Люченцо, сказал совсем не то, что собирался: – Тин, что это с ним? Это вообще нормально? – Нет, – покачала головой Тинка. – Это точно не нормально… но я без понятия, что делать…