– У нас осталась только одна тема для разговора. И это дети. Разворачиваюсь и быстро удаляюсь в комнату. Быстро натянув домашний костюм, иду в ванную комнату и долго умываюсь холодной водой. А набравшись сил, выхожу, надеясь, что Вадим все-таки уйдет. Но он стоит в коридоре, перегораживая выход, у него в руках телефон, и он смотрит на экран, а потом я слышу голоса детей и подхожу, едва успев замереть, чтобы оставить хоть небольшое расстояние между мной и Соколовским. Так и есть. Вадим позвонил детям по видеосвязи, и они наперебой что-то говорят. – Так, так, полегче, сорванцы, – пытается остановить детей, – значит, вы собираетесь в парк? – Мама! – первой замечает меня Ариша, я сдерживаю слезы, улыбаясь. – Мама, пак! Идем в пак! Мы говорим еще минут двадцать, в течение которых я выясняю, что свекры пообещали детям развлечения, и когда они слышат, что я хочу за ними заехать, чтобы забрать, поникают. Даже то, что я так же обещаю им парк, но без бабушки, не выводит их из угнетенного состояния. У Ариши начинается истерика, Артем сжимает губы и слова больше не произносит. Вера Степановна в разговор не вмешивается, хотя иногда, когда я вижу ее в кадре, понимаю, как сильно ее раздражает эта беседа. В итоге спасает ситуацию Вадим и добавляет, что, если я не буду против, они немного погуляют, а потом он сам за ними заедет и отвезет домой. Эту идею дети воспринимают «на ура», хотя очевидно, свекровь недовольна поведением сына. Но Вадиму не перечит. Мы отключаемся, и я тут же от Вадима отшарахиваюсь, понимая, насколько он близко. – Видишь, все хорошо, – говорит Соколовский. – Теперь мы можем поговорить? Делаю еще шаг назад, теперь опасность миновала. Теперь я могу твердо отвечать. – Нет больше никаких «мы». Не было Вадим. – Я не знал про Федю. Злата мне не сказала. Замираю, чувствуя, как снова темнота подступает. И все же беру себя в руки. Это так странно. Когда я подозревала Вадима, ничего не зная наверняка, во мне росло непринятие происходящего. Меня трясло от любого подозрительного слова. От любого жеста. А вот сейчас я могу спокойно говорить, хотя мне в тысячу раз тяжелее. – Это ничего не меняет. – Я был с ней до тебя. С тобой отношений не было еще. – И на корпоративе? Это ты тоже считаешь до меня? Может быть, у нас и были проблемы, но я не побежала к тому же Руслану за утешением. Я ждала твоего решения. На этих словах Вадим мрачнеет. – Да, сам Бондарев воспользовался моим состоянием в тот день. Но я его оттолкнула и занесла в черный список. И пока я решала самую важную дилемму в своей жизни, решив быть сдержанной и впервые запихнуть свои протесты подальше, ты в это время мне изменял! На это ему нечего ответить. – Это не было… не было по обоюдному… Я не хотел… – он вздыхает. – Прости, Лиз, звучит ужасно, я знаю, и оправданий тут нет и быть не может. Я виноват перед тобой, и понимаю, что осознанно шел на ложь, когда не признался. Потому что ты дала мне шанс. Потому что, если бы я тебе рассказал, мы бы никогда не узнали, что можем справляться с проблемами. И что нам есть что сохранять… – Нечего сохранять, Вадим. Чтобы справляться, в отношениях должна присутствовать искренность. А мы не справились. По-другому это называется. Я заблуждалась, а ты умело пользовался моим неведением. – Лиз… Что мне сделать, чтобы ты меня простила? Я молчу. Долго, смотрю в темные глаза, и сердце сжимается. Слез нет, ничего нет. Пустота внутри и на удивление спокойствие, придавленное грузом многотонного обмана. Да, мне больно. Но я не буду с этой болью справляться. Я решаю ее прочувствовать и принять. – Не мешай мне жить, Вадим. Просто уйди и не мучай. Сохрани меня, потому что, если ты продолжишь напирать, я не выдержу. Я… сломаюсь. Вадим делает шаг, но я выставляю руку: – Нет, Вадим! – заметив, что Соколовский замирает, тихо добавляю: – Не надо. Ты делаешь хуже. Я добиваюсь своего – вместо того, чтобы шагнуть ко мне, Вадим делает шаг назад и опирается о стену. Пробирается пальцами в волосы, смотрит в потолок. Мне даже кажется, он так вечность стоит. Я запоминаю его, каждое движение, каждый жест. Пока в душе разбросаны осколки, пока я смотрю на него, отчетливо осознавая, как подло он поступил. Чтобы не пропустить в сердце ни одно воспоминание о том, как мне было с ним хорошо. Пусть запомнится подлецом. Вадим остается отцом моих детей. Но он больше не мой муж, не смотря на официальный штамп, он чужой. И отныне только так. Вадим снова смотрит на меня, обреченно, потеряно. Я вижу, что ему плохо, но у меня нет лекарства. Ко лжи нет противоядия, а у Вадима был шанс мне рассказать. Но он не стал. Я не знаю, как бы восприняла его слова, прозвучи они от него в тот день, когда я дала ему шанс. Но однозначно, узнав вот так, я чувствую себя намного хуже, чем в любом варианте, где Соколовский сам мне признается. Вадим выпрямляется, руки засовывает в карманы брюк. – Я тебя услышал, наконец произносит он. В тишине квартиры, его голос звучит особенно мрачно. Он больше на меня не смотрит, идет в прихожую, но я не могу его вот так отпустить. Дело теперь не в нем. – Вадим.. ты обещал… – окликаю его, когда он берется за ручку входной двери. Останавливается, делает глубокий вдох, и не оборачиваясь, говорит: – Я помню. Позволь мне сегодня побыть с детьми, я привезу тебе их завтра. Мои вчерашние страхи относительно его родителей, может быть и верны, но сам Соколовский не будет у меня отбирать малышей. Я это чувствую. Ему это просто не надо. Зачем? Может, быть он вообще со Златой сойдется. У него там сын. Сын, который появился раньше Артема и Ариши. И он наверняка решит восполнить пробел в общении. Может у них со Златой вообще начнется новая жизнь. Быть может, это именно я лишняя? Внутри впервые за утро больно царапается ревность, вонзается в сердце острыми когтями. Но я не поведусь на это чувство. Пусть лживая подруга забирает предателя! Они друг друга стоят! Я должна это осознать, чтобы потом не было больно. Но знаю, что все равно будет. *** Едва я завариваю кофе, пытаясь понять, что делать дальше, как в спальне принимается разрываться телефон. Оказывается, звонит Даша. Я отключаюсь, но она снова и снова набирает мой номер. – Ты что-то хотела? – произношу устало. – Привет, Лиз, как вчера прошло? Прости, что у меня не вышло, мы с Дэном немного поругались и… В общем, неважно. Так ты расскажешь, чем вчера занята была? Вадим старался или любовник появился? Ты что… плачешь? Лиз? Я же пошутила. – Все в порядке, – втягиваю я воздух. – Настроение просто плохое. – Ясно. Я приеду сейчас, хорошо? – она не дожидается ответа, и пока я пытаюсь подобрать слова, чтобы вежливо отказать подруге, она вдруг переключается на другую тему: – Ты, кстати, слышала про Злату? Я в шоке. Лиз? Ты чего? – Я больше ничего не хочу о ней знать, Даша, – произношу, подавляя всхлип. – Вадим мне с ней изменял. А Федя его сын. Я выпаливаю это так быстро, словно скорее хочу переложит свою боль. Даша на том конце провода молчит. Я уже думаю, что она отключилась, но подруга все же тихо произносит: – Вот козел. А спустя полчаса Шумова звонит мне в дверь. Точнее, я уверена, что на пороге Дашка, поэтому распахиваю дверь, ни минуты не сомневаясь, что там подруга. И испуганно замираю, обнаруживая не Шумову. На пороге Руслан Бондарев. Глава 34 Я хочу побыстрее захлопнуть дверь, но Бондарев выставляет руку, и сделать мне этого не дает. – Лиз, постой… – Зачем ты пришел, Руслан? Что тебе от меня нужно? – Я не к тебе, – заставляет вжаться в стену, лишая меня возможности перекрыть вход. – Вадим дома? Такого поворота, почему-то, не ожидаю. Собственное горе мне кажется таким всеобъемным, что я забываю: о нашем разрыве с Соколовским в курсе далеко не все. – Вадима… нет. Руслан прищуривается. – И где он, ты знаешь? Пожимаю плечами. Я хочу, чтобы этот разговор побыстрее завершился. Захлопнуть дверь. Отсечь от себя целый мир. Даже Дашку видеть не хочу. А Бондарева так тем более. Но он не уходит, подается вперед, сдвигает брови. Только сейчас замечаю, что сам Руслан на взводе. Он злится? – У него не выйдет спрятаться, Лиза. Не знаю, зачем ты его покрываешь, но когда он придет…