Когда Ильяс узнал правду и о моей беременности, и про договор между Рамилем и моим отцом, он молча развернулся и ушел за ворота. Я растерянно озиралась и не понимала, как мне быть и что делать. Зато из дома ко мне вышла Пелагея - женщина преклонного возраста, но еще очень шустрая и бойкая. - Привет, дочка, заходи. Чего на пороге стоишь? - Но Ильяс… - Ой, да что ему будет-то, охламону этому? Давай-давай. Эта прекрасная женщина заболтала меня так, что страх, сковывающий меня в тот момент, отступил. И когда Камаев вернулся спустя почти час, я уже готова была услышать любой приговор. Надо отдать должное, Ильяс выражался сдержанно, хотя я видела - злился он на меня знатно. Не только за договор, который подстегнет мои поиски - ведь для мужа и отца я, по сути, была гарантом их взаимодействия и сотрудничества. Но и за то, что изначально Ильяс не продумывал необходимость медицинской помощи. - Ты хоть понимаешь, как ты рискуешь детьми? - сокрушался он. Мне нечего было возразить ему. Камаев просто не понял бы меня. Ведь он - мужчина. И вряд ли почувствует, как это - когда тебе изменяет любимый человек и цинично заявляет, что все так и должно быть. К тому же я отлично помнила угрозы Айзы в сторону моих малышей. И вот это куда сильнее пугало меня - Рамиль же ясно дал понять, что не станет ничего менять. В итоге Камаев, конечно же, помог мне - договорился с врачом, который наблюдал меня, приезжать ко мне лично. Результат того самого анализа тоже привез врач. К счастью, никакого конфликта у меня с малышами не было, так что беременность у меня протекала довольно спокойно. Жить я осталась у Пелагеи. Мы с ней очень быстро подружились, и эти месяцы жили душа в душу. Выходить за ворота мне было запрещено - исключительно в целях безопасности. Для всех я была племянницей Пелагеи, и проводила время либо в доме, либо в саду, который был тут довольно большой. Кто-то скажет, что здесь я тоже была пленницей, но для меня это было не так. Здесь я была свободна. Жила, встречала каждое утро с улыбкой, разговаривала с малышами, понемногу готовила одежду для них. Пелагея научила меня шить и вязать, и я с энтузиазмом готовила пеленки-распашонки. Первое время я просыпалась почти каждую ночь, боясь, что за мной вот-вот придет Рамиль. Пелагея, узнав о моем страхе, стала заваривать какой-то свой фирменный чай, и я, наконец, смогла спокойно спать. Ильяс больше не приезжал. Несколько раз мы созванивались, но он общался довольно сухо и по делу. Однако при всем этом он взял на себя полностью заботу по обеспечению меня и Пелагеи, которая была ему дальней родственницей. Первый раз Ильяс позвонил спустя месяц. Я не знала, какую легенду он придумал, и когда узнала, что для всех я погибла, это оказалось для меня ударом. Когда я сбегала от мужа, мне не приходило в голову задуматься о том, что будут думать другие. В тот момент все, что меня волновало - боль от предательства, которая сводила меня с ума, и страх за детей. Мне пришлось смириться. И хотя скучала по маме, по отцу - гораздо меньше, я вынуждена была принять такое положение дел. Про Рамиля я очень старалась не думать. Однако это было сложно. И если днем я еще забывалась в повседневных делах, то вечером… Пелагея была очень умной женщиной и ловко улавливала, когда я начинала впадать в ненужную тоску, отвлекая меня каким-то полезным занятием. А по ночам порой мне снился муж. В моих снах он был совсем другим. Он ничего не говорил , только смотрел. Но каждый его взгляд задевал в моей душе то, что я старательно прятала даже от самой себя. Я не хотела его любить. Не хотела его вспоминать. И порой мне казалось, что я справилась, смогла забыть мужчину, разбившего мое сердце. Однако проходила еще неделя, и он снова мне снился, напоминая о себе. Так проходит больше полугода. Живот у меня сейчас довольно приличный, и ходить становится все труднее. Врач, который приезжает ко мне каждую неделю, говорит, что очень скоро надо будет думать про госпитализацию - все-таки двойня. Тем более что мальчишки такие активные. А я очень боюсь этого момента. - Дочка, ты его так рано встала? - заглядывает в кухню Пелагея. Я и правда плохо спала сегодня, поэтому решила приготовить завтрак сама. - Опять разбойники не дали поспать? Улыбаюсь ей и достаю еще одну кружку, чтобы налить чаю и ей. - Немного. Наверное, слишком тесно уже. Пелагея подходит ближе и смотрит на мой живот оценивающе. - Да нет, дочка, рановато еще. Пусть посидят сорванцы. Куды торопиться, да? День проходит привычно. На улице уже вовсю весна, так что можно прогуляться в легкой куртке, чтобы подышать свежим воздухом. И пока Пелагея уходит к соседям за молоком, я выхожу в сад, чтобы снять белье с веревки. С животом делать это не очень-то удобно, но я и так в последнее время мало помогаю по дому. Поэтому ищу любую возможность, чтобы быть полезной. Сегодня небо такое чистое и голубое, что я на мгновение торможу у натянутой веревки и жмурюсь на солнце, чувствуя, как оно припекает. Мальчишки решают тоже выразить свое отношение к происходящему, начинают активно двигаться, и я поглаживаю живот, успокаивая малышню. Как и всегда, они чутко реагируют на прикосновение. Затихают, а я еще шире улыбаюсь. Мои крошки. Услышав вскрик птицы, на автомате поворачиваюсь на звук и…замираю. Возле калитки стоит Рамиль. - 24 Рамиль - Очередной день, который начинается с головной боли. Сегодня я опять видел во сне Амину. И снова была кровь. Много крови. Кошмар, который преследует меня последние полгода. Иногда она снилась мне совсем другой - нежной, красивой. Совсем как в тот вечер, когда я едва ли не наживую оторвал себя от нее. Когда впервые у нас все было по-другому и случилось бы, если бы я не свалил, побоявшись навредить. Трехдневная щетина становится для меня нормой. Как и осунувшееся лицо. Но по херу. Кто-то считает, что я окончательно съехал с катушек, многие теперь сторонятся и с опаской выходят на контакт. Впрочем, на их месте я бы тоже себя опасался. Когда Таир сказал, что нашли тела, у меня, казалось, все померкло. Я не поверил. Поехал на место. И то, что я увидел… В этом сложно было узнать жену. Парни оттаскивали меня втроем, кажется. Кому-то я сломал нос, кому-то руку. В тот момент я обезумел. Кажется, Таир вырубил меня тогда. Очнулся уже у себя дома. Эмоции чуть улеглись, и появилась здравая мысль - а точно ли это тело Амины? На анализы ушли сутки. Одновременно с этим велась экспертиза случившегося - авария в том месте казалась логичной - опасный поворот, машину обстреляли, пробили бак, полыхнуло охереть как. Записи с камер так и не нашли - подчистили все грамотно. Из-за этого парни и потеряли так много времени - думали, что не тут надо искать. Но я никак не мог отделаться от ощущения, что что-то не так. Когда подтвердилось, что это моя жена, я не поверил. Нанял других спецов, заставил Таира поднять его связи. Я рыл землю в надежде, что это ошибка, что кто-то просто поиздевался. Я готов был поверить во что угодно - лишь бы жена и дети вернулись. Я готов был отдать за это жизнь… Спустя неделю мне пришлось признать очевидное - Амина погибла. И в тот день во мне что-то умерло вместе с ней. А через пару дней я узнал, что у нас должны были родиться мальчики… Аслан с Хадией приехали на похороны, но были слишком отстраненными и спокойными для тех, кто потерял дочь. Я начал их подозревать в сговоре - нанял людей следить за Шакировыми. Но это ничего не дало. Лишь выяснилось, что Амина им не родная дочь. Точнее, не родная она Аслану. И теперь многое в его отношении к Амине становилось ясным. Что уж там у них вышло с женой, черт знает. Когда стало ясно, что они не имеют отношения к случившемуся, я стал искать виновного. Машину обстреляли, а значит, кто-то спровоцировал аварию, которая унесла жизнь моей жены. И следующую пару месяцев я жил только одним желанием - отомстить. Я сделал это своей целью. И ради этого просыпался каждое утро. Соколов, с которым у нас было фактически противостояние на тот момент, сильно пожалел, что перешел мне дорогу. Терять мне было нечего, и я устроил настоящую бойню. Даже Таир, который не чурался ввязаться в драку и любил побеждать, стал держаться от меня подальше, когда пару раз я сцепился и с ним. А потом и вовсе он переключился на свою личную жизнь, уйдя в сторону. В итоге я добился своего - Соколов заплатил. Правда, даже оказавшись в подвале и довольно ощутимо пострадав, он так и не сознался, как и зачем это провернул. И вот уже прошло два месяца, как я отомстил, но легче мне не становится. Все равно внутри зияющая пустота, которая сжирает меня. В офис сегодня приезжаю гораздо позже, чем планировал. Но по херу. Я вообще двигаюсь по жизни сейчас скорее на автомате. Увидев меня, Анна вскакивает из-за стола: - Рамиль Дамирович, тут из юридического к вам. - Что там? - устало спрашиваю. - Опять накосячили? Мой секретарь - дама с устойчивой психикой. И пожалуй, одна из немногих, кто выдержал эти месяцы, когда я срывался на каждом втором. - Алмазов хочет переподписать договор. - На хер пусть идет, - мрачно бросаю и направляюсь к кабинету. После того, что случилось, Айза пару раз пыталась ко мне заявиться, но когда не вышло, подкараулила возле дома. Одного серьезного разговора оказалось достаточно, чтобы эта сука отвалила от меня. Правда, через день заявился ее брат, решив вдруг вспомнить о чести сестры. Что ж, после того разговора Алмазов провалялся в больнице неделю. И вот опять, видимо, почувствовал себя бессмертным. Монотонный дождь за окном поразительно созвучен с тем, что у меня в мыслях. Едва дверь открывается, я оборачиваюсь, собираясь рявкнуть на того, кто рискнул заявиться, но торможу, озадаченно глядя на Камаева. - Не занят? - интересуется Ильяс. Мы с ним знакомы весьма поверхностно. Про его сферу деятельности я знаю немного. Только то, что у него с братьями едва ли не криминальный клан, а еще что сфера казино сейчас в его руках. - Не припоминаю тебя в расписании встреч.