– Знаю. Направление назло Голливуду. Я его ненавижу. Голливуд я тоже не люблю. И Болливуд не жалую. – А… – Азиатское кино ничуть не лучше всего перечисленного. Еще вопросы будут? – Литература! – осенило Рыбу-Молота. Сейчас она скажет «да», потому что книжки любят все. Или делают вид, что любят. И не какое-то там бульварное чтиво (кто в здравом уме и трезвой памяти признается, что пользует бульварщину?). Речь идет о высоком. Издающемся тиражом не более 5 тыс. экземпляров, на хорошей бумаге и в хорошем переплете. С восторженными отзывами на последней странице обложки – от «Таймс», «Ридерз дайджест», «Обсервер» и «Эсквайр»; от высоколобых мужских журналов и низкожопых женских; от экуменических организаций, правозащитных объединений, ассоциации стрелков, ассоциации производителей молока и от сообщества юзеров портала «Всем сосать!». Сейчас она скажет «да»! И может быть, подумает: а почему этот парень спросил про литературу? – наверняка не просто так. Наверняка он имеет отношение к литературе. Он… он… Конечно, на писателя Рыба-Молот не тянет, на издателя – тем более, но можно представиться… гм… Можно представиться переводчиком! Да-да, это отличная идея! Он – переводчик, и в его активе – перевод книжки Р. Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Перевод сделан совсем недавно, но уже успел стать культовым, – что признал и сам автор книжки. В этом переводе дзэн-чайка летает выше, чем во всех других переводах; меньше гадит, глубже копает, складнее звонит, ядренее философствует и смелее обобщает. А еще она… – Ненавижу, – с чувством произнесла пери. – Что? – Литературу. Вот как! Это даже интересно. – А музыку любите? – Терпеть не могу. – Путешествия? – Презираю. – Звездное небо? – В Рыбу как будто бес вселился. – Не выношу. – Животных? – Кому они нужны? – Растения? – Кому они нужны, часть вторая. – Открытки с экзотическими видами? – Рву, не рассматривая. – Очевидно, в случайную попутчицу Молота вселился тот же бес. – Изделия из драгметалла? – Сразу отдаю на переплавку – Бриллианты? – Игнорирую их существование. – Вкусно поесть? – выложил свой основной козырь Рыба. – Вкусно поесть без последствий не получается. Так что – в отстой. – Мужчины? – Плюю на них с высоты десятого этажа. – Женщины? – Плюю с высоты Эйфелевой башни. А еще я ненавижу, когда типы, подобные вам, пытаются завязать разговор. – Я вас понимаю… Все это время я выглядел неприглядно… – Почему «выглядел»? Вы и сейчас выглядите так же. – Да? – искренне расстроился Рыба. – Честно говоря, вы вообще похожи на идиота. – Вот прямо на идиота? – Ну и еще на дауна. – А это – неравнозначные вещи? – спросил Рыба только для того, чтобы хоть как-то поддержать разговор. – Даже не знаю, что хуже. – Для кого? – Для вас, разумеется. После этого замечания разговор скукожился и сошел на нет. И возобновился лишь тогда, когда принесли ужин. – Я бы не рекомендовал, – шепнул Рыба очаровательной соседке, наблюдая, как змея-бортпроводница вместе с парнишкой-стюардом распихивают по рядам пластиковые контейнеры. – Горячее здесь весьма сомнительного качества и может плохо повлиять на работу желудка… Все остальные продукты, включая всякие там пирожные и кексы, вполне вероятно – просрочены… Поверьте, я знаю, о чем говорю… Все то, что готовится поточным методом, без вкладывания души, идет во вред организму… – Ясно, – коротко ответила пери. И, дождавшись, когда гестаповка с подручным приблизятся, сообщила им: – Вот тут мужчина утверждает, что ваши продукты просрочены. И вредны для здоровья. – Какой мужчина? – для порядка уточнила бортпроводница. – Вот этот. – Пери кивнула в сторону Рыбы-Молота. – Это не мужчина. Это негодяй и клеветник. – Взгляд змеи сфокусировался на Рыбе, не предвещая ничего хорошего, а предвещая судебные иски авиакомпании-перевозчика к гражданину Бархатову. С суммой с шестью нулями в качестве компенсации за моральный ущерб и подрыв деловой репутации. – Я не утверждал, – тут же поджал хвост Рыба. – Я просто… высказал предположение. Такое уже случалось… Изредка. – На рейсах нашей компании? – Д-другой… Другой компании, не вашей. Я дико извиняюсь… И беру свои слова назад. – Видели такого негодяя? – обратилась бортпроводница к пери с риторическим вопросом. – Трусливого, жалкого негодяя! – Еще не приходилось. Швырнув на столик Рыбы контейнер, бортпроводники вместе со своей тележкой покатили дальше. – Вообще-то, это спорный тезис… Насчет негодяя. Тем более – трусливого… – Слушай, отстань от меня, а? – жалобно попросила пери, уставившись в покрытую фольгой кюветку («с курицей», как было торжественно объявлено гестаповкой). Так и не рискнув отведать курицы, она переключилась на плавленый сырок, лежащий на листе салата, – но и сырок не внушил ей доверия. Оставался кекс «Весенний», сомнительная упаковка которого больше всего подходила под определение «просроченный продукт». Рыба тут же вспомнил историю с ночным посещением одного из крупных сетевых супермаркетов, где прямо у него на глазах бесстыжие продавцы меняли ценники с датой выпуска на фасованном курином филе. И другую историю – с палкой сырокопченой колбасы, казавшейся относительно свежей. Но только до тех пор, пока Рыба-Молот не заглянул под бумажное кольцо, – там колбаса была густо покрыта зеленой плесенью! Кроме того, он знал 133 (или 1330) способа реанимации безнадежно испорченной красной икры, растительного масла, пива живого брожения, творожной массы и кунжутной халвы. Но кому нужны эти гастрономические истории с душком? Пери уж точно нет. А какие тогда ей нужны? Что-нибудь героическое в стиле Джека Лондона, Руаля Амундсена и армейских будней одной мотострелковой дивизии… э-э нет, героизм нынче – неконвертируемая валюта. Что-нибудь конъюнктурное и высокооплачиваемое в стиле бывших менеджеров и рекламных агентов, переквалифицировавшихся в писатели! Но он никогда не был менеджером и агентом, следовательно – и карьера преуспевающего писателя ему не светит. К тому же Рыба ненавидит щетину на лице, а без многозначительно-культовой щетины путь в литературу заказан. Что-нибудь модное, с элементами ненорматива и стёба – в стиле «live journal» или – как их там?.. интернет-блогов. Или это – одно и то же? Рыба-Молот не в курсе, завести свой сетевой дневник он так и не сподобился. Кошкина была против Интернета (вдруг ее нестойкий муж погрязнет в пучине порносайтов?). Рахиль Исааковна была против Интернета (вдруг ее нестойкий муж погрязнет в пучине сайтов знакомств?). Сам Рыба был против, поскольку стыдился собственной безграмотности, отсутствия юмора и неумения сколько-нибудь адекватно донести мысль. И он не знает ни одной приличествующей случаю убойной цитаты ©, за исключением: «Кто эти люди, которые запрещают нам ковыряться в носу?» Положительно, Рыбе-Молоту совершенно нечем заинтересовать прелестницу-пери. Придя к этому неутешительному выводу, Рыба сник и сжался в своем кресле в позе эмбриона. За час до посадки ему пришло еще одно сообщение от сети PGN: «ТЫ – ИДИОТ», улучшению настроения явно не способствующее. Сообщение сопровождалось музыкальным парафразом на тему основательно забытой советской песни про клен – «а любовь, как сон, стороной прошла». Не судьба, – решил про себя Рыба и немного успокоился. И то правда – ничего общего между ним и смуглолицей дивой (кроме соседних кресел в самолете) нет и быть не может. Она слишком хороша для Рыбы-Молота. Кошкина с Рахилью Исааковной тоже были «слишком», но – объективно – недотягивали по красоте до пери процентов восемьдесят – восемьдесят пять. Чего уж при таких раскладах веслами махать? И пить «боржом», когда почки отвалились?.. Посадка ознаменовалась аплодисментами и непроизвольным падением держащихся на соплях столиков на колени пассажиров. Кроме того, с полок посыпалась ручная кладь. Сидевший у прохода Рыба принял на себя удар маленького дорожного саквояжа: судя по кокетливому виду и умопомрачительному запаху кожи, он принадлежал соседке.