— Это вам за все зло, что вы совершили! — сказал Самайн. И коса взлетала раз за разом, собирая жатву душ, которые падали и обращались в слепых головастиков, отвратительных клопов и мерзопакостных тараканов — они расползались, разбегались, сучили ножками, ползли, корчились, ковыляли. — Ну и ну! Да он — клопиный царь! — Повелитель блох! — Прядильщик змей! — Мушиный заводчик! — Нет! Самайн! Бог октября. Бог Мертвых! Самайн топнул своей ножищей, придавив тысячу клопов, прятавшихся в траве, растоптал десять тысяч крохотных тварей-душ, барахтавшихся в пыли. — Сдается мне… — сказал Том, — не пора ли нам… — Смываться? — перебил Ральф — как видно, это слово давно вертелось у него на языке. — Проголосуем? Коса взвизгнула. Самайн неистовствовал. — Не хватало еще! — сказал Смерч. Все разом вскочили. — Эй, вы! — громыхнул над их головами голос Самайна. — Назад! — Нет, сэр, спасибо, — сказал кто-то и еще кто-то. И — правой-левой! — бросились прочь. — Сдается мне, — сказал Ральф, задыхаясь, прыгая, удирая, утирая слезы, — что я почти всю жизнь вел себя хорошо. Я не заслужил смерти. — Аза-ххх! — ухнул Самайн. Коса упала, как нож гильотины, снесла крону дубу, срубила клен. Целый урожай спелых яблок посыпался где-то в мраморную конь. Словно полный дом мальчишек разом свалился с лестницы, считая ступеньки. — По-моему, он не расслышал, Ральф, — сказал Том. Они нырнули, залегли среди скал, поросших кустарником. Коса высекала искры из валунов. Самайн испустил такой вопль, что лавина камней обрушилась с ближайшего холма. — Уй-ю-юй! — сказал Ральф, скорчившись, согнувшись в три погибели, свернувшись в клубок — колени к груди, глаза крепко зажмурены. — Если вздумаешь грешить — только не в Англии! И, как последний заряд дождя, ливень, лавина бьющихся в истерике душ, превращенных в мокриц, обращенных в клопов, в пауков-сенокосцев, в блох, в жуков-могильщиков, расползлась по телу, затопила мальчишек. — Эй! Гляди! Вон пес! Одичалый пес, обезумев от страха, опрометью мчался вверх по скале. Но его мордочка, его глаза — что-то такое у него в глазах… — Неужели это?.. — Пифкин? — подхватили все. — Пиф! — закричал Том. — Ты здесь назначил встречу? Ты… Но — ууух! — свистнула коса. Визжа от ужаса, песик перекувырнулся через голову и кубарем скатился в траву. — Держись, Пифкин! Мы тебя узнали, мы видим тебя! Да не бойся ты!.. Не убегай… — Том свистнул. Но песик, скуля и жалуясь испуганным, родным, знакомым голосом славного Пифкина, умчался и пропал. Но что это? Эхо его жалобного тявканья донеслось с далеких холмов: — Спаси-и-ите! Ищи-и-и-ите… Ищите. Ищите! Ищи-и-и-и-те… «Где? — подумал Том. — Негодники Божии, где?» Глава 13 Самайн поднял косу, играя своей силой. Он рассмеялся, довольный собой, плюнул огненной слюной на свои загрубелые ладони, покрепче ухватился за рукоятку косы, широко размахнулся и — замер… Где-то вдали послышалось пение. Ближе к вершине холма, в небольшой рощице, мерцал слабый огонек костра. Там собрались люди, как тени; поднимая руки, они пели песню. Самайн прислушался; коса, как застывшая улыбка великана, неподвижно висела в воздухе. О Самайн, Бог Мертвых! Выслушай нас! Мы, Великие жрецы друидов, здесь, В этой роще деревьев, великанов Дубов, Молим тебя за души умерших! Там, вдалеке, эти неведомые люди у горящего костра размахивали блестящими ножами, поднимали кверху кошек, коз, распевая: Мы молим тебя за души тех, Кто превращен в бессловесных тварей. О Бог Мертвецов, мы приносим тебе В жертву вот этих животных, Чтобы ты освободил Души наших родных и друзей, Умерших в этом году! Ножи сверкали. Самайн улыбнулся во весь рот. Жертвенные животные закричали. Повсюду, под ногами у мальчишек, в траве, среди камней, везде — плененные души, сгинувшие в пауках, заточенные в тараканах, заброшенные в блохах, мокрицах и сороконожках, разевали немые рты и беззвучно взывали, корчась и извиваясь. — Освободи! Не погуби! — молились друиды на склоне холма. Костер жарко разгорелся. Ветер с моря завыл над долинами, пронесся среди скал, коснулся пауков, покатил свернувшихся мокриц, опрокинул тараканов. Крохотные пауки, насекомые, мелкие-премелкие собачки и коровки пухом понеслись прочь, как хлопья снега. Маленькие души, узницы, заключенные в тельца насекомых, рассеялись. Освобожденные, они с шепотом и щебетом полетели ввысь, словно к куполу, рождающему гулкое эхо. — В небеса! — воскликнули друидские жрецы. — Вы свободны! Летите! И они улетели. Они скрылись в воздухе, слитно вздохнув, с невыразимой благодарностью и облегчением. Самайн, Бог Мертвых, пожал плечами и отпустил их с миром. Но вот так же внезапно — он весь застыл в напряжении. Точно так же замерли мальчишки и мистер Смерч, притаившиеся в скалах. По долине, по склону холма беглым шагом наступала армия римских солдат. Предводитель бежал впереди всех, крича: — Солдаты Рима! Истребляйте дикарей! Низвергайте нечистых богов! Так приказал Светоний! — За Светония! Самайн, в небесах, замахнулся своей косой, но поздно! Солдаты вонзили мечи и топоры в стволы священных дубов друидов. Самайн взревел от боли, как будто топоры подрубили ему колени. Священные деревья стонали, их ветви со свистом рассекали воздух, стволы с предсмертным стоном и грохотом валились наземь. Самайна там, наверху, била дрожь. Жрецы-друиды, спасавшиеся бегством, остановились, объятые дрожью. Деревья валились. Жрецы с подрубленными сухожилиями, коленями, ступнями падали. Их перекатывало ветром, как стволы ураганом. — Нет! — загрохотал Самайн высоко в воздухе. — Да! — загремели римляне. — А ну! Солдаты нанесли последний страшный удар. И Самайн, Бог Мертвых, с подрубленными корнями, с подсеченными голенями, стал падать на землю. Ребята, задрав головы, успели отскочить. Им казалось, что целый лес, разом подрубленный, обрушился гигантской грудой. Они утонули в тени его полуночного падения. Громоподобный голос его смерти опережал его падение. Он был самым гигантским деревом на свете, выше самого высокого дуба, который когда-либо валился замертво и расставался с жизнью. Он падал с душераздирающим скрипом, бил сучьями дико воющий воздух, стараясь удержаться. Самайн грянулся оземь. Он свалился с ревом, который потряс до глубины окрестные холмы и задул, как свечки, священные костры. Когда Самайн, срубленный, простерся на земле, все оставшиеся в живых друидские дубы повалились вслед за ним, словно подкошенные последним взмахом косы. Его собственная громадная коса, как великанская улыбка, затерянная в полях, расплылась серебряной лужицей и канула в траву. Молчание. Тлеющие уголья. Шорох ветра в листве. Солнце вдруг скатилось вниз. Мальчишки смотрели, как жрецы-друиды истекают кровью в траве, а римский центурион топчет угасшие костры, разбрасывая священный пепел. — Здесь мы воздвигнем храм нашим богам! Солдаты снова разожгли костры и воскурили благовония перед золотыми идолами, которых принесли с собой. Но не успели они развести огонь, как на востоке загорелась звезда. В далекой пустыне, под звон верблюжьих бубенцов, тронулись в путь Волхвы. Римские солдаты подняли свои бронзовые щиты, заслоняясь от горящей в небе Звезды. Но щиты расплавились. Римские кумиры сплавились, превратились в статую Девы Марии с Младенцем. Оружие римлян плавилось, растекалось, преображалось. И вот они уже одеты в облачения священников, поющих псалмы на латыни перед новыми и новейшими алтарями, а тем временем Смерч, припав к земле, искоса наблюдал за этой сценой и шептал своим маленьким ряженым спутникам: — Вот-вот, ребятки, видали? Боги сменяют богов. Римляне срубили друидов, их дубы, их Бога Мертвых под корень, да? И поставили на их место своих богов, так? А вот и христиане налетели и свергли римлян! Новые алтари, мальчики, новые курения, новые имена… Порыв ветра задул все свечи в алтаре. В полной тьме Том закричал от страха. Земля дрогнула и закрутилась волчком. Ливень мигом вымочил их до костей. — Что творится, мистер Смерч? Где мы? Смерч высек огонь своим кремневым пальцем и поднял его высоко вверх. — Да это же, разрази меня… это же Темное Средневековье. Самая долгая, самая темная ночь. Много веков минуло с тех пор, как Христос пришел и покинул мир, и… — Где Пифкин? — Я здесь! — донесся голос с непроглядно-черного неба. — Похоже, я лечу на метле! Она меня уносит! — Эй, и меня тоже, — сказал Ральф, а за ним Джи-Джи, потом Растрепа Нибли, и Уолли Бэбб, и все остальные. Раздался шепот по всей земле, словно гигантский кот умывался, расправляя усищи в полной тьме. — Метлы, — бормотал Смерч. — Шабаш Метел. Октябрьский праздник Метлы и Помела. Ежегодный перелет. — Перелет — куда? — спросил Том, крича во весь голос, потому что в воздухе проносились со свистом и гиканьем невидимые полчища. — Ясно — Туда, Где Делают Метлы! — Спасите! Лечу-у! — завопил Генри-Хэнк. Шшш-ух! Метла одним взмахом унесла его прочь. Гигантская лохматая кошка шмыгнула мимо Тома, оцарапав ему щеку. Он вдруг почувствовал, что деревянная лошадка выкидывает под ним кренделя. — Держись! — сказал Смерч. — Когда под тобой норовистая метла, остается только одно: держись крепче!