— Речь о той белокурой девочке? Нове? — Да… А ты откуда знаешь? — Буду через полчаса. Словно бабочкино крыло Пять лет назад Надо было послать его к черту сразу же. Нова с самого начала чуяла, что дело нечисто, но продолжала отвечать на сообщения. Все началось три месяца назад. Он написал ей, что она классно выглядит. Ему нравится. На аватарке был симпатичный парень, даже, по мнению Новы, слишком симпатичный, но она не удержалась и ответила. Когда он написал, что ему пятнадцать, она соврала, что ей тоже пятнадцать. Он сказал, что его зовут Петер, и тогда это не показалось ей странным, хотя теперь она думала, что среди пятнадцатилетних Петер не особо распространенное имя. Так могут звать кого-нибудь, кому лет сорок-сорок пять. Первые недели ушли на знакомство. Оба прогуливали школу, притворялись больными, чтобы чатиться, пока мама подбирает мусор, а Юсси напивается, сидя на лавочке в центре. Он прислал ей несколько фотографий — тоже ничего странного. Ну, может, пара-тройка фоток из бассейна, на некоторых он был голый выше пояса; он спросил, не кажется ли он ей некрасивым. Она ответила, что конечно же нет, и даже наоборот, у него красивое тело, и тогда он попросил ее фотографию. В купальнике или вроде того. Нова поколебалась, но фотографию послала. Нашла снимок, на котором она выглядела постарше. Прошлой зимой весь их класс снимался в бассейне “Сюдпулен” в Сёдертелье, и она встала так, чтобы казалось, будто у нее есть грудь. Он написал, что она невероятная красавица, но на пятнадцать лет она, по его мнению, не выглядит. После этого письма Нова почувствовала себя в безопасности. Он спросил, не хочет ли она поговорить с ним по телефону, но она отказалась. Решила, что пока и так хорошо. А вдруг ему не понравится ее голос? Тогда всему конец. Наконец он спросил, невинна ли она, и Нова соврала, что нет. Написала “Это вряд ли”, но тут же прибавила, что парней у нее было не особенно много и что ей никто не понравился. Она просто еще не встретила того самого парня. Он с ней согласился: вот и у него все точно так же. И Нова стала надеяться, что он и есть тот самый. Она представляла себе, как лежит рядом ним и какой он классный. Представляла, как целует его, а может, и кое-что еще. Потом они мало-помалу заговорили о сексе. У него опыта оказалось побольше, чем у Новы, и он поделился ощущениями. Сказал, что в первый раз было немножко стремно, но потом стало получше. Сказал, что может быть очень-очень хорошо, главное — любить того, с кем этим занимаешься. Нова прокрутила ленту вверх. Сотни сообщений. Наконец она нашла нужное. Он: Ты мне так нравишься! Но я должен знать, что ты точно не маленькая. Она: И как мне это доказать? Он: Неловко просить, но, наверное, только так и можно… Короче, пришли фотографию, ну, более личную. Вообще-то мне не хочется просить о таком, но, может, нам потом будет проще друг с другом. Может, мы бы даже встретились? Опять это словечко, подумала Нова. Вообще-то. Вообще-то мне не хочется, написала эта сволочь. Хотя именно этого ему и хотелось, и он получил и фотографию, и еще дофига всего. Господи, какая же она была дура. Нова читала дальше, испытывая острую боль. Она помнила ощущение чего-то странного, но манящего. Теперь слова Петера казались ей абсолютно ясными. Она: ОК ☺. Хотя не знаю, хватит ли у меня смелости на такую фотографию. Он: Если хочешь, я тебе свою пришлю. Чтобы по справедливости ☺. Она: Может, одну пришлю. Только сначала давай ты. Он: ОК. Только подожди немножко. Сразу не получится… Нова проверила время, отмеченное в чате. Он прислал фотографию через двадцать минут. Значит, притворился, что раздевается и двадцать минут старается, чтобы фотка вышла получше, не очень неприличная. Нова стала разглядывать фотографию. Да, на ней тот же парень, что и на аватарке, но сообщения явно писал другой человек. На фотографии лежал на боку в кровати робкий паренек. Нова тогда просто влюбилась в эту фотку, но так уж прямо писать не стала. А теперь фотография вызывала у нее мысли о всяких ползучих тварях. Змеях и червяках. Она: Какой ты классный ☺. Я тебе тоже пришлю фотку, только ты приготовься, что я бреюсь. Мне так нравится. Так в каком-то смысле приятнее. Чище. Скоро пришлю. Он: Да мне все равно. И я согласен, что так чище, хотя с волосками внизу тоже красиво. Для меня ты в любом случае будешь КЛАССНАЯ!!! Через двадцать две минуты Нова отправила фотографию, после которой вся ее жизнь полетела к чертям. Если бы она ничего не отправляла, все было бы нормально. О чем она думала? Дура, дура. Теперь, всего два месяца спустя, Нова смотрела на фотографию и видела под манерными ужимками себя саму. Девочку, которая пытается выглядеть взрослой. Она накрасилась. Тушь, губная помада, пудра. Напихала тряпок под майку, изогнула бедро, чтобы казаться пофигуристее. Ну и убогий же у меня вид, подумала Нова. Он ответил сразу же. Тогда ей показалось, что он написал красиво — немного странно, но романтично. Теперь при виде этих слов ее замутило. Он: О-о… Веко трепещет, словно бабочкино крыло[15]. Словно бабочкино крыло. Как вообще в голову пришло такое написать? После первой фотографии все разговоры вдруг завертелись вокруг секса, и Нова — не так неохотно, как ей хотелось бы думать — ушла в них с головой. Она отправила Петеру еще несколько фотографий, и вот — медленно, но верно — начали приходить угрозы. Сначала незначительные, скрытые: он писал, что у него развилась зависимость от ее прекрасного тела, и если он не получит еще фоток, то впадет в депрессию. Он беззастенчиво нахваливал ее, льстил, а она заглатывала эту лесть. Ее разглядели, ее ценят. Потом вдруг — может, всего за какой-нибудь день — все сменилось острым чувством ошибки. Он признался, что ему девятнадцать, а не пятнадцать, как он писал в самом начале. А потом объявил, что знает — ей не пятнадцать, а всего одиннадцать. Оба соврали на одинаковое число лет, и оба одинаково виноваты. И она даже больше, потому что он же усомнился в ее возрасте. Она ведь помнит? Да, но ведь взрослый здесь он, а она — ребенок. Теперь он знал о Нове все, а она о нем — ничего. Ни как он выглядит, ни сколько ему лет, ни как его зовут — вообще ничего. Знала только одно: она его ненавидит. И еще кое-что знаю, подумала Нова. Иногда он пишет странные вещи, вроде тех слов — когда он видит ее голой, веко у него трепещет, словно бабочкино крыло. Будь она посообразительнее, она, может, и сумела бы разоблачить его. Нова читала, что, если девочки влипают в такую гадость, надо рассказать о случившемся какой-нибудь приятельнице или лучшей подружке. И часто именно лучшая подруга или жертва с подругой вместе рассказывают все какому-нибудь взрослому — маме, папе, учителю, полицейскому, ведь та, что влипла, не решается сама открыть рот. Но Нове некому было рассказать о “Петере” — оставалось только забыть. Может, лучше прекратить посылать ему фотографии и видео? И будь что будет. Если он приведет свои угрозы в действие и перешлет все ее учителю, маме и Юсси, ей останется только уехать из Фисксетры. Может, в Сёдер, где живут феминистки, они-то не парятся насчет таких вещей. Сильные взрослые девочки помогут ей обрести новую себя. Ее перестанут звать Новой, и она больше не будет дочкой полоумной астрологини. Может, она даже внешность изменит. Сделает пирсинг, татуировку. Или операцию — так, чтобы ее никто не узнал. Тогда можно сделать себе нос поменьше и попрямее, да и от веснушек избавиться. Темные волосы и карие глаза — она станет красивая, как Эми Уайнхаус. Собственная квартира в Софо[16]. Работать в кафе. Покупать одежду. Встречаться с парнями — крутыми, но классными. Хватит с нее Фисксетры, Фиши-Фискис[17]. Никогда больше не видеть маму, никогда больше не ловить раков по ночам с Налле и Юсси. Она правда хочет, чтобы ничего этого в ее жизни больше не было? Если понадобится, мама и Юсси встанут за нее горой. Это Нова знала точно. Когда-то давным-давно она проколола шины, наверное, десяти велосипедам во дворе, две коробочки скрепок потратила. Сейчас Нова уже не помнила, что сподвигло ее на такой идиотизм, но зато помнила в точности, как отреагировали мама и Юсси, когда вечером к ним заявился сосед: он-де видел, как Нова прокалывает шины. Они тогда отказались впустить его в квартиру и сказали, что он, наверное, обознался, потому что их дочь весь день была дома, с ними. Потом ее, естественно, здорово выругали, но главное — мама и Юсси встали за нее горой. Нова сглотнула. При мысли о том, какой дурой она была, заболело горло и где-то в груди. Сколько плохого она им принесла. Может, иногда они и заслуживали плохое, но не постоянно же. Нова зажгла ночник и вылезла из кровати. Прокралась в коридор и дальше, к родительской спальне. Как в детстве. Было время, Нова пробиралась к ним каждую ночь, и ни разу, насколько она помнила, мама и Юсси ее не прогнали, и Нова сворачивалась калачиком под одеялом между ними. Нова приоткрыла дверь. Она не собирается лезть к ним в кровать, как маленькая, она просто посмотрит на них. В спальне пахло спиртным, хотя окно было открыто. Юсси растянулся на спине и длинно, глубоко дышал, глухо взрыкивая — звук шел из груди, а не изо рта, как у мамы. Нова подошла поближе и встала в изножье кровати. Как по-разному они спят. Маме трудно дышать, ночная рубашка вся мокрая от пота, мама вертится с боку на бок, задыхается во сне, словно ей снится кошмар. Рядом с ней лежит Юсси, голая грудь спокойно поднимается и опускается. Нова постояла, глядя на них. Она уже собралась уходить, когда мама снова пошевелилась; одеяло сползло в сторону, и Нова увидела, что Юсси совершенно голый.