— Вам ясно ваше задание, Гаррет? — Да, сэр. — Робот приподнялся и сел. — Я должен вернуться в управление Нравственного Климата. Представить дополнительный доклад. Оттянуть операцию самое малое на сорок восемь часов. Сказать, что мне нужно провести более обстоятельное расследование. — Правильно, Гаррет. Желаю успеха. Робот поспешно прошел к ракете Гаррета, поднялся в нее и улетел. Стендаль повернулся. — Ну, Пайкс, теперь разошлем оставшиеся приглашения на сегодняшний вечер. Полагаю, будет весело. Как вы думаете? — Учитывая, что мы ждали двадцать лет, — даже очень весело! Они подмигнули друг другу. Ровно семь. Стендаль взглянул на часы. Теперь уж недолго. Он сидел в кресле и вертел в руке рюмку с хересом. Над ним, меж дубовых балок попискивали, сверкая глазками, летучие мыши, тонкие медные скелетики, обтянутые резиновой плотью. Он поднял рюмку, приветствуя их. — За наш успех. Откинулся назад, сомкнул веки и мысленно проверил все сначала. Уж отведет он душу на старости лет… Отомстит этому антисептическому правительству за расправу с литературой, за костры. Годами копился гнев, копилась ненависть… И в оцепенелой душе исподволь, медленно зрел замысел. Так было до того дня три года назад, когда он встретил Пайкса. Именно, Пайкса. Пайкса, ожесточенная душа которого была как обугленный черный колодец, наполненный едкой кислотой. Кто такой Пайкс? Величайший из них всех, только и всего! Пайкс — человек с тысячами личин, фурия, дым, голубой туман, седой дождь, летучая мышь, горгона, чудовище, вот кто Пайкс! «Лучше, чем Лон Чени, патриарх?» — спросил себя Стендаль. Чени, которого он смотрел в древних фильмах, много вечеров подряд смотрел… Да, лучше чем Чени. Лучше того, другого старинного актера — как его, Карлофф, кажется? Гораздо лучше! А Люгоси? Никакого сравнения! Пайкс — единственный, неподражаемый. И что же, его ограбили, отняли право на выдумку, и некуда податься, не перед кем лицедействовать. Запретили играть даже перед зеркалом для самого себя! Бедняга Пайкс — невероятный, обезоруженный Пайкс! Что ты чувствовал в тот вечер, когда они конфисковали твои фильмы, вырывали, вытягивали, подобно внутренностям, кольца пленки из кинокамеры, из твоего чрева, хватали, комкали, бросали в печь, сжигали! Было ли это так же больно, как потерять, ничего не получив взамен, пятьдесят тысяч книг? Да. Да. Стендаль почувствовал, как руки его холодеют от каменной ярости. И вот однажды — что может быть естественнее — они встретились и заговорили, и разговоры их растянулись на бессчетные ночи, как не было счета и чашкам кофе, и из потока слов и горького настоя родился — Дом Эшера. Гулкий звон церковного колокола. Начался съезд гостей. Улыбаясь, он пошел встретить их. Роботы ждали — взрослые без воспоминаний детства. Ждали роботы в зеленых шелках цвета лесных озер, в шелках цвета лягушки и папоротника. Ждали роботы с желтыми волосами цвета песка и солнца. Роботы лежали, смазанные, с трубчатыми костями из бронзы в желатине. В гробах для не живых и не мертвых, в дощатых ящиках маятники ждали, когда их толкнут. Стоял запах смазки и латунной стружки. Стояла гробовая тишина. Роботы — обоего пола, но бесполые. С лицами, не безликие, заимствовавшие у человека все, кроме человечности, роботы смотрели в упор на прошитые гвоздями крышки ящиков с надписью «Франкоборт», пребывая в небытии, которого смертью не назовешь, потому что ему не предшествовала жизнь… Но вот громко взвизгнули гвозди. Одна за другой поднимаются крышки. По ящикам мечутся тени, стиснутая рукой масленка брызжет машинным маслом. Тихонько затикал один механизм, пущенный в ход. Еще один, еще, и вот уже застрекотало все кругом, как в огромном часовом магазине. Каменные глаза раздвинули резиновые веки. Затрепетали ноздри. Встали на ноги роботы, покрытые обезьяньей шерстью и мехом белого кролика. Близнецы Твидлдам и Твидлди, Телячья Голова, Соня, бледные утопленники — соль и зыбкие водоросли вместо плоти, посиневшие висельники с закатившимися глазами цвета устриц, создания из льда и сверкающей мишуры, глиняные карлики и коричневые эльфы. Тик-так, Страшила, Санта-Клаус в облаке искусственной метели. Синяя Борода — бакенбарды словно пламя ацетиленовой горелки. Поплыли клубы серного дыма с языками зеленого огня, и будто изваянный из глыбы чешуйчатого змеевика, дракон с пылающей жаровней в брюхе протиснулся через дверь: вой, стук, рев, тишина, рывок, поворот. Тысячи крышек снова захлопнулись. Часовой магазин двинулся на Дом Эшера. Ночь колдовства началась. На усадьбу повеяло теплом. Прожигая небо, превращая осень в весну, прибывали ракеты гостей. Из ракет выходили мужчины в вечерних костюмах, за ними следовали женщины с замысловатейшими прическами. — Вот он какой, Эшер! — А где же дверь? И тут появился Стендаль. Женщины смеялись и болтали. Мистер Стендаль поднял руку, прося тишины. Потом повернулся, обратил взгляд к окну высоко в стене замка и крикнул: Рапунцель. Рапунцель, проснись, Спусти свои косоньки вниз. Прекрасная девушка выглянула в окно навстречу ночному ветерку и спустила вниз золотые косы. И косы, сплетаясь, развеваясь, стали лестницей, по которой смеющиеся гости могли подняться в Дом. Самые видные социологи! Самые проницательные психологи! Самые что ни на есть выдающиеся политики бактериологи, психоневрологи! Вот они все тут, между серых стен. — Добро пожаловать! Мистер Трайон, мистер Оуэн, мистер Данн, мистер Лэнг, мистер Стеффенс, мистер Флетчер и еще две дюжины знаменитостей. — Входите, входите! Мисс Гиббс, мисс Поуп, мисс Черчилль, мисс Блат, мисс Драммонд и еще два десятка блестящих женщин. Все без исключения видные виднейшие лица, члены Общества Борьбы с фантазиями, поборники запрета старых праздников — «всех святых» и Гая Фокса, убийцы летучих мышей, истребители книг, факельщики, все без исключения добропорядочные незапятнанные граждане, которые предоставили людям попроще, погрубее первыми прилететь на Марс, похоронить марсиан, очистить от заразы поселения, построить города, отремонтировать дороги и вообще устранить всякие непорядки. А уж потом, когда прочно утвердилась Безопасность, эти Душители Радости, эти субъекты с формалином вместо крови и с глазами цвета йодной настойки явились насаждать свой Нравственный Климат и милостиво наделять всех добродетелями. И все они — его друзья! Да-да, в прошлом году на Земле он неназойливо, осторожно с каждым из них познакомился, каждому выказал свое расположение. — Добро пожаловать в безбрежные покои Смерти! — крикнул он. — Послушайте, Стендаль, что все это значит? — Увидите. Всем раздеться! Вон там есть кабины. Наденьте костюмы, которые там приготовлены. Мужчины — в эту сторону, женщины — в ту. Гости стояли в некотором замешательстве. — Не знаю, прилично ли нам оставаться, — сказала мисс Поуп. — Не нравится мне здесь. Это… это похоже на кощунство. — Чепуха, костюмированный бал! — Боюсь, это все противозаконно. — Мистер Стеффенс настороженно шмыгал носом. — Полно! — рассмеялся Стендаль. — Повеселитесь хоть раз. Завтра тут будут одни развалины. По кабинам! Дом сверкал жизнью и красками, шуты звенели бубенчиками, белые мыши танцевали миниатюрную кадриль под музыку карликов, которые щекотали крохотные скрипки крошечными смычками, флажки трепетали под закоптелыми балками, и стаи летучих мышей кружили у разверстых пастей горгулий, извергавших холодное, хмельное, пенное вино. Через все семь залов костюмированного бала бежал ручеек. Гости приложились к нему и обнаружили, что это херес! Гости высыпали из кабин, сбросив годы с плеч, скрывшись под маскарадными домино, и уже то, что они надели маски, лишало их права осуждать фантазии и ужасы. Кружились смеющиеся женщины в красных одеждах. Мужчины увивались за ними. По стенам скользили тени, отброшенные неведомо кем, тут и там висели зеркала, в которых ничто не отражалось. — Да мы все упыри! — рассмеялся мистер Флетчер. — Мертвецы! Семь залов, каждый иного цвета: один голубой, один пурпурный, один зеленый, один оранжевый, еще один белый, шестой фиолетовый, седьмой затянут черным бархатом. В черном зале эбеновые куранты гулко отбивали часы. Из зала в зал, между фантастическими роботами, между Сонями и Сумасшедшими Шляпниками, Троллями и Великанами, Черными Котами и Белыми Королевами носились опьяневшие гости, и под их пляшущими ногами пол пульсировал тяжело и глухо, точно сокрытое под ним сердце не могло сдержать своего волнения. — Мистер Стендаль! Шепотом. — Мистер Стендаль! Рядом с ним стояло чудовище в маске Смерти. Это был Пайкс. — Нам нужно поговорить наедине. — В чем дело? — Вот. — Пайкс протянул ему костлявую руку. В ней была горсть оплавленных, почерневших колесиков, гайки, винты, болты. Стендаль долго смотрел на них. Затем увлек Пайкса в коридор. — Гаррет? — спросил он шепотом. Пайкс кивнул. — Он прислал робота вместо себя. Я нашел это только что, когда чистил мусоросжигатель. Оба глядели на зловещие винты. — Это значит, что в любой момент может нагрянуть полиция, — сказал Пайкс. — Наши планы рухнут. — Это еще неизвестно. — Стендаль взглянул на кружащихся желтых, синих, оранжевых людей. Музыка волнами неслась сквозь туманные просторы залов. — Я должен был догадаться, что Гаррет не настолько глуп, чтобы явиться лично. Но погодите-ка! — Что случилось? — Ничего. Ничего серьезного. Гаррет прислал к нам робота. Но ведь мы ответили тем же. Если он не будет очень уж приглядываться, то просто не заметит подмены. — Конечно! — Следующий раз он явится сам. Теперь он уверен, что ему ничто не грозит. Ждите его с минуты на минуту, собственной персоной! Еще вина, Пайкс? Зазвонил большой колокол. — Бьюсь об заклад, это он. Идите, впустите мистера Гаррета. Рапунцель спустила вниз свои золотые волосы. — Мистер Стендаль? — Мистер Гаррет, подлинный Гаррет? — Он самый. — Гаррет окинул пристальным взглядом сырые стены и кружащихся людей. — Решил, лучше самому посмотреть. На роботов нельзя положиться. Тем более, на чужих роботов. Заодно я предусмотрительно вызвал Демонтажников. Через час они прибудут, чтобы обрушить стены этого мерзостного логова. Стендаль поклонился. — Спасибо за предупреждение. — Он сделал жест рукой. — А пока приглашаю вас развлечься. Немного вина? — Нет-нет, благодарю. Что тут происходит? Где предел падения человека? — Убедитесь сами, мистер Гаррет. — Разврат, — сказал Гаррет. — Самый гнусный, — подтвердил Стендаль. Где-то завизжала женщина Подбежала мисс Поуп, бледная, как сыр. — Что сейчас случилось, какой ужас! На моих глазах обезьяна задушила мисс Блант и затолкала ее в дымоход! Они заглянули в трубу и увидели свисающие вниз длинные желтые волосы. Гаррет вскрикнул. — Ужасно! — причитала мисс Поуп. Вдруг она осеклась. Захлопала глазами и повернулась: — Мисс Блант! — Да. — Мисс Блант стояла рядом с ней. — Но я только что видела вас в каминной трубе! — Нет, — рассмеялась мисс Блант — Это был робот, моя копия. Искусная репродукция! — Но, но… — Утрите слезы, милочка. Я жива-здорова. Разрешите мне взглянуть на себя. Так вот где я! Да, в дымоходе, как вы и сказали. Потешно, не правда ли? Мисс Блант удалилась, смеясь. — Хотите выпить, Гаррет? — Пожалуй, выпью. Немного расстроился. Боже мой, что за место. Оно вполне заслуживает разрушения. На мгновение мне… — Гаррет выпил вина. Новый крик. Четыре белых кролика несли на спине мистера Стеффенса вниз по лестнице, которая вдруг чудом открылась в полу. Мистера Стеффенса утащили в яму и оставили там, связанного по рукам и ногам, глядеть, как сверху все ниже, ниже, ближе и ближе к его простертому телу опускалось, качаясь, острое как бритва, лезвие огромного маятника. — Это я там внизу? — спросил мистер Стеффенс, появившись рядом с Гарретом. Он наклонился над колодцем. — Очень, очень странно наблюдать собственную гибель. Маятник качнулся в последний раз. — До чего реалистично, — сказал мистер Стеффенс, отворачиваясь. — Еще вина, мистер Гаррет? — Да, пожалуйста. — Теперь уже недолго. Скоро прибудут Демонтажники. — Слава богу! И опять, в третий раз — крик. — Ну что еще? — нервно спросил Гаррет. — Теперь моя очередь, — сказала мисс Драммонд. — Глядите. Вторую мисс Драммонд, сколько она ни кричала, заколотили в гроб и бросили в сырую землю под полом. — Постойте, я же помню это! — ахнул инспектор Нравственного Климата. — Это же из старых, запрещенных книг… «Преждевременное погребение». Да и остальное: колодец, маятник, обезьяна, дымоход… «Убийство на улице Морг». Я сам сжег эту книгу, ну конечно же! — Еще вина, Гаррет. Так, держите рюмку крепче. — Господи, какое у вас воображение! На их глазах погибли еще пятеро: один в пасти дракона, другие были сброшены в черный пруд, пошли ко дну и сгинули. — Хотите взглянуть, что мы приготовили для вас? — спросил Стендаль. — Разумеется, — ответил Гаррет. — Какая разница? Все равно мы взорвем эту скверну. Вы отвратительны. — Тогда пошли. Сюда. И он повел Гаррета вниз, в подполье, по многочисленным переходам, опять вниз по винтовой лестнице под землю, в катакомбы. — Что вы хотите мне здесь показать? — спросил Гаррет. — Вас, убитого. — Моего двойника? — Да. И еще кое-что. — Что же? — Амонтильядо, — сказал Стендаль, шагая впереди с поднятым в руке фонарем. Кругом, наполовину высунувшись из гробов, торчали недвижные скелеты. Гаррет прикрыл нос ладонью, лицо его выражало отвращение. — Что-что? — Вы никогда не слыхали про амонтильядо? — Нет! — И не узнаете вот это? — Стендаль указал на нишу. — Откуда мне знать? — Это тоже? — Стендаль, улыбаясь, извлек из складок своего балахона мастерок каменщика. — Что это такое? — Пошли, — сказал Стендаль. Они ступили в нишу. Во тьме Стендаль заковал полупьяного инспектора в кандалы. — Боже мой, что вы делаете? — вскричал Гаррет, гремя цепями. — Я, так сказать, кую железо, пока горячо. Не перебивайте человека, который кует железо, пока оно горячо, это неучтиво. Вот так! — Вы заковали меня в цепи!.. — Совершенно верно. — Что вы собираетесь сделать? — Оставить вас здесь. — Вы шутите. — Весьма удачная шутка. — Где мой двойник? Разве мы не увидим, как его убьют? — Никакого двойника нет. — Но как же остальные?! — Остальные мертвы. Вы видели, как убивали живых людей. А двойники, роботы, стояли рядом и смотрели.