Наверное, ничего другого Мерси и ее семье не остается. Ничего другого. Ни выбора, ни возможностей. От слез защипало глаза. Отец вытер Мерси слезы и грустно посмотрел на нее. — Все устроится. Отец сказал: врач обещал проследить, чтобы их дом продали. Им вообще придется продать все, что у них есть, а когда все продадут, деньги переведут на счет их семьи. Через несколько часов, ночью, они были уже в дороге. Среднюю часть заднего сиденья опустили, и Мерси лежала на спине; голова ее покоилась на подушке, пристроенной на коробке передач, а ноги она вытянула в багажник за сиденьем. В боковых окнах отражались огни деревень, и Мерси казалось, что везде она видит пожары. Она представляла себе, что шум у нее в голове — это молчаливые молитвы охваченных страхом детей-христиан, и только она может их услышать — детей, которые лежат сейчас где-то там, в темноте, испуганные и одинокие. “Боко харам” угрожает ее семье за то, что она и ее родители недостаточно ревностные мусульмане, за то, что у них друзья-христиане, за то, что они привержены западным ценностям. Полиция, дело которой — защищать людей от экстремистов, ненавидит папу за то, что он такой, какой есть. Весь штат Кано и все прилегающие части страны ненавидят папу, потому что в их законах написано, что он заслуживает смерти. Мерси казалось, что их ненавидят вообще все. Перед отъездом врач еще раз заглянул к ней. Он вынул какое-то маленькое украшение из темной кожи, на ремешке, расстегнул застежку и развернул украшение. Оно раскрылось, как книжечка с кожаной обложкой; внутри была красная ткань. Украшение казалось очень старым; с одной стороны было приклеено зеркальце, а на другой шло вышитое на ткани слово: астагфируллах. Исламская молитва, означающая, что ты просишь прощения у Всевышнего. — Вы отправляетесь в долгий путь, — сказал врач. — Может быть, амулет вам как-нибудь поможет. Мерси раскрыла амулет. В зеркальце отразился заплывший глаз. Она посмотрела на вышитое слово. Астагфируллах. Прошу у Господа прощения грехов и каюсь перед Ним. — Почему нужно все время просить прощения? Говорить было ужасно больно, хотя с болеутоляющим жить стало чуть легче. Мама погладила Мерси по щеке. Отец сбросил скорость и повернул налево. Гравийка сменилась асфальтом, он прибавил газу, и Мерси показалось, что она куда-то падает. — Когда ты кого-нибудь ненавидишь, рождается дитя, которому имя Прощение, — объяснил папа. — И ты либо убьешь это дитя, либо примешь его в объятия. Всё есть вечная борьба между ненавистью и прощением. Мерси подумала. — А ты простил Годфри за то, что он выдал тебя? — Я не испытываю ненависти к Годфри, и поэтому мне не нужно прощать его. Если ты сумеешь не ненавидеть тех трех мужчин — не ненавидь. Это решение станет твоим самым важным решением в жизни. — Отец помолчал. — Без ненависти нет прощения. А те мужчины прощения не заслуживают. Мерси запуталась в его доводах. Вроде бы только что все понимала, но теперь смысл сказанного ускользнул от нее. Молитва в амулете означает, что я прошу Всевышнего о прощении, подумала она, но тогда предполагается, что Всевышний меня ненавидит. Во всяком случае, по-моему, Он меня ненавидит. У Мерси закружилась голова. Теми, кто слишком много думает, легко манипулировать, и Мерси решила для себя, что отныне, с этой самой минуты, она лучше не будет думать. Не станет прислушиваться к умным советам, а станет только чувствовать. Ненавидит — значит, ненавидит. У мужчин, которые убили Блессинг и ее семью, были ножи, дубинки и автоматы, но свои отростки они тоже использовали как оружие, и если бы Мерси могла, она бы их отрубила. А потом выколола бы тем мужчинам глаза, отрезала уши и языки, и всю оставшуюся жизнь они блуждали бы во тьме, неспособные ни видеть, ни слышать, ни говорить. И они больше не были бы мужчинами. Они стали бы хуже женщин. Они стали бы ничем. Сотня миль до Лагоса, на юг, к побережью, десять часов темных сновидений, может быть — галлюцинаций. Блессинг, которая хоронила бабочку в спичечном коробке, еще дышала, она лежала полуголая в луже собственной крови, и пахло бензином, вот как в машине, а потом запылал огонь, и Мерси увидела, как Блессинг поднимается, услышала в пламени ее крики. Мерси снились сны, и эти сны были воспоминаниями. Им по девять лет, они играют в мячик на дороге и из-за чего-то повздорили. Мерси запускает мячом Блессинг прямо в глаз. Бросает прицельно изо всей силы, не думая, и попадает. Попадает в глаз, который, прежде чем закрыться навсегда, видит, как сосед несет Мерси через огонь, и когда соседу оставалось всего полметра до спасения, на него обрушивается потолочная балка. Белок в глазу Блессинг оставался красным несколько дней. Мерси поднялась на сиденье и потерла глаза. Рядом спали братья, два почти одинаковых херувима, а за окном было полным-полно машин. Вдоль широкой улицы высились дома. Мерси увидела щит с указателем налево. “Остров Лагос, 1,2 км”. Папа повернул и сказал, что они почти приехали. Тут их ждал человек, который устроит им паспорта, визу и билеты на самолет. Скорее всего, в Турцию — проще всего получить турецкую визу. Потом они собирались пробираться в Германию, а оттуда будет несложно попасть в Швецию. Вдруг под днищем машины что-то грохнуло, из вентилятора послышался хлопок. Отец выругался и резко затормозил. Ехавшие за ними бешено засигналили, отец свернул и остановился у тротуара. Из вентилятора полетели серо-бурые ошметки и перья, и братья тут же заревели. — Ничего страшного, — сказал отец. — Просто птица. Бывает. Между ногами зудело и чесалось, и Мерси поняла, что начинает исцеляться. Поехали, а там видно будет Е-4 Нова плакала. В окошко над кроватью, подвальное окошко, лупил дождь. Рядом с Новой лежал маленький насильник. Мерси сжимала в руке голую женщину зеленого мрамора. Мерси ударила его массивным основанием статуэтки, тупым концом, и наверняка убила. Тело лежало, выгнувшись под странным углом. Нова, не будь как я, подумала Мерси. Не переходи границу. Мне назад уже не вернуться, но у тебя еще есть шанс. Ты не виновата. Он хотел тебя изнасиловать. Мне хочется сказать тебе, что здесь наши пути разойдутся. Беги, а я останусь, я возьму все на себя. Но я молчу. Я не хочу, чтобы ты меня покидала. Мне будет так одиноко. — Сматываемся, — сказала Мерси. Она услышала в большой комнате шаги второго парня. Мерси повернулась и побежала. У бассейна она столкнулась с Адамом и бросилась на него. Он упал спиной вперед, Мерси уронила статуэтку на пол, она откатилась и упала в бассейн, следом за голым парнем, молотившим воду руками. Мерси увидела, что у него все еще стоит. Они упали в воду. Лодка утонула, вода вокруг них вскипела. Они пошли ко дну. Это была всего лишь лодка с беженцами. Бывает. Мерси поднялась и позвала Нову, но та уже неслась прочь. Обе бросились вверх по лестнице. На стуле в прихожей лежала куртка одного из парней, Мерси рванула ее к себе, открыла дверь и кинулась к воротам гаража. В кармане куртки звякнули ключи от машины; Мерси распахнула дверцу белой “вольво” и метнулась за руль. Нова открыла дверцу пассажирского сиденья как раз когда Мерси запустила мотор. Она понятия не имела, как управлять машиной, но видела, как это делали в Брэкке тамошние укуренные парни. Ничего сложного. — Ручник, — подсказала Нова. Мерси сняла машину с тормоза и передвинула рычаг передачи на “R”, потому что знала, что это означает “reverse”. Потом “D” — “drive”; лишь вырулив от гаража, Мерси поняла, что они обе голые. На Мерси из всей одежды был только амулет, и, хотя она знала, что он висит у нее на шее, она все же потрогала его, обхватила пальцами, просто чтобы увериться, что он здесь. — Вот… — Мерси протянула Нове куртку парня, подумала, что она, наверное, хочет прикрыться, но та начала рыться в карманах куртки. — Ого. — Нова достала бумажник парня, потом его телефон и, наконец, лучшее, что там могло оказаться — пакетик с голубыми и красными таблетками. — Он умер? — спросила она погодя, но прежде чем Мерси успела ответить, добавила: — Какая разница. Это же самооборона. Когда Мерси ударила его по голове, звук был такой, будто что-то треснуло. Мерси Беспощадная. — Шесть кусков. — Нова улыбнулась ей и помахала пачкой купюр. — И карта… Только у нас кода нет. Они свернули в какой-то проезд, перед ними возник указатель на Е-4 в сторону Стокгольма, и Мерси прибавила скорость. — Я помню код, — сказала она. — Смотрела, когда он снимал деньги в Евле, и запомнила. Мерси не смогла удержаться от смеха, когда Нова полезла на заднее сиденье, демонстрируя встречным машинам голый зад. Но тут Нова застонала, и смешливость Мерси как рукой сняло. Эта сволочь сделала Нове больно. На пассажирском сиденье осталась кровь.