Могу ли я быть счастлива снова? Почувствовать то, что испытывала к мужу? Рассматриваю Руслана и не знаю. В омут с головой я точно не полезу. У меня дети, и помимо своего счастья, я должна думать о них. А потом я ловлю дежавю, когда Руслан помогает мне поднять в квартиру спящих детей. Я несу сопящую на плече Аришу, а Артема, заменяя Вадима, несет Руслан. Снова невольно ловлю себя на мысли, что из него бы вышел прекрасный отец. Это точно. Бондарев уходит, а я остаюсь наедине со своими переживаниями. Тяжесть внутри, на время притупившаяся благодаря стараниям Бондарева, возвращается. Законных оснований у Храпина забрать у меня детей, возможно, нет. Но тревога не отпускает – «сюрпризы» от свекрови я со счетов не скидываю. Как бы не храбрилась. И все-таки волнуюсь зря. Меня никто не тревожит. Ни в этот день, ни в последующие. К концу недели, я хоть и по-прежнему в диком упадничестве, но все же держусь. Действия мои следуют по когда-то запланированному, но отложенному, сценарию. Я ведь считала, что мне больше не пригодятся ни консультация адвоката, ни уже составленное заявление на развод. Но жизнь умеет сбросить с пьедестала и растоптать. Она заставляет действовать. И, возможно, потому что мысленно я все это уже прошла, бумажная волокита не доставляет больших хлопот. Теперь дело за временем, нас с Вадимом разведут, как заверяет адвокат, и если Соколовский не будет припираться, то надолго это не затянется. А еще я наконец-то знакомлю детей с няней. Анну, довольно приятную женщину с педагогическим образованием и прошедшую массу современных курсов, оставляю максимум на пару часов в день, но это позволяет пройти несколько собеседований, на одном из которых слышу обнадеживающее: «Жаль, что у вас нет опыта, эту должность мы вам предложить не можем, но есть вакансия помощник менеджера». Да, зарплата на первое время небольшая, но на няню оплатить я смогу, да и начинать с чего-то надо. График работы полдня меня боле чем устраивает. Плюс не думаю, что Вадим перестанет помогать финансово, по крайней мере, детям. Сам бывший появляется за это время несколько раз. Чтобы на пару часов погулять с детьми. Мы не говорим. Совсем. Сухие сообщения, касающиеся Ариши и Артема, и обещаний, что в родительский дом он их больше не повезет. Вот и все. Вот и все. Мы словно партнеры, изредка обменивающиеся формальными фразами, но больше не близкие люди. Наверно, это к лучшему. Точно к лучшему. И хоть внутри все еще болит так, что по ночам снятся кошмары, а пробуждение оказывается ничуть не лучше сновидений, но я могу дышать. Не свободно, не легко, как раньше, я лишь «держусь на плаву». Но дети не видят моих истерик. Никто их не видит. Я учусь жить заново. Выныриваю привычные устои из виртуальной реальности и розовых облаков – муж мне изменял. Изменял, черт возьми. И неважно, что он утверждал – само действие произошло лишь однажды. Но измена – это ведь не только физический контакт, к этому моменту Вадим был готов к измене. Потому что, если бы он дорожил нашими отношениями, даже в разлуке не допустил бы подобной ситуации. Он мыслями бы к другой не прикасался, потому что измена начинается с головы, а не с физики. Предательство накрывало дымкой постепенно, готовило почву для финального удара. И то, что этот «нокаут» все-таки произошел – не секундный порыв. Если бы Вадим не сбегал от наших проблем, не давал бы повод Злате думать, что она может на что-то рассчитывать, она бы не решилась подкатить. Как например все эти пять лет. Исакова знала, что Вадим от меня не уйдет, поэтому не вытаскивала свой главный козырь – Федю. А сейчас… сейчас она увидела мужчину, к сердцу которого можно пробраться. Пусть и через гнусности. Она красивая, эффектная. Она самодостаточная. Хитрая. И я не исключаю, что у Вадима могут появиться к ней чувства. В груди царапается ревность, к горлу подкатывает ком. Как бы я себя не убеждала, что Вадим – больше не моя история, а все равно не могу отпустить. Мне остается только выстраивать вокруг сердца щит, который убережет от новых ран. Я справлюсь. По-другому и быть не может. Глава 41 Время идет, раны покрываются коркой. Но источник боли не обесточен – он продолжает «коротить», выводя из строя мои жизненные ресурсы. Поломанное, искореженное жестокой правдой сердце работает на износ. Но я изо всех сил стараюсь держаться. От Даши узнаю, что Злата приходит в себя, но еще находится в больнице. Навещать я ее не планирую, но Шумова не может держат в себе новости, и поэтому я тоже в курсе. Федя все это время с бабушкой – матерью Златы. Исакова, не зная, что я поделилась с Дашкой подробностями «нашего разногласия». И сообщила в общих чертах, что объявился Федин отец. Теперь он с ним изредка видится. Шумова запинается, всматривается в мои глаза, пытаясь понять, не обидели ли меня ее слова, и тут же переводит тему. И хоть я в этот момент, невозмутимо пью чай, делая вид, что новости меня не ранят, а сердце все равно зудит. Словно рой пчел пытается пробить грудную клетку. Бьется отчаянно, слепо. Пытается найти брешь. И врать самой себе все сложнее. Я действительно скучаю по Вадиму. Мне плохо так, что изнутри разрывает, до дрожи, до отчаяния. Ломка – так описывает это состояние Дашка. Самое тяжелое время. Поэтому, собственно, сейчас и сидит на моей кухне. Дети спят, и Шумова тактично говорит полушепотом, чтобы их не разбудить. – Ты большая молодец! Вот, правда, горжусь тобой. Сама бы я свихнулась, оставшись с двумя детьми без поддержки. А ты кремень! Ладно, пойду, Лиз. Дэн удивится, что я так рано, – Даша растягивает слабую улыбку, а я решаюсь задать вопрос: – Почему ты с ним не разведешься? Лицо подруги меняется вмиг. Воодушевление угасает. – Я не могу, – ее плечи опускаются. Шумова, словно снимает маску, она больше не храбрится, не шутит в ответ. Устав разглядывать свои ногти, поднимает на меня взгляд: – Если б могла, давно бы послала этого… гада. И посылала. Но официально я привязана. У нас… договор. Мои брови ползут вверх. – В смысле? – Мы поженились, потому что мне нужна была помощь. Мой отец был в опасности, и Дэн предложил сделку. Я мотаю головой, ошарашенная ее признанием: – Ты же его… любишь? Я так считала. А между вами просто формальный штамп? Дашка вздыхает. – Все очень сложно. Я люблю. А для него это формальность, ты права. Мне вдруг становятся понятны все Дашкины обиды и рвения всем доказать, что мужики козлы. Если прошлые ей изменяли, а этот так тем более не парится об их браке. Я даже подумать не могла, что с ней происходит что-то подобное. У меня хотя бы был выбор и возможность выгнать предателя из своей жизни. – Я считала, что тебе Вадим нравится, представляешь? – откровенничаю и я в ответ. Шумова грустно смеется: – Я помню, когда Вадим появился в нашей компании, я в то время как раз призналась в своих чувствах Дэну. А он меня отшил, это долгая история. И я захотела отомстить ему с Вадимом. Глупая была, молодая. Поэтому к нему подкатывала и понять не могла, почему Соколовский мне не отвечает. Он ведь юбки не пропускал. А потом я вас увидела, и отступила. Хотя признаться, думала тогда на Злату… Но решила, что ошиблась. Прости, Лиз. – Знаешь, Даш. Я рада, что это Злата предательница, а не ты, – слабо улыбаюсь. – Тебя бы мне было сложно терять. – Лиз-а-а, – обнимает меня Шумова, слышу, как она всхлипывает и крепко вжимается. – Я бы не стала так с тобой поступать. И тогда, когда на корпоративе решила его проверить, просто услышав согласие, тут же тебе бы позвонила и сдала предателя. Мне так стыдно было. Кто ж знал, что он и…. Ой, давай не будем о них. У тебя завтра первый рабочий день! И я уверена, у тебя все получится! Даша права, мне нужно выспаться и отбросить ненужные мысли. Я начинаю новую жизнь. И в ней нет места сомнениям. Шумова уходит, пожелав мне удачи. Я крепко ее обнимаю на прощание, вдруг понимая, что она единственная, кто сейчас на моей стороне. Даже мама, которой я позвонила, хоть и позвала обратно, в наш крохотный городок на другом конце страны, а все равно добавила, что, быть может, стоит понять и простить Вадима. И это она еще не знает подробностей. Я просто не выдержала и разревелась, а мама не стала лезть в душу, услышав про измену и обман. И лучше бы вообще молчала, чем давала советы. Так бывает в семейной жизни – говорит она. Мужчины полигамны. Нужно быть мудрой. Трубку я тогда положила в полном непонимании. Уверена, миф про полигамность сами мужчины и придумали, чтобы хоть как-то оправдать свое неумение держать дружка и отсутствие в такие моменты желания головой! И что значит «быть мудрой» – это закрыть глаза на измену? На многолетнюю ложь? Не могу я так. Приняв душ и переодевшись в шелковую пижаму, я рассматриваю свое отражение в большом зеркале. Я немного похудела, кручусь, внимательно оглядываю каждый сантиметр. Короткие шорты и топ на тонких бретелях подчеркивают улучшенную не самыми приятными обстоятельствами фигуру. Но радость от случайно сброшенных килограммов не испытываю. Меня выдают глаза – они словно потухли. В разгар самокритики вдруг слышу звонок в дверь. С удивлением проверяю время на часах. Я никого не жду. А потом крадусь в прихожую, аккуратно смотрю в глазок. И сердце в мгновение замирает. Все же я себя обманывала. Ждала его. Все это время ждала. Очень. – Я так больше не могу, Лиза, – Вадим опирается на косяк двери, когда я открываю дверь. Его голос усталый, пропитанный болью. В глазах такая тоска, что я чувствую, как внутри меня закручивается ураган. Я не могу подпустить к себе Соколовского, но сердцу плевать на мои решения. Оно тоскует и кровоточит, как его не латай. Еще слишком мало времени прошло, чтобы просто взгляд этот темный выдерживать и спокойно отвечать.