— Так о чем говорить то, Василиса Александровна? Станислав Олегович умер… — Эдик, давай без лапши на ушах! Ладно? — Да вы что? Какая лапша! – обиженно возмущается Эдик. — Стас жив! И ты, видимо, это знаешь, — говорю я и отслеживаю реакцию Эдика. Он точно знает, или узнал не так давно. — Да-да-д-да вы что? – Эдуард делает большие глаза и лживо отводит их в сторону. – Да как вы смеете? — Я сейчас следователю позвоню, скажу, что вы были со Стасом в сговоре, подкинули мне труп, одетый в его костюм, — чем дальше говорю я, тем сильнее трясется Эдик. – А до этого начали банкротить фирму, чтобы мне денег не досталось при разводе. — Не-не-нет, не звоните, — судорожно кричит Эдик. – Да, я ему помогал с фирмой, потому что он по секрету год назад сказал мне, что у вас все плохо в семье, что рано или поздно у вас будет развод, а вы ведь не принимали участие в развитии фирмы, а деньги отберете. — А ничего, что я продала родительскую квартиру, чтобы у него были деньги на развитие этой фирмы? – взорвалась я. – У него ни гроша не было! Эдуард осекся, побледнев, скомкал платок в руках и вытер лоб. — Значит, эта скотина еще год назад знала, что уйдет от меня, — мне вдруг стало понятно, что сказал Эдуард. – Ах, и скотина же он, а я то дура! — А разве вы не собирались еще год назад подать на развод? — удивился Эдик. — Нет, год назад я думала, что у меня хорошая семья, любящий муж, прекрасный дом… В комнату вошёл Богдан. — О чём сыр-бор? – спрашивает, участливо смотря на меня. — Да вот разговариваем, тут Эдик мне говорит, что муж, оказывается, еще год назад хотел со мной развестись, — и я смотрю на Эдика, а тут опускает глаза и отводит их в сторону. – А я глупая была, ни сном, ни духом об этом не ведала. Они уже тогда махинации начали. У Эдика дергается кадык, он нервно смахивает пот со лба. — И еще, Эдик знал, что мой муж не погиб! — Василиса Александровна, я не знал, но он мне сам позвонил! – оправдывается Эдик. – Когда вы пришли на фирму и все транзакции остановили, он не получил перевод, вот тогда и занервничал. — Ага, а мы тут целый день ходили, и ты нам ни словом не обмолвился, — язвлю я. – Видимо, посчитал это лишним. — Да, ваши действия попадают под статью за махинации, — подтверждает Богдан. — Нет! – орет Эдик. – Не надо. — Но вы специально банкротили фирму, тендер выиграли, сумму вам перечислили, а денег на счете нет, чтобы приобрести оборудование, — давит Богдан. — Все есть, только закупать будет другая фирма, потом переведет нам, — Эдик смотрит испуганно на Богдана. — Двойная накрутка, понятно, — Богдан качает головой. – Все равно дело подсудное. Пока мы разговариваем с Эдуардом, мой телефон входящий звонок. — Василиса Александровна Оборина? – звучит официальный голос. — Да. — Вам надо подъехать в судмедэкспертизу на опознание, — произносит сухой, официальный голос. – Мы нашли труп вашего мужа… И у меня начинается истерический смех… Глава двенадцатая В судмедэкспертизу мы едем вместе с Богданом. Пока едем, молчим. Богдан сосредоточен на дороге, а я… Я вновь и вновь прокручиваю в голове свою жизнь со Стасом. Особенно последний год не дает мне покоя. Вспоминаю моменты, которые не укладываются в схему нашей жизни, уклада, чувств. Действительно в последнее время Стас стал какой-то безэмоциональный, реже меня обнимал, почти никогда не целовал вот так просто исподтишка, как было у нас в начале нашей совместной жизни. Что-то неуловимо изменилось, но я старалась не замечать эти сигналы. Мне казалось, что просто за двадцать лет у нас выработалась привычка, что мы скорее друзья, чем муж и жена. Я ошиблась. Мы перестали быть супругами, но и друзьями друг другу не стали. Только сейчас вспоминая, вижу взгляды, какие он бросал на меня: холодные, оценивающие. Он осматривал мою фигуру с ног до головы, скользя по ней взглядом, когда я ходила по дому раздетой. Он не видел во мне женщину, любовницу, жену. А я была слепа. Мы подъехали к неприметному одноэтажному зданию возле городской больницы. Богдан остановился, выключил зажигание и спросил: Готова? Я даже ответить не смогла. К чему я должна быть готова? Там точно не труп моего мужа, это могла подтвердить, даже не смотря. Да и можно ли быть готовой к созерцанию трупа. Человек уж так устроен, что вид покойника ему неприятен, ведь это лишнее напоминание, что век твой короток, а тело бренно. Выхожу из машины и иду в стороны дверей. На входе охрана. Приходится предъявить свои документы, нас пропускают. Длинный коридор с множеством дверей. Подходим к одной из них. Возле нее стоит следователь. Здесь прохладно и пахнет какой-то химией. И вот, наконец, нас приглашают. Стол с канавками, яркий свет. Возле меня санитар и патологоанатом. Суетятся, похоже, у них уже приготовлен нашатырный спирт. — Я голову открывать не буду, прикрою то, что осталось от лица, — тихо говорит мне врач, — там смотреть не на что. И он осторожно снимает простыню. Передо мной труп мужчины. — Это не мой муж, — говорю я. А потом протягиваю руку и сдергиваю простыню с трупа полностью. Рядом стоит санитар с отвисшей челюстью, у него, видимо, когнитивный диссонанс, не каждый день женщина вот так трупы разглядывает. — П-по-почему вы считаете, что это не труп вашего мужа, — удивленно спрашивает патологоанатом. — Пестик не его, — тыкаю пальцем в причинное место трупа. — У моего мужа поменьше будет и тоньше. Рядом фыркает, яки конь, Богдан, он, пряча улыбку, отворачивается. — И как вы такое разглядели? – смотрит удивленно на меня патологоанатом. — А что тут разглядывать, я на его писюльку двадцать лет смотрела. Тут Богдан затрясся, и они со следователем выскочили из анатомички, как пробки из бутылки. Плохо им что ли стало? За дверями послышались булькающие звуки. — Но нам прислали от стоматолога его рентгеновские снимки. — Он заплатит стоматологу и тот подделает любые снимки. — Можно конечно по тесту ДНК. Только где взять материал. — Он делал тест ДНК детям, которые якобы родились от него, если вы запросите в лабораториях, то они вам дадут уже готовый результат. Вам надо будет только сличить с трупом. — Вы очень умная женщина и хладнокровная, — патологоанатом с восхищением смотрит на меня. — За прошедшие три дня это уже второй труп моего мужа, и, как я понимаю, не последний, — разворачиваюсь на каблуках и выхожу. А в коридоре стоят следователь с Богданом и ржут. При виде меня, замирают на миг, меняясь в лице. — Вам надо подписать протокол опознания, Василиса Александровна, — серьезным тоном говорит со мной следователь. Мы заходим в соседнее помещение, тут стоят столы и стулья, лежат папки, экран на одной стене со снимками челюстей и рентгеновскими снимками черепов. Мы садимся за свободный стол и пишем протокол, я его читаю, затем подписываю. Богдан жмет руку следователю, и уходим. Все! Выдыхаю. — Пестик…. Вот гад ползучий. Богдан ржет, уже не скрываясь. — Пестик у твоего мужа и правда маловат, — продолжает ерничать Богдан. – Как же он таким махоньким тебя удовлетворял. — Хватит ржать, — обиженно дую губы. – Мы с ним прожили двадцать лет, он у меня единственный мужчина, откуда мне знать, какие у вас там пестики бывают. — Ладно, не обижайся, это я так, — улыбается Богдан, а сам искоса на меня посматривает. – Чем же он тебя возле себя держал? — Мы любили друг друга в молодости, — перед моими глазами встают воспоминания тех лет. Мы молодые, заводные, веселые, у нас еще все впереди. — Это ж сколько лет ты ему верность хранила.