Все три года Джеймс предполагал, что от них скрыли правду. Иначе просто не объяснить, почему по Лондону не поползло грязных сплетен, бросающих тень на честь Оливии. Люди немного посудачили о том, что виконт Рочфорд разбил сердце старшей Буршье, но этим и ограничились. Конечно, несколько болтливых старух намекнули, что склонность Джеймса к пьянству сыграла в этом немалую роль, но… Увы, это были не слухи, а чистая правда. Элоди принимала его в гостиной, где он уже однажды был. Тут всё по-прежнему в голубых и золотых тонах. Ковры под ногами были теми же самыми, что приветствовали его, когда он пришел просить ее руки. Его глаза нашли ее мгновенно. Элоди стояла в центре комнаты и смотрела на него в упор. Одна сестра уже стояла позади нее, а вторая только что прошла и присоединилась к их молчаливому флангу. Сестры могли не знать, что именно вытворил Джеймс, но они были в курсе, что он причинил Элоди боль. И они явно не собирались позволить ему сделать это снова. Он уважал это. В конце концов, он тоже готов был разорвать на части любого, кто навредит его братьям. Но сестры Элоди ничего для него не значили. Он не искал их гнева, равно как и их одобрения. Только она имела значение. Только ее прием. Она показалась ему еще красивее, чем он запомнил. В кремовом платье, с ярко-синей лентой под прекрасной грудью… Джеймс разучился дышать в тот миг, когда взглянул на нее. Ее волосы были собраны незамысловатый пучок. Простая, без вычурных украшений, Элоди напоминала произведение искусства — такая же неподвижная и совершенная. Чтобы стать идеальной, ей не хватало только легкой полуулыбки, которую Джеймс так любил когда-то. Но выражение ее лица оставалось мрачным и отчужденным. Боль сдавила его сердце, потому что в этой холодности виноват не кто иной, как он сам. Молчание затянулось. Джеймс тяжело сглотнул и прочистил горло. — Эм… Добрый день, леди Элоди. Боже, этот жалкий скулёж действительно был его голосом? На долю секунды ему показалось, что маска хладнокровия треснула, и он увидел Элоди настоящую. Уязвимую, как он сам. Может ли быть, что прощение, которого он приехал просить — это для нее слишком много? Если ее чувства окажутся глубже, чем он ожидал, она никогда не простит его. Просто не найдет в себе силы. Он бы не нашел на ее месте. Он переспал с ее сестрой после того, как обещал ей верность — слишком жестокое предательство, независимо от обстоятельств. — Милорд Рочфорд, — ответила Элоди. Будь ее голос на тон суше, его можно было бы сравнить с пустыней. Надежды Джеймса рушились на глазах. В висках пульсировала мысль: «Она меня не простит. Никогда не простит». — Приветствуем вас, виконт, — начала сестра позади Элоди мелодичным, но твердым голосом. — Признаться, мы вас не ждали. Он криво улыбнулся такому вежливому преуменьшению. — Я… Я извиняюсь за любые неудобства, связанные с моим визитом. Что произойдет дальше? Его порог выставят за порог, не оставив шанс покаяться перед женщиной, чей образ стал его персональным призраком? Которая живет в его сердце… Нет. Джеймс зашел уже слишком далеко (во всех смыслах!), чтобы отступить так просто. Если понадобиться, он будет молить ее прощения, пока его волокут к воротам. Взгляд Элоди оставался прикованным к его лицу. И Джеймс тоже смотрел на нее, не отрываясь. Ни один из них не отвел глаза с тех пор, как виконт вошел в комнату. Долго ли так может продолжаться? Это было похоже на поединок, в котором не будет победителей. — Не могли бы вы оставить нас? — спросила Элоди. На мгновение Джеймс испугался, что вопрос был адресован ему, потому что ее взгляд не дрогнул. Но нотка теплоты в ее тоне говорила об обратном. Она обращалась к сестрам. — Нет, — решительно ответила Мюриэль. — Мы не уйдем. Вторая сестра, — Изабель, если Джеймсу не изменяет память, — положила руку на плечо Мюриэль и сказала: — Если Элоди хочет, чтобы мы ушли, нужно уважать ее желание. Да! Джеймс чуть не подпрыгнул от радости. Это хоть и маленькая, но победа. — Мы будем рядом, в коридоре, — тихо обратилась Изабель к Элоди. — Спасибо, — ответила та. Две сестры проследовали к выходу, одарив Джеймса сердитыми взглядами. Они как бы молча обещали ему, что если хоть что-то пойдет не так, они вернутся и собственноручно его прикончат. Хвала Господу за то, что здесь не было Оливии. Джеймс не смотрел на сестер, но знал, в какую минуту они исчезли. И вовсе не потому, что двери за ними закрылись с тихим, но отчетливым щелчком. Просто воздух стал слишком густым и тяжелым, когда они с Элоди остались одни. У него резко пересохло во рту. Он попытался заговорить, но Элоди его опередила. — Тебя не приглашали в наш дом. Резкие, полные ненависти слова, лишенные всяких формальностей. Джеймс растерялся и не смог найти ничего лучше, чем ответить: — Вообще-то, меня пригласили. — Докажи. Он сунул руку под франк и вытащил из кармана приглашение. Чтобы отдать бумагу, пришлось подойти к Элоди. Она выхватила письмо у Джеймса из руки так быстро, будто боялась, обжечься об его случайное прикосновение. Чтобы прочесть письмо, ей пришлось отвести взгляд, но она сделала это с явной неохотой. Джеймсу стало обидно. Что, по ее мнению, он сотворит, если она ослабит бдительность? Набросится на ее и принудит к близости? Она считает его совсем уж конченным животным? Пергамент с хрустом смялся под ее пальцами, когда она сжала ладонь в кулак. Элоди должна понимать, что приглашение настоящее. Виконта пригласили в этот дом. Кто-то другой предал ее на этот раз, но не он. Элоди снова подняла на него глаза. В ее взгляде горело негодование. — Как ты посмел согласиться! — яростно прошептала она. Джеймс усмехнулся. Не должен был, но ничего не мог с собой поделать. Она правда думала, что он откажется от такой возможности? — С моей стороны было бы грубо не соглашаться. — Жестоко с твоей стороны приехать сюда. Я никогда никому не говорила о том, что ты сделал, и вот как ты мне отплатил? Отплатил ей? За что? Она ждет, что он поверит, будто она защищала его, а не честь Оливии? — Если хочешь возмездия за свое молчание, то поговори с сестрой. Я не ждал и не просил твоей секретности. Единственное, чтобы я тебе должен, это извинения, и я здесь, чтобы принести их. Джеймс сам испугался того, что несет. И того, как грубо это прозвучало. Он хотел произнести не то и не так. Но эмоций было слишком много, и все они шипели и бурлили внутри него, он не мог справиться с этим. Элоди задохнулась от возмущения. — Извинения? Спустя три года? Не нужны мне твои извинения! — А как насчет того, что должна мне ты? Ее глаза расшились, а потом сузились до узких злобных щелочек. — Я ничего тебе не должна, Джеймс Клифтон. О, это было неправдой. — Ты должна дать мне шанс объясниться. Ты никогда мне его не давала, когда отказалась от нашей помолвки. — Объясниться⁈ — она почти прокричала это, но быстрый взгляд на дверь понизил ее тон. — Тебе нечего объяснять. Я знаю, что ты сделал. — Ты знаешь только то, что сказала тебе сестра. В голове у Джеймса промелькнула греховная и сладкая мысль — а что, если он попробует свалить всё на Оливию? Сказать Элоди, что он ни в чем не виноват? Лив явно была падшей женщиной, которая за каким-то чертом приползла в его постель, так что выставив ее гнусной обманщицей, он даже не будет чувствовать угрызения совести. — Я знаю, что ты сделал, потому что я это видела, — сказала Элоди. Видела? О Боже… Внутри него всё упало. — Что ты видела? — растерянно прошептал он. Щеки Элоди мгновенно покрылись румянцем. Она явно смутилась, но выдержала его взгляд. — Я… видела вас вместе. — Вместе? Он приподнял бровь. Вместе до, после или во время? Это заявление можно было трактовать, как угодно. Румянец на ее щеках стал еще гуще. Переполз на шею и на верхнюю часть груди. О, милая, нежная Элоди… Она была приличной дамой, не привыкшей к таким разговорам. Джеймс почувствовал себя мерзавцем. С его стороны было жестоко так насмехаться над нею. — Ты был голый, — отчеканила Элоди низким и чуть хриплым голосом. — Моя сестра была голой. И она прыгала на тебе. Достаточно, или мне продолжить? Уверяю, я помню каждую деталь той безумной ночи. Сердце Джеймса упало и разбилось вдребезги. Она действительно видела всё самое худшее. И как ему загладить свою вину? Как он вообще мог вытворить что-то настолько ужасное? — Элоди, мне так жаль…