– Как и ваш отец, – не удержался от замечания Дронго. – Да, наверно, – усмехнулся Мовсум. – В наших семьях еще почитают национальные традиции. – Мне рассказывали, что Хаквердиев даже звонил в Швейцарию, в клинику, куда ездила ваша сестра с мужем. – Это на него похоже. Он любит все держать под своим контролем, – ответил Мовсум. – У меня есть некоторые подозрения насчет окружения вашей сестры, – неожиданно произнес Дронго. – Нравы в столице все-таки кардинально отличаются от нравов в районе. И то, что считается нормальным в столице, может считаться абсолютно неприемлемым в районе. Вы меня понимаете? – Не совсем. – В городе женщинам дозволено ходить в бары, рестораны, на различные вечеринки. А здесь на подобные вещи смотрят не очень благожелательно. – Сейчас везде цивилизация, – возразил Мовсум. – Конечно, встречаются ортодоксальные семьи, в которых девочкам не разрешают даже окончить школу, выдавая замуж, едва подойдет возраст. Но это уже скорее исключение из правил. – Почему исключение? В городе почти все бары работают с одним интересным условием, что кальян выдается женщинам бесплатно. То есть все понимают, что женщины в одиночку не ходят курить кальян, и поэтому его предлагают бесплатно, чтобы женщины всегда появлялись в компаниях с мужчинами. – Это типичная уловка барменов, – согласился Мовсум. – Так делают во многих местах. – И возможно, кому-то могло не понравиться свободное поведение вашей сестры. Например, ее родственникам со стороны мужа. Или вашим родственникам. Ведь судья Сеидов тоже ваш родственник. – Не до такой степени, чтобы сталкивать Самиру со скалы, – возразил Мовсум. – И потом, здесь вполне цивилизованный город. Есть своя футбольная команда, свой аэропорт, здесь все время бывают туристы. И довольно свободные нравы. – А если бы кто-то сообщил, что среди ваших знакомых есть настолько раскрепощенные женщины, что позволяют себе играть во французский покер в больших компаниях? – Это на раздевание? – усмехнулся Мовсум. – Откуда вы знаете, что это игра на раздевание? – Слышал. Мы об этом говорили. Кажется, кто-то из наших знакомых или родственников рассказывал, что сейчас в эту игру играют даже в нашем городе. Я тогда не поверил, но мне говорили, что многие играют. Им нравится. – И вы полагаете, что это может понравиться местным мужчинам? – Нет. Конечно нет. Но убивать из-за этого никого не будут. Пошли и сыграли. Ничего страшного. Если мужчина не хочет, чтобы его родственница играла, то он должен ей сказать. Или она сама должна почувствовать, что играть не стоит. Нормальная женщина сразу чувствует, что нравится ее мужчине, что нет. И вообще все эти западные нравы постепенно переходят к нам. Вы, наверное, слышали, что у нас уже есть мужчины, которые встречаются друг с другом. Что делать в таких случаях? – Мовсум, вы молодой человек, а рассуждаете как пожилой консерватор. Я ни в коем случае не отношусь к этим мужчинам, но это и есть понятие свободы. Когда ты можешь встречаться с кем хочешь, и никто не имеет права тебе запрещать эти встречи. – Но есть наши внутренние законы, – нахмурился Мовсум. – Вы понимаете, как будет реагировать отец или старший брат, если в семье появляется мужчина, который позволяет себе подобное? – Только что вы говорили о том, что у нас цивилизованное общество, а сейчас рассуждаете как ярый ортодокс. – Это разные вещи. Женщины играют в карты, ходят на общественные пляжи, курят кальян, бывают в ночных барах. Никто не говорит, что это всем нравится. Но до определенных моментов это терпимо. А вот когда мужчины начинают встречаться с мужчинами… Это уже неприемлемо. – В таком случае свобода определяется не внутренним стремлением, а некими консервативными нормами, которые готово навязать общество. Я об этом с вами и говорил. – Может быть, я чего-то не понимаю, – сказал Мовсум, – но мне кажется, что нам не нужно слепо следовать западным нормам морали. Там ведь делают все что угодно. Мне недавно рассказывали, что есть даже такие клубы, где меняются женами. Можете себе представить? Это ведь абсолютно аморально? – Свингер-клубы, – улыбнулся Дронго. – Есть такие. Но это тоже определяется свободой выбора супругов. Если оба готовы к таким экспериментам… – Что вы говорите, – испуганно отшатнулся Мовсум. – Такое безобразие переходит всякие границы… – Кто вам рассказывал об этих клубах? – уточнил Дронго. – Может, Этибар, который часто ездил с вашей сестрой в Европу? – Он рассказывал, – кивнул Мовсум. – Только он говорил об этом с понятным возмущением. Знаете, как он любил Самиру. У них ведь долго не было детей. Они даже хотели взять ребенка. И такие безобразия не для нормальных людей. Я вообще не понимаю, как мужчина может смотреть в глаза жене, если предлагает ей подобную пакость. Нет, нам европейские нормы морали не подходят, совсем не подходят. – Убедили, – улыбнулся Дронго. – Только учтите, что навязывание любых норм в ту или иную сторону тоже плохо. Конечно, каждый человек и каждое общество само выбирает нормы морали. В Германии или в скандинавских странах есть общие сауны, и никого это особенно не волнует. Во многих странах Европы на пляжах женщины купаются и загорают топлес. И это тоже считается в порядке вещей. Другое дело, что здесь подобное не проходит. У каждого народа свои традиции, здесь я с вами соглашусь. Мне рассказывали, что цыгане выдают замуж дочерей совсем юными. При этом в первую брачную ночь вокруг кровати молодоженов должны находиться тетушки-родственницы, которые обязаны зафиксировать невинность девушки. Согласитесь, что не совсем нормальный ритуал. Лично мне он кажется несколько необычным. Но он существует. А на некоторых островах Юго-Восточной Азии первую брачную ночь девушка должна провести со своим отцом, который и обязан лишить ее девственности. Когда я об этом узнал, думал, что это уже настоящее варварство. А потом мне рассказали, что у огнепоклонников, которые жили в древности и на территории нашей страны, было в порядке вещей жениться на собственных дочерях. Времена и нравы, общества и государства изменяются. Кто мог подумать, что свободные отношения между мужчинами будут узаконены в Испании, где так сильны католические настроения. – Вы так говорите, как будто готовы все это оправдывать, – сказал Мовсум. – Я пытаюсь понять, как к этому отнесутся другие люди, – пояснил Дронго. Они увидели возвращающегося Мурадбекова, который чуть хромал, опираясь на трость. Рядом шел глава исполнительной власти. Ему было чуть более пятидесяти лет. – Поедем обедать, – предложил он. – И не беспокойтесь, Бахрам-муэллим. Я сегодня потребую, чтобы все занимались только вашим делом. Мы найдем всех виноватых, я вам лично обещаю. Глава девятнадцатая Мурадбеков, его сын и глава исполнительной власти поехали обедать. Дронго вежливо отказался. Он понимал, что временно гарантировал свою безопасность, когда прямо рассказал прокурору и начальнику полиции о визите Мехмана. И теперь даже несчастный случай с приехавшим гостем выглядел бы более чем подозрительно. Он вернулся в отель и, заказав чай в номер, сел обдумать ситуацию. Итак, кто-то застрелил Гулама и не захотел ему платить большую сумму, чтобы скрыть свое возможное участие в этом убийстве. Этот человек должен быть хорошо известен в городе, иметь деньги, иметь дорогое коллекционное ружье. И еще: иметь сорок пятый размер обуви. Ни один из возможных подозреваемых не был такого высокого роста и с таким размером ноги. Но кто-то все-таки застрелил Гулама. Кто же в списке подозреваемых… Наверное, первый из них сам прокурор Рашидов. Он всячески демонстрирует свое рвение к работе, но при этом никого не уважает. И конечно же он не уважал покойную. Прокурор знал о ее участии в игре во французский покер от своего родственника-композитора, о чем он сказал в разговоре с Дронго. Он мог решить, что подобная молодая женщина легкодоступна, мог подкатить к ней и в грубой форме получить отказ. Тогда он решил столкнуть ее со скалы, чтобы никто не узнал о его позорном приставании к замужней женщине. Возможно, попытка вывести Дронго из игры объясняется не только его карьерными устремлениями, но и конкретной виной, за которую он может понести уголовную ответственность. И тогда речь идет о спасении не его карьеры, а самой жизни. Да, похоже, что Рашидова можно отнести к подозреваемым. Для не знающего местные реалии человека мотив кажется более чем диким: убить женщину, отказавшую в близости. Но прокурор понимал, что, если Самира расскажет о том, что он приставал к ней, ему придется покинуть район, так как Хаквердиевы никогда не простят ему подобной наглости. Из-за этого и убил Самиру… Это с одной стороны, а с другой – прокурор понимал и то, что в случае, если молодая женщина расскажет о его подкатах к ней, то он может рассказать о том, что она играла во французский покер. И таким образом он может заставить Самиру помалкивать. Но как бы там ни было, деньги у прокурора есть, и Гулам вполне мог сделать ему предложение купить его молчание о том, что тот столкнул молодую женщину со скалы. Коллекционное ружье тоже не проблема для Рашидова. Итак, он первый подозреваемый. Вторым может быть Панах Сеидов. Много лет назад ему отказали в женитьбе на Самире, унизив его таким образом. Это, конечно, не обоснованный мотив для убийства, тем более что он вполне удобно устроился, женившись на дочери заведующего отделом кабинета министров. Но чувство мести могло сыграть с ним злую шутку. Все-таки погибшую Самиру нельзя сравнивать с его злой и неприятной супругой. И хотя мотив преступления притянут, но у него есть деньги и ружье. Хотя почти наверняка из этого ружья не стреляли. Однако у него может быть второе ружье. И весь спектакль с сыном мог быть разыгран для гостя. Хотя Сеидов искренне волновался. Но и в этом случае есть объяснение случившемуся. Он мог держать одно ружье дома, чтобы создать себе своеобразное алиби, а выстрелить из другого ружья. Третьим подозреваемым может быть муж погибшей, какие бы слова ни говорили об их романтических отношениях. Они женаты довольно давно. У них нет детей. Они даже хотели взять ребенка на воспитание. Все это не могло понравиться Этибару. И если работающий в Габале прокурор Рашидов узнал о том, что Самира играла во французский покер, то и сам Этибар Хаквердиев мог узнать об этом. А узнав, он решил избавиться от супруги, которая таким образом опозорила их семью. Его алиби вызывает сомнение. Доказать, что он не выходил из дома, почти невозможно. В доме были его мать и прислуга, которые дадут любые показания. Отец находился в другом районе. Нужно уточнить, когда и куда он уезжал и когда вернулся. Значит, Этибар был дома и, по его собственной версии, спал. Он прекрасно знал, где именно гуляет его жена. Мог незаметно пройти за ней и столкнуть ее со скалы. Его реакция на ее смерть могла быть почти искренней. Не каждый день приходится убивать. Хотя Мовсум говорил, что Этибар и его отец не охотники и не ходят на охоту. Интересно почему? Все местные обычно охотятся. Это своеобразный спорт для местных мужчин. Деньги у него есть, а ружье он тоже мог достать. Трое. Или добавить отца Самиры? Он мог решить, что дочь опозорила их семью и послать сюда убийцу. Нет, не получается. Незнакомого убийцу не мог узнать Гулам. Его не подпустила бы к себе Самира, она прореагировала бы каким-то образом на появление рядом с ней незнакомца. И Гулам не сумел бы требовать денег у неизвестного. Тем более узнать, кто именно послал убийцу. Мовсум, брат Самиры, на эту роль явно не тянет. А сам Бахрам Мурадбеков с его хромой ногой просто не сумел бы подняться следом за своей дочерью в горы. И тем более незаметно приехать в Габалу и потом так же незаметно уехать. Тогда его исключаем. Еще кто? Кому нужна была смерть молодой женщины? Черт возьми! Может он допускает ошибку, связывая ее смерть с этой дурацкой игрой. А если были и другие причины убийства молодой женщины, никак не связанные с ее возможным поведением в столице? Дронго принесли чай, и он, прихлебывая горячий напиток, продолжил размышлять. Убийца Гулама должен быть крупным человеком. Ни один из троих возможных подозреваемых никак не подходит на эту роль. И размер ноги… носок был вдавлен глубже каблука. Да, он точно помнит этот след. Черт побери, нужно было помнить об этом всегда. И еще один момент, о котором ему говорил директор школы. Почему тогда он не обратил внимания на его слова? Но сначала нужно проверить алиби Этибара. Он вспомнил, что записал телефон главы исполнительной власти в Исмаиллах, когда ночью входил в здание. Номера телефонов висели на доске рядом с дежурными. Дронго набрал номер телефона и попросил соединить с приемной Микаила Хаквердиева. Ему ответил женский голос, очевидно, это была секретарь. – Извините, что беспокою, мне нужен Микаил-муэллим. Я друг его сына. – Оставьте номер своего телефона, и он вам перезвонит, – предложила секретарь. – Пожалуйста. Скажите, а где он сейчас? – Он в районе, выехал по делам, – сообщила девушка. Дронго продиктовал номер своего телефона и затем уточнил: – Скажите, у вас часто бывают заседания по выходным? Я имею в виду, по субботам и воскресеньям? – Очень редко, – пояснила секретарь. – Но бывают. – И когда обычно заканчивается совещание? – Это зависит от повестки дня, – ответила девушка. – Но иногда, если заседание продолжается долго, мы переносим его на другой день. – Спасибо, – он положил трубку. Микаил Хаквердиев мог вернуться немного раньше с совещания и гарантировать алиби своему сыну. Он сделал себе заметку о том, чтобы проверить путь Хаквердиева по камерам Госавтоинспекции, установленным при въезде в район. Следовало проверить еще несколько фактов. Сейчас уже пять часов вечера. Довольно поздно. Нужно будет начать с завтрашнего утра. Он позвонил директору школы. – Простите, что беспокою вас так поздно. Вы не могли бы дать мне номер телефона вашего педагога, которая помогала с переводом разговора Микаилу-муэллиму? – попросил он. Уже через минуту он набирал номер телефона педагога. – Севиль-ханум? Простите, что беспокою так поздно. Мне дал ваш номер телефона директор школы. – Я вас слушаю. – За несколько дней до несчастного случая с Самирой Хаквердиевой вы говорили с врачом из клиники в Швейцарии? – Я помогала Микаилу-муэллиму, – тихо ответила женщина. – Вы можете вспомнить разговор? – Могу. Мы говорили о проблемах Самиры.