Мы взяли факелы и выбежали из дома. Вдоль стены промелькнули чёрные тени. — Лови их! — Скомандовал медведь. Семёныч рванул первым, за ним я и Марина. Медведи с белкой обходили дом с другой стороны. Встретившись с обратной стороны и не найдя никого… * * * — Куда они делись? У вас бобры норы рыть обучены, или телепортации? Строитель присветил факелом в кусты малинника. Никого. Как сквозь землю провалились. Наверху что-то затрещало и нам на головы рухнули два бобра с небольшим бочонком мёда. Медведь не растерялся и схватил обоих за шиворот. Пленные говорить упорно отказывались, потому медведи их связали и оставили возле камина, греться. Присматривать за ними посадили Семёныча с Кривозубом. Белка пыталась разговорить молчунов, но совершенно безуспешно. — Мёда хотите? — Хозяйка, словно дразня, прошла с тарелкой мимо воришек и поставила её перед нами. У одного из бобров громко заурчало в животе. Мы засмеялись и предложили ему ложечку. Борясь с собой, бобёр гордо отрицательно помотал головой и отвернулся. А вот его товарищ, смотрел на ложку, с которой стекал мёд, так, словно это было золото. — Может, скажете что-то? Медведь подошел к связанным бобрам и наклонился к тому, что жадно смотрел на мёд. — Вот что вам мешает пасеку сделать, пчёлок завести? Обязательно воровать, да? Ну, хоть пришли бы, да попросили нормально, или поменяли на что. Никто ведь не против. Мёда у нас много. А вы забор сломали, овощи потоптали, всё перевернули. Эх вы… Бобры стыдливо опустили глаза. — Может, нам милицию вызвать. — Не надо милицию, — буркнул бобёр. — А я думала, бобры рыбу едят, — сказала Марина. — Фу… Рыбу…Она воняет. Терпеть не могу, — ответил бобёр. * * * Видя всеобщее недоумение, медведь пояснил: — У белок с бобрами давно уже тёрки. И за территорию и за независимость. Просто если дать бобрам суверенитет, так они совсем от рук отобьются. Дикий народ, совершенно дикий. Только набегать и воровать умеют… Я обернулся к белке: — А ты чего молчал? Кривозуб, едва не поперхнувшись орешком, взглянул на меня. — Боброфобия. Он даже говорить про это боится, — пояснил Медведь. — У белок иногда бывает. Кошмары по ночам, при упоминании о бобрах потеют, и глаза бегать начинают. Вот — сам смотри. Вид у пограничника сейчас был, как у загнанной лошади. Забавно то, что сами бобры, связанные и сидящие у него перед носом, вызывали у пограничника куда меньше страха, чем разговоры о них. — А это ещё мирные воришки. Настоящие злые бобры, особенно при полной луне, это куда страшней. Медведь прищурил один глаз и посмотрел на белку. Кривозуб сидел в углу и дрожал, повторяя одну фразу "От бобра не жди добра… От бобра не жди…». — Да перестань ты. — Осадила белку Марина. — Что тебе эти бобры сделали? — Они мою сестру похитили… Кривозуб достал из сумки старую фотографию. На ней он был с другой белкой. — Это твоя сестра? — Да. Ёё год назад бобры забрали. Потому в пограничники и ушел. Защищать от таких. — Грустно. Интересно, она жива ещё? — Возможно. У бобров в чаще леса плантации, туда всех пленных на работы сгоняют. Если она жива, то, скорее всего, её туда повезли. — А вы не думали найти эти плантации и спасти своих? — Мы искали, но не нашли. А потом наш отряд в ловушку попал. Еле лапы унесли. Семёныч подсел к белке. — А что случилось? На вас бобры напали? Много? — Много… Нас пятеро в отряде было. Уйти смогли двое. Я и командир наш. — А остальных убили? — Забрали их. Идея о том, чтобы помочь белкам, меня не покидала. Если я не могу здесь умереть, значит, никакие бобры мне не страшны. Стоп. Мне сказали, что здесь не умирают. А значит и белки тоже живы. И сестра Кривозуба. Хотя, если Кирпич преобразовался, возможно, погибающее зверьё тоже становится людьми? Но это пока только домыслы. Факт только один — полностью помереть здесь нельзя. И это несомненный плюс. — Ребята, мы идём искать белок. Семёныч, не вставая с лавки, приоткрыл один глаз и внимательно посмотрел на меня: — Хочется на плантации? Валяй. Но без меня. Марина же отнеслась к моему предложению совершенно иначе. — Семёныч, ты бессердечный! У Кривозуба сестру похитили, а тебе лишь бы поспать и поесть. Или ты струсил? Последняя фраза заставила прораба открыть второй глаз и даже поднять голову: — Кто струсил?!! Плен. Участок леса, через который мы пробирались, зарос так, что временами приходилось пригибаться, как в пещере. Да ещё и постоянные странные звуки, доносящиеся из глубины леса. Что это, мы понять так и не смогли. Однако звучало довольно жутко. — Стой, — скомандовал строитель. — Кажись, вижу что-то. Я достал маринин бинокль, но так ничего и не разглядел. Света здесь было крайне мало, а ночным видением театральный бинокль не обладал. Я пролезу ближе и рассмотрю. Это сказал Кривозуб. Мы недоумённо посмотрели вниз. Пограничник, вечно трясущийся от страха, сейчас был полон решимости. Белка вернулась минут через десять. Глаза горели, шерсть дыбом. — Ух! Чуть не попался патрулю! Там бобров десятка три, казарма, или вроде того стоит. В ней, наверное, ещё бобры. А казарма голов на сорок! Нам туда соваться… — Ты плантации видел? или белок пленных? — Я дальше пройти не мог, там прожектор и патрули ходят со свиньями. — Со свиньями? — Ну да, сторожевые кабаны окрестности прочёсывают. У них нюх такой что… Еле успел убежать, а то уже, кажется, почуяли. Семёныч вгляделся в темноту леса. — Не кажется тебе. Сюда патруль идёт. Минуты через две нас найдут. — Чёрт! Зарываемся в листья! Быстро!