— Но твоя мать, такая неожиданность… — Не беспокойся, все будет хорошо. Ночью я пел вам обоим, это поможет вам принять меня, особенно ей. И знаю, как действует неожиданность. Погоди, она войдет, и убедишься сам. И он рассмеялся, тряхнув шапкой кудрявых медно-рыжих волос. У него были очень голубые и ясные глаза. — Доброе утро, Лаф и Том. — Мать вышла из дверей спальни, собирая волосы в пучок. — Правда, чудесный день? Том повернулся к отцу, улыбаясь: — Что я говорил? Вместе, втроем, они замечательно позавтракали в тени за домом. Миссис Лафарж достала припрятанную впрок старую бутылку подсолнухового вина, и все немножко выпили. Никогда еще Лафарж не видел свою жену такой веселой. Если у нее и было какое-то сомнение насчет Тома, то вслух она его не высказывала. Для нее все было в порядке вещей. И чем дальше, тем больше сам Лафарж проникался этим чувством. Пока мать мыла посуду, он наклонился к сыну и тихонько спросил: — Сколько же тебе лет теперь, сынок? — Разве ты не знаешь, папа? Четырнадцать, конечно. — А кто ты такой на самом деле? Ты не можешь быть Томом, но кем-то ты должен быть! Кто ты? — Не надо. — Парнишка испуганно прикрыл лицо руками. — Мне ты можешь сказать, — настаивал старик, — я пойму. Ты марсианин, наверно? Я тут слыхал разные басни про марсиан, правда, толком никто ничего не знает. Вроде бы их совсем мало осталось, а когда они появляются среди нас, то в облике землян. Вот и ты, если приглядеться: будто бы и Том, и не Том… — Зачем, зачем это?! Чем я вам не хорош? — закричал мальчик, спрятав лицо в ладонях. — Пожалуйста ну пожалуйста, не надо сомневаться во мне! Он вскочил на ноги и ринулся прочь от стола. — Том, вернись! Но мальчик продолжал бежать вдоль канала к городу. — Куда это он? — спросила Энн; она пришла за остальными тарелками. Она посмотрела в лицо мужу. — Ты что-нибудь сказал, напугал его? — Энн, — заговорил он, беря ее за руку, — Энн, ты помнишь Грин-Лон-Парк, помнишь ярмарку и как Том заболел воспалением легких? — Что ты такое говоришь? — Она рассмеялась. — Так, ничего, — тихо ответил он. Вдали, у канала, медленно оседала пыль, поднятая ногами бегущего Тома. В пять часов вечера, на закате, Том возвратился. Он настороженно поглядел на отца. — Ты опять начнешь меня расспрашивать? — Никаких вопросов, — сказал Лафарж. Блеснула белозубая улыбка. — Вот это здорово. — Где ты был? — Возле города. Чуть не остался там. Меня чуть… — Он замялся, подбирая нужное слово. — Я чуть не попал в западню. — Что ты хочешь этим сказать — «в западню»? — Там, возле канала есть маленький железный дом, и когда я шел мимо него, то меня чуть было не заставили… после этого я не смог бы вернуться сюда, к вам. Не знаю, как вам объяснить, нет таких слов, я не умею рассказать, я и сам не понимаю, это так странно, мне не хочется об этом говорить. — И не надо. Иди-ка лучше умойся. Ужинать пора. Мальчик побежал умываться. А минут через десять на безмятежной глади канала показалась лодка, подгоняемая плавными толчками длинного шеста, который держал в руках долговязый худой человек с черными волосами. — Добрый вечер, брат Лафарж, — сказал он, придерживая лодку. — Добрый вечер, Саул, что слышно? — Всякое. Ты ведь знаешь Номленда — того, что живет в жестяном сарайчике на канале? Лафарж оцепенел. — Знаю, ну и что? — А какой он негодяй был, тоже знаешь? — Говорили, будто он потому Землю покинул, что человека убил. Саул оперся о влажный шест, внимательно глядя на Лафаржа. — А помнишь фамилию человека, которого он убил? — Гиллингс, кажется? — Точно, Гиллингс. Ну так вот, часа этак два тому назад этот Номленд прибежал в город с криком, что видел Гиллингса — живьем, здесь, на Марсе, сегодня, только что! Просился в тюрьму, чтобы его спрятали туда от Гиллингса. Но в тюрьму его не пустили. Тогда Номленд пошел домой и двадцать минут назад — люди мне рассказали — пустил себе пулю в лоб. Я как раз оттуда. — Ну и ну, — сказал Лафарж. — Вот какие дела-то бывают! — подхватил Саул. — Ладно, Лафарж, пока, спокойной ночи. — Спокойной ночи. Лодка заскользила дальше по тихой глади канала. — Ужин на столе, — крикнула миссис Лафарж. Мистер Лафарж сел на свое место и, взяв нож, поглядел через стол на Тома. — Том, — сказал он, — ты что делал сегодня вечером? — Ничего, — ответил Том с полным ртом. — А что? — Да нет, я так просто. — Старик засунул уголок салфетки за ворот сорочки. В семь часов вечера миссис Лафарж собралась в город. — Уж который месяц не была там, — сказала она. Том отказался идти. — Я боюсь города, — объявил он. — Боюсь людей. Мне не хочется. — Большой парень — и такие разговоры! — настаивала Энн. — Слушать не хочу. Пойдешь с нами. Я так решила. — Но, Энн, если мальчику не хочется… — вступился старик. Однако миссис Лафарж была неумолима. Она чуть не силой втащила их в лодку, и все вместе отправились в путь по каналу под вечерними звездами. Том лежал на спине, закрыв глаза, и никто не сказал бы, спит он или нет. Старик пристально глядел на него, размышляя. «Кто же это, — думал он, — что за создание, жаждущее любви не меньше нас? Кто он и что он — пришел, спасаясь от одиночества, в круг чуждых ему существ, приняв голос и облик людей, которые жили только в нашей памяти, чтобы остаться среди нас и обрести наконец свое счастье в нашем признании? С какой он горы, из какой пещеры, отпрыск какого народа, еще населявшего этот мир, когда прилетели ракеты с Земли?» Лафарж покачал головой. Этого не узнать. А так, с какой стороны ни посмотри — он Том, и все тут. Старик перевел взгляд на приближающийся город и почувствовал неприязнь к нему. Но затем он опять стал думать о Томе и Энн и сказал себе: «Может быть, и неправильно это — оставить у себя Тома, хоть ненадолго, если все равно не выйдет ничего, кроме беды и горя… Но как отказаться от того, о чем мы так мечтали, пусть это всего на один день, и он потом исчезнет, и пустота станет еще невыносимей, темные ночи — еще темней, дождливые ночи — еще сырей… Лишать нас этого — все равно что попытаться вырвать у нас кусок изо рта…» И он поглядел на парнишку, который так безмятежно дремал на дне лодки. Тот всхлипнул; верно, что-то приснилось. — Люди, — бормотал Том во сне. — Меняюсь и меняюсь… Капкан… — Полно, полно, парень. — Лафарж погладил его мягкие кудри, и Том успокоился. Лафарж помог жене и сыну выйти из лодки на берег. — Ну, вот и приехали! — Энн улыбнулась ярким огням, слушая музыку из таверн, звуки пианино и патефонов, любуясь парочками, которые гуляли под руку по оживленным улицам. — Лучше бы я остался дома, — сказал Том. — Прежде ты так не говорил, — возразила мать. — Тебе всегда нравилось в субботу вечером поехать в город. — Держитесь ко мне поближе, — прошептал Том. — Я не хочу, чтоб меня поймали. Энн услышала эти слова. — Что ты там болтаешь, пошли! Лафарж заметил, что пальцы мальчика льнут к его ладони, и крепко стиснул их. — Я с тобой, Томми. — Он поглядел на снующую мимо толпу, и ему тоже стало не по себе. — Мы не будем задерживаться долго. — Вздор, — вмешалась Энн. — Мы на весь вечер приехали. Переходя улицу, они наткнулись на тройку пьяных. Их затолкали, закрутили, оторвали друг от друга; оглядевшись, Лафарж окаменел. Тома не было. — Где он? — сердито спросила Энн. — Что за манера — чуть что, куда-то удирать от родителей! Том!! Мистер Лафарж бегал кругом, расталкивая прохожих, но Тома нигде не было. — Вернется, вот увидишь, будет ждать возле лодки, когда мы поедем домой, — уверенно произнесла Энн, увлекая мужа по направлению к кинотеатру. Вдруг в толпе произошло какое-то замешательство, и мимо Лафаржа пробежали двое — мужчина и женщина. Он узнал их: Джо Сполдинг с женой. Они исчезли прежде, чем Лафарж успел заговорить с ними. Встревоженно озираясь, он купил билеты и безропотно потащился за женой в постылую темноту кинозала. В одиннадцать часов Тома у причала не было. — Ничего, мать, — сказал Лафарж, — ты только не волнуйся. Я найду его. Подожди здесь. — Поскорее возвращайтесь. Ее голос утонул в плеске воды. Он шел по ночным улицам, сунув руки в карманы. Один за другим гасли огни. Кое-где из окон еще высовывались люди — ночь была теплая, хотя в небе все еще плыли среди звезд обрывки грозовых туч. Лафарж вспомнил, как мальчик постоянно твердил что-то насчет западни, как он боялся толпы, городов. «Что за нелепость, — устало подумал старик. — Наверно, парень ушел навсегда. А может, его и вовсе не было…» Лафарж свернул в переулок, скользя взглядом по номерам домов. — Это ты, Лафарж? На крыльце, куря трубку, сидел мужчина. — Привет, Майк. — Что, повздорил с хозяйкой? Вышел проветриться, нервы успокоить? — Да нет, просто гуляю. — У тебя такой вид, словно ты что-то ищешь. Да, к слову о находках. Ведь сегодня вечером кое-кто нашелся. Джо Спеллинга знаешь? Помнишь его дочь, Лавинию? — Помню, — Лафарж похолодел. Это было как сон, который снится во второй раз. Он в точности знал, что будет сказано дальше. — Лавиния вернулась домой сегодня вечером, — сказал Майк, выпуская дым. — Помнишь, она с месяц назад заблудилась на дне мертвого моря? Потом нашли тело, вроде бы ее, да очень уж изуродовано было… С тех пор Спеллинги были словно не в себе. Джо ходил и все твердил, что она жива, не ее это тело. И вот выходит, он был прав. Сегодня Лавиния объявилась. — Где? — Лафаржу стало трудно дышать, сердце отчаянно заколотилось. — На Главной улице. Спеллинги как раз покупали билеты в кино. Вдруг видят в толпе Лавинию. Вот сцена была, воображаю! Сперва-то она их не узнала. Они квартала три шли за ней, все говорили, говорили. Наконец она вспомнила. — И ты ее видел? — Нет, но я слышал ее голос. Помнишь, она любила петь «Чудный брег Ломондского озера»? Ну так вот, я только что слышал, как она эту песню отцу пела, вон их дом. Так она пела — заслушаешься! Славная девочка. Я как узнал, что она погибла, — вот ведь беда, подумал, вот несчастье. А теперь вернулась, и так на душе хорошо. Э, да тебе вроде нездоровится. Зайди-ка, глотни виски! — Спасибо, Майк, не хочу. — Старик побрел прочь. Он слышал, как Майк пожелал ему доброй ночи, но не ответил, а устремил взгляд на двухэтажный дом, высокую хрустальную крышу которого устилали пышные кисти алых марсианских цветов. Над садом навис балкон с витой железной решеткой, в окнах второго этажа горел свет. Было очень поздно, но он все-таки подумал: «Что будет с Энн, если я не приведу Тома? Новый удар — снова смерть, — как она это перенесет? Вспомнит первую смерть?.. И весь этот сон наяву? И это внезапное исчезновение? Господи, я должен найти Тома, ради Энн! Бедняжка Энн, она ждет его на пристани…» Он поднял голову. Где-то наверху голоса желали доброй ночи другим ласковым голосам, хлопали двери, гас свет, и все время слышалась негромкая песня. Мгновение спустя на балкон вышла прехорошенькая девушка лет восемнадцати. Лафарж окликнул ее, преодолевая голосом сильный ветер. Девушка обернулась, глянула вниз. — Кто там? — крикнула она. — Это я, — сказал старик и, сообразив, как странно, нелепо ответил ей, осекся, только губы продолжали беззвучно шевелиться. Крикнуть: «Том, сынок, это твой отец»? Как заговорить с ней? Она ведь примет его за сумасшедшего и позовет родителей. Девушка перегнулась через перила в холодном, неверном свете. — Я вас знаю, — мягко ответила она. — Пожалуйста, уходите, вы тут ничего не можете поделать. — Ты должен вернуться! — Слова сами вырвались у Лафаржа, прежде чем он смог их удержать. Освещенная луной фигурка наверху отступила в тень и пропала, только голос остался. — Теперь я больше не твой сын, — сказал голос. — Зачем только мы поехали в город… — Энн ждет на пристани! — Простите меня, — ответил тихий голос. — Но что я могу поделать? Я счастлива здесь, меня любят — как любили вы. Я то, что я есть, беру то, что дается. Поздно: они взяли меня в плен. — Но подумай об Энн, какой это будет удар для нее… — Мысли в этом доме чересчур сильны, я словно в заточении. Я не могу перемениться сама. — Но ведь ты же Том, это ты была Томом, верно? Или ты издеваешься над стариком — может быть, на самом деле ты Лавиния Сполдинг? — Я ни то, ни другое, я только я. Но везде, куда я попадаю, я еще и нечто другое, и сейчас вы не в силах изменить этого нечто. — Тебе опасно оставаться в городе. У нас на канале лучше, там никто тебя не обидит, — умолял старик. — Верно… — Голос звучал нерешительно. — Но теперь я обязана считаться с этими людьми. Что будет с ними, если утром окажется, что я снова исчезла — уже навсегда? Правда, мама-то знает, кто я, — догадалась, как и вы. Мне кажется, они все догадались, только не хотят спрашивать. Провидению не задают вопросов. Если действительность недоступна, чем плоха тогда мечта? Пусть я не та, которую они потеряли, для них я даже нечто лучшее — идеал, созданный их мечтой. Передо мной теперь стоит выбор: либо причинить боль им, либо вашей жене. — У них большая семья, их пятеро. Им легче перенести утрату! — Прошу вас, — голос дрогнул, — я устала. Голос старика стал тверже — Ты должен пойти со мной. Я не могу снова подвергать Энн такому испытанию. Ты наш сын. Ты мой сын, ты принадлежишь нам. — Не надо, пожалуйста! — Тень на балконе трепетала. — Тебя ничто не связывает с этим домом и его обитателями! — О, что вы делаете со мной! — Том, Том, сынок, послушай меня. Вернись к нам скорей, ну, спустись по этим лианам. Пошли, Энн ждет, у тебя будет настоящий дом, все, чего ты захочешь. Лафарж не отрывал пристального взгляда от балкона, желая, желая, чтобы свершилось… Тени колыхались, шелестели лианы. Наконец тихий голос произнес: