Именно они, между четвертым и двадцать вторым, оказывались разницей. Первые четверо — это расходы на жизнь, еду, жилье и так далее. Двадцать второй — это стакан с пузырьками, несущими утешение. — Next one[59]! — крикнула Мерси в комнату с неизвестными ей людьми. Они знают, кто она. Молодая, черная. Новенькая. В гостиной задвигались. “Next one” оказался на вид застенчивым и неуверенным. — Use a condom[60], — велела Мерси. Она услышала, как он роется в сумке; вернулся с красным квадратиком в руке, закрыл за собой дверь. Мерси заперла дверь. “Next one” глядел на нее. — I don’t want to, — вдруг сказал он, и Мерси увидела, как у него заблестели глаза — Can’t we pretend[61]? — Pretend what[62]? — That we fuck…[63] Какое-то время они смотрели друг на друга. В гостиной продолжалась возня. — Come here[64], — сказала наконец Мерси. Он сделал шаг, другой. Мерси не могла оторвать взгляд от рисуночков на его трусах. Она видела, что у него начинает вставать. Видела, как ему стыдно. Мерси схватилась за раковину и начала трясти ее. Она стонала. Он смотрел. Она изображала, что ей очень, очень хорошо. Он изображал, что ему очень, очень хорошо. Упал и разбился стаканчик, в котором стояла зубная щетка. Мерси порывисто вздохнула и закричала: — Oh, Jesus… Fuck me. Fuck me harder.[65] Он не знал, принимать ему участие в этом спектакле или нет. Мерси играла, как на сцене. Он подыгрывал, как умел. Потом они разошлись, и Мерси получила плату. — Next one, — крикнула она в комнату с незнакомыми ей людьми. “Next one” был дальнобойщиком из Польши. Пятьдесят лет, жесткая спина. Кончая, он плакал. Бухенвальд. Мерси сидит на раскладном стульчике. Она больше не ребенок. Ей тринадцать лет. Сейчас раннее утро, и она все еще пьяна. Краски виделись ей приглушенными; серо-коричневые стволы, поросшие зеленым мохом, и листья на земле казались желто-красно-бурым ковром. Мерси открыла последнюю бутылку пива, отпила. Перед ней мерцала газовая горелка с помятой суповой кастрюлей Роксаны. Наверное, сейчас она поест в последний раз, на дорогу. Вчера вечером в третий раз за неделю приходил полицейский. Сказал, что они должны убраться отсюда в течение суток. В рюкзаке у Мерси лежали сорок десятиевровых купюр, завернутые в полотенце. Столько у нее осталось после поездок в дом из красного кирпича, в гамбургском порту. Деньги от в общей сложности двадцати двух мужчин, которым надоели легальные бордели. Деньги, прошедшие через руки двух посредников — двоюродного брата Роксаны Гаврила и немки по имени Бербель. Они называли свою работу vermittlung — посредничество, и Бербель забирала себе больше всех. Этой старой суке требовались деньги еще и на то, чтобы платить за косметику, одежду, выпивку, наркотики, игрушки из секс-шопа, камеры, порнофильмы и телевизоры, презервативы и противозачаточные таблетки, платить за аренду комнат и за всякие средства первой помощи вроде пузыря со льдом, медицинского спирта и бинтов. Последнее совершенно необходимо: невозможно предвидеть, что захотят вытворять мужчины. Прошлой ночью один из них сломал руку украинке Ирине. У них как будто два разных мозга. Дважды Мерси выбрасывала амулет, полученный от врача, но потом передумывала и снова надевала его. Он был как проклятие. Если она его носит, то от суеверия, если выбрасывает, то опять-таки от суеверия. Надо было с самого начала его не брать. Астагфируллах. Прошу прощения грехов и каюсь, подумала Мерси. Но не у Господа, не перед Ним. Прости меня, папа. Мерси думала об отце каждый день, каждый час, даже каждую минуту. Иногда от мыслей становилось больно. Как хорошо, что у нее есть Дасти. Мы найдем тебя. Честное слово, найдем. Мерси казалось, что папа добрался до Швеции и ждет ее там. Несколько дней назад ей приснилось, что они разговаривают друг с другом по-шведски; их речь была похожа на песню. Она допила остатки пива, и тут к ней подошли трое мужчин. — Stricată, — прошипел один и пнул сапогом спинку ее стульчика. Растянувшись на земле, Мерси увидела у него за спиной еще двоих. Мужчину и женщину. Родственники Флорина и Роксаны, они ненавидят ее за то, что она черная. Мужчина, который толкнул ее, бросил на землю серый комок. Сначала Мерси не разглядела, что это, потом ей захотелось, чтобы она не разглядела, чтобы не поняла, не осознала. У нее в голове закричали голоса, все громче, громче, стало так больно, что из глаз полились слезы. Все еще лежа на земле, она потянулась за бутылкой. Мужчина сделал шаг к ней. Свой последний шаг. Ненависть сосредоточилась в одной точке посреди лба, именно в этой точке голоса в голове кричали злее всего. Этот крик вобрал в себя всю ее ненависть. Мужчина перед ней был тремя мужчинами из “Боко харам”, он был врачом, укравшим их дом, он был турком, который продавал дырявые спасательные жилеты, он был всеми расистами, которые плевали им вслед и давали им грязные клички, он был тем жирным мужиком, который сломал Ирине руку, потому что слишком крепко держал ее, когда другой жирный мужик пытался трахать ее в рот, и он был Бербель, которая загребала себе все деньги. Мужчина, стоявший перед ней, был все они в одном лице. И он только что сделал свой последний шаг. Мерси разбила бутылку о железный край горелки и бросилась на него. “Розочка” воткнулась в горло, мужчина хрипло забулькал, пытаясь кричать; Мерси вытащила “розочку” и пырнула снова, и снова, и снова; наконец она нагнулась над врагом и воткнула разбитую бутылку ему в горло так глубоко, что стекло застряло в жилах. Крик в голове перекрывал вопли идиотов, которые пытались оттащить Мерси от кровавой слякоти на земле, и она стала яростно размахивать своим оружием, она вырывалась, царапалась и кусалась, пока наконец не вывернулась из их рук. Подхватив рюкзак с деньгами, Мерси бросилась прямо в лес, где стволы стояли так тесно, что никто не смог бы к ней подобраться. Но никто за ней и не гнался. Перед ними только что открылся черный разлом. Открылся и испустил из себя злобу. Сансет-Бич и дом с большим балконом Фиши Район высотных домов в Фисксетре выглядел именно так, как помнилось Нове. Вернуться сюда было все равно что вернуться на место преступления. Когда они проходили мимо дома, в котором она выросла, у нее во рту появился неприятный привкус. Нова подняла глаза на свой балкон и представила себе, что там стоит Юсси — оперся на перила, в руке банка пива, в углу рта — сигарета. Мерси приобняла ее. — Как странно, что это именно здесь. — Может, и не странно. Фиши — дешевое место, хотя и близко к центру. Иметь здесь нору, в общем, практично. Цветочек снимал квартиру за три дома от высотки, где когда-то жила Нова. Одна из четырех его квартир, разбросанных по всему Стокгольму. Цветочку и его приятелю, латышу Юрису, перепала возможность снять клип “один на миллион”, и по дороге Цветочек изложил, что это значит. Один из хакеров, помогавших им устроить так, чтобы легавые не смогли отследить склад в Вестберге, где проходили нелегальные онлайн-трансляции, сумел раскопать личную информацию некоторых клиентов. Одним из тех, кто дрочил на Нову и Мерси, оказался какой-то влиятельный мужик — не то юрист, не то полицейский, что-то в этом роде. Хакер нарыл об этой личности много чего и пришел к мысли, что из клиента можно выдоить немало денег. К тому же он явно положил глаз на Нову и пребывал в уверенности, что это она завела с ним отношения в чате и пообещала, что они с Мерси примут участие в БДСМ-игре, хотя все дело организовал Цветочек. Остальное Цветочек скрывал — сказал только, что у этого человека хата неподалеку от заповедника в Накке, он хочет, чтобы все произошло именно там.