— Лука! — кричит она, бросаясь ко мне. Волна жара ударяет мне в спину, когда я хватаюсь за Марию и ныряю с ней через низкую стену. Секунда. Это все, что у меня есть, прежде чем повсюду разлетаются обломки, кирпичи из стены врезаются в меня. Я накрываю Марию, не сразу чувствуя боль. Шипящий звук наполняет мои уши, и, дезориентированный, я поднимаю голову, оглядываясь вокруг, когда на нас дождем сыплются горящие листья и кора. Я поднимаюсь, движение сотрясает мое тело. Такое ощущение, что мою спину разорвали в клочья. Не думая о себе, я обыскиваю тело моей жены в поисках каких-либо ран. Когда я уверен, что с ней все в порядке, сажусь на задницу, глубоко вдыхая. Люди выходят из своих домов, хозяин дома, где мы укрылись, смотрит на нас широко раскрытыми глазами. Мария издает потрясенный взрыв смеха, качает головой, затем фокусирует взгляд на мне. Ее губы приоткрываются, из нее вырывается вздох. Она вскакивает и приседает позади меня. — Иисус. Иисус. Иисус. — Я в порядке. — У меня чертовски болит спина. — Бронежилет был разорван в клочья, — говорит она мне, прежде чем начать снимать его с моего торса. Я чувствую, как ее рука скользит по моей спине, затем ее руки обвиваются вокруг меня, и она прижимается лицом к моему затылку. Я воспринимаю это как хороший знак. Если бы я был сильно ранен, она бы прямо сейчас кричала мне в затылок. Поднимаясь на ноги, я стону, почти уверенный, что сила взрыва сломала одно или два ребра. — Давай, детка, нам нужно двигаться. Мария оглядывает нас, затем быстро подбирает наше оружие, прежде чем приклеиться ко мне. Как ни в чем не бывало, мы уходим с места происшествия. — Полагаю, это означает, что мы не сможем снова приехать в Нидерланды, — бормочет она, оглядываясь через плечо. — Нет, я заплачу паре человек, чтобы они это скрыли. — О, хорошо. Я еще многое хотела увидеть. Я хихикаю, затем вздрагиваю. — Я видела это! — Она начинает осматривать меня, пока мы спускаемся с холма. — Кажется, я сломал ребро. Или два. Она задирает мою рубашку, убеждаясь, что я не ранен, прежде чем сказать: — В остальном ты чувствуешь себя хорошо? — Да, только ушибся. — Когда мы подходим к внедорожнику, я спрашиваю. — Как тебе твой медовый месяц? Мария улыбается мне. — Уворачиваться от пуль и убивать врагов? Это была бы не наша жизнь, если бы было иначе. Я притягиваю ее ближе и прижимаюсь поцелуем к ее губам. Он быстро становится диким, пока мы не поглощаем друг друга перед отелем у всех на виду. Еще один враг мертв. Рядом со мной моя жена, мы встретимся лицом к лицу с любым другим нападающим на нас. Мы будем побеждать каждый раз, и будем вместе править. Эпилог МАРИЯ Три месяца спустя… Святое дерьмо Я моргаю, глядя на монитор, не воспринимая то, что сказал доктор. Лука так же потрясен, как и я, когда он спрашивает: — Ты уверен? — Да. — Доктор Мэтьюз указывает на экран. — Два сердцебиения. Близнецы. У нас будут близнецы. — Но... — Я хмурюсь. — В наших семьях никогда не было близнецов. Насколько я знаю, нет. — У вас будут однояйцевые близнецы. Одна яйцеклетка разделилась на две. Шансы – один к двумстам пятидесяти. Я медленно смотрю на Луку. Его глаза встречаются с моими, и секунду спустя его руки обхватывают мое лицо, и он целует меня до чертиков, не заботясь о докторе. Когда он поднимает голову, шепчет: — Господи, двое младенцев. — Мы хотели двоих детей, — упоминаю я. Не сразу, но, черт возьми, у нас все будет хорошо. Он снова целует меня, затем засыпает доктора вопросами. Мы остаемся всего на пару минут дольше, прежде чем уйти. Мы оба молчим, пока идем к G-Wagon. Как только мы усаживаемся в машину и Лука везет нас домой, я бормочу: — Ну что, будем вставать по очереди. — Точно. — Похоже, он все еще в шоке. — Я найму няню. Если они начнут плакать одновременно, у меня начнется приступ паники. Кого бы мне взять на руки в первую очередь? — Мы наймем няню. Давай просто обдумаем новости, а потом все спланируем. В отличие от меня, Луке нужно время, чтобы усвоить нашу новую реальность. — Хорошо, — бормочу я, моя правая рука касается детского бугорка. Внутри меня есть два маленьких бьющихся сердца. Мои губы изгибаются. — Если они оба мальчики, мы можем назвать их Люциан и Алексей. — Что, если они девочки? Я на мгновение задумываюсь. — Алексис и... черт, что звучит как Люциан? — Люсинда? — Черт возьми, нет, — бормочу я. — Люси? — Неа. — Достав телефон, я начинаю гуглить имена. — Оооо, Люсьен – это женская форма Люциана. Означает свет. Также, Люсьенна. Лука не выглядит впечатленным, затем он спрашивает: — А как насчет Елены и Изабеллы? Мы назовем мальчиков в честь наших отцов, а девочек – в честь наших матерей. Улыбка расплывается на моем лице. — Да! Это будет идеально. — Жаль, что мы не смогли выяснить пол сегодня, — упоминает Лука.