Она, наконец-то, замечает меня, как в принципе и окружающий её мир. Тряхнув копной рыжих волос, её взгляд становится осмысленным. - Ой, Полина… я так спешила, но эти пробки… - Ты уже говорила. - Да?! – она бросает короткий взгляд в сторону Ильи. – Очень приятно познакомиться. Мне жаль, что так вышло… Это всё очень ужасно. Я и не представляла себе, что Адам на такое способен из чувства ревности. А тот человек, ваш соперник, что согласился… это же вообще бесчеловечно. О чём он думал, собираясь убить?! - Я не собирался убивать, – как бы между прочим вставляет свои пять копеек Царёв. Азалия в шоке, как в замедленной съёмке, поворачивает голову на боксёра, что по-прежнему удерживает её ноги на своих коленях. - О Господи! Вы … этот! - Да. Я этот. Царёв Андрей. Так понимаю, со мной уже неприятно познакомиться. Девушка, бросив беспомощный взгляд на меня, снова пытается подняться. - Всё хорошо, Азалия, – снова повторяю и перехватываю её протянутую ко мне ладонь. – Сириус всё знал заранее, и они ещё до боя с Царёвым всё прояснили. Подробностей я и сама не знала. Это всё, что мне успел объяснять Илья, пока мы добирались до этой комнаты. - Это хорошо, – с заметным облегчением выдыхает девушка. – Мне тогда пора… И она выразительно смотрит на Царёва, что вцепился в её лодыжки как в родные. - Я бы не советовала тебе возвращаться к Адаму. Он неуравновешенный псих, и в приступе может совершить что угодно. Это просто опасно, Азалия. - Я понимаю, Полина, но думаю ничего страшного не случится. Адам никогда не обращался со мной плохо. Сегодня вот впервые голос повысил, и то фактически не на меня. Мне всё равно пока идти больше некуда. Но я действительно больше не хочу связывать свою жизнь с ним. Мой сын не должен брать пример с такого злого человека. Девушка заблуждалась, но я не собиралась решать за беременную любовницу мужа. Это ситуация действительно смахивает на серию из турецкого сериала, когда жизнь в один какой-то миг сводит самых необычных персонажей вместе. Царёв отпускает ноги Азалии, и та торопливо обувается в поданные ей Андреем кроссовки. Я также в тишине протягиваю беременной стакан с водой, что она жадно выпивает. - Ну, пока, – скомкано прощаясь, Азалия покидает нас. Мне жалко её отпускать в тот страшный мир, но моего мнения не спросили. - Мне тоже пора, – подключается Андрей. – Я зашёл сказать, что всё уладил с заказчиком, перечислив всю сумму денег обратно на его счёт. И если будет надо, то могу выступить в суде на стороне обвинения. - Спасибо. Скорее всего нам это пригодится. Шайберг очень изворотливый уж. - И да, проще голову одним разом скрутить, – зловеще рычит Илья, для которого тема моего замужества как красная тряпка для быка. - Ага, и потом гнить в тюрьме из-за такого ничтожества. Ну уж нет! Царёв согласно кивает, и зачем-то поцеловав мне руку, уходит. - В следующий раз если этот бугай полезет к твоим рукам, то я сломаю его, – как тёмный ангел возмездия постановляет Илья. Подхожу к его дивану и устало присаживаюсь на край. Нам так много надо сказать друг другу. Мне так точно, но сил нет. Бессонные ночи и эмоциональные качели меня измотали. - Поехали домой, – как всегда мудро решает Сириус, присаживаясь и упираясь головой в спинку дивана. - У меня нет дома, – выдыхаю горькую правду. Да, наша с мужем большая квартира официально принадлежит мне, но … я туда не хочу возвращаться. Никогда! - У меня есть. Мой дом-твой дом, Ромашка. Поехали. Хочу скорее начать своё лечение. - Это покой и постельный режим на три дня? - Конечно. И ничего кроме постели. И вот эти медовые нотки в голосе моего чемпиона прямым текстом вещают, что мы имели ввиду абсолютно разный по значению постельный режим. А последующий жаркий голодный поцелуй только подтвердил мою догадку. Глава 38 Илья Я бесконечно целую её губы, лицо, открытые в платье красивые плечи. И даже не замечаю, как меняется обстановка вокруг нас: диван ли это в комнате или задние сиденья арендованной на сегодня тачки с водителем. А если я вдруг не целую, то постоянно смотрю, ловлю смущенный лазурный взгляд. Полина вздыхает над моими ранами, тонкими пальцами проводит по ссадинам на лице и тихо на ухо обещает потом поцеловать и подуть на каждый мой синяк и царапину. И я тащусь от этой детской нежности как самый задротный кот от валерьянки. Тащусь от мысли утопать в заботливых руках моей женщины. Впервые. Хотя и боли толком не чувствую, будто кроме тех обезболивающих таблеток, в меня влили пару литров мощной анестезии. Ромашка вернулась, и этого, как оказалось, вполне достаточно для прощения её незамысловатого побега и отказа от меня и моей помощи. Домчались быстро и тачку пропустили сразу на охраняемую территорию моего квартирного комплекса, чтобы нам наверняка избежать встречи с прессой и фанатами. На улице снова дождь, и до моей квартиры с отдельным входом надо пройти всего три метра, но я тащу Ромашку под ветви огромного дерева в стороне, где намного суше. - Илья, ты чего?! – удивляется она, но в моих объятиях покорна и мягка, как тающий воск свечи. - На улице и под дождём ты особенно вкусная, Ромашка. Как истинный полевой цветок, – кажется, я несу полный бред, и наверное, не только Царёв, но и я с кукухой сегодня плохо дружу. - А я думала, ты, наконец-то, собрался рассказать мне свою любовь к звёздам, что сейчас затянуты большими тяжёлыми чёрными тучами. - Обязательно расскажу. Сразу, как ты окажешь мне первую помощь. - Ого, уже всё так плохо?! А совсем недавно просил только покой и постельный режим. - Ромашка, одно другому не мешает. Ты только от меня дальше расстояния моей вытянутой руки никуда не уходи. - А то что? - А то я не ручаюсь за последствия. Мягкая улыбка трогает припухшие от моей необузданности розовые губы. - Я постараюсь, Илья. В туалет тоже будем ходить вместе? Издевается, зараза такая. - Будем. И в туалет. И в душ вместе. Не надейся отвертеться! - А может я не хочу отвертеться? Может наоборот хочу это твоё «вместе»? В её голосе плещется волнение, а в глазах робкое ожидание, надежда… Капли дождя слегка размыли тени и тушь, придавая взгляду Ромашки ещё больше очарования и искренности. Даже если бы я сейчас всё ещё на неё сердился, то теперь всё равно бы простил. - И я хочу, – выдыхаю я, пытаясь контролировать голос. – А то проснуться однажды утром и понять, что тебя кинули… это хуевая практика во всех смыслах. Поля морщит нос и тут же прячет его у меня на груди, оставляя для моего любования лишь свой затылок. Её пальчики от волнения рисуют на моём травмированном плече неведомые узоры, что приходится для успокоения перехватить тонкую кисть в свою ладонь. - Прости, – её дыхание обжигает кожу груди и щекочет нервы даже через футболку. – Прости, пожалуйста, но так было нужно… в первую очередь для меня. Знаю. Ромашка хотела вырасти, избавиться от груза прошлого самостоятельно. Да только всё равно меня за эти дни во все стороны вывернуло. - Я умом понимаю, Полин, но в остальном… сплошные разрушительные эмоции, – отвечаю честностью на честность. Не время скрывать эмоции. - Не хочу разрушать. Давай хотя бы сегодня будем только создавать, – тихо, как шум дождя по листве деревьев, просит Ромашка. Да кто, бля, тут против?! Поднимаю за подбородок смущенную мордашку вверх. Глаза в глаза. - Я люблю тебя. Так устроит?! Казалось, Поля от неожиданности моих слов сейчас сознания лишится. Да я и сам чутка в шока. Но это шло от сердца, которое бьётся уже давно неровно при виде этого цветочка. А без него так совсем коробит и отказывается сокращаться как следует. - Илья, ты ... настолько нереально прекрасный, что я боюсь… боюсь снова вляпаться в дерьмо. Как оказалось, я очень плохо разбираюсь в людях, – хрипло шепчет Ромашка, а из глаз слёзы по щекам.