Две девушки, идущие впереди меня, тоже замечают снежные хлопья, радуются, подставляют ладони и весело переговариваются. Одна я медленно умираю внутри. Зачем иду за Юлей? Почему бы не подбежать к ней, не заорать ей в лицо: «Максим — мой, отстань от нас!», или «Катись назад в свой Питер!», или «Если ты несчастна сама, зачем хочешь сделать такими и нас?» Но я просто машинально иду за ней, иногда ускоряясь, чтобы не потерять из виду, иногда замедляясь, когда они с подругой останавливаются поглазеть на особенно удачно украшенную витрину. А я не вижу никакой красоты вокруг. Для меня всё чёрное или серое и одно только яркое пятно — копна рыжих волос. Входя в знакомый мне двор, девушки прощаются и разделяются. Одна идёт в направлении метро, а вторая к дому. Она ловко ныряет в подъезд вслед за курьером из «Лавки», а я остаюсь на улице. Смотрю на часы: четверть шестого. Я переминаюсь с ноги на ногу, решая, что делать. Дохожу до детской площадки, толкаю карусель, и она со страшным скрипом совершает полкруга. Машинально прохожусь по периметру песочницы. Трогаю беседку, вхожу внутрь и сажусь. Как я дошла до жизни такой? Сколько всего прошло за этот неполный год? Орущий Артём, переезд на Преображенку, стычки с Ириной. Но зато — мама, горячо одобряющая Макса; проект по реновации; корочка Мастера спорта; снова Артём, на этот раз приползший на лапках; и тёплые объятия Макса… Снова смотрю на часы. Прошло всего три минуты, а будто три часа. Я громко рычу, встаю и топаю к дому. «Тварь я дрожащая или право имею, в конце концов?!» Занеся палец над кнопкой домофона, я уже готовлюсь назвать своё имя, но тяжёлая металлическая дверь вдруг распахивается со страшной силой. На улицу вылетает разъярённая и зарёванная Юля. Я немного провожаю её глазами, но успеваю юркнуть в закрывающуюся дверь подъезда. Махом преодолев несколько ступенек до квартиры Лосяша, хватаюсь за дверную ручку. Не заперто. Вваливаюсь в освещённый холл и вижу потрясённого Макса, который как раз заводил руку, чтобы закрыть на замок. — Встретила Юлю, — задыхаясь, сообщаю я. — Ты не, я не… она пробыла тут всего пять минут! — Я знаю! — швыряю в сторону сумочку, хватаю Макса за шею двумя руками, дёргаю на себя и начинаю целовать, вкладывая в поцелуй всю ярость, всю боль и… облегчение. Максим быстро перехватывает инициативу, хватает меня то за затылок, то за шею, за плечи, его руки постоянно двигаются. Мы врезаемся во входную дверь, и он вжимается в меня всем телом. Я чувствую его страсть даже сквозь пальто. Оттолкнув Макса от себя, я пытаюсь стянуть верхнюю одежду, досадливо рыча на неподдающиеся пуговицы. Максим помогает мне раздеться, лихорадочно срывая пальто и толстовку. Оставшись в майке и легинсах, я подпрыгиваю то на одной, то на другой ноге, чтобы расстегнуть молнию на сапогах, так и не доведя до низа ни одну. Максим усаживает меня на банкетку у входа, ловко снимает обувь и, присев передо мной, покрывает моё лицо, шею, ключицы поцелуями. Я горю от возбуждения. Я… действительно горю! Снова оттолкнув от себя Макса, я прикасаюсь к своему лицу, шее и ощущаю, как сильно поднялась там температура. — Максим? — спрашиваю я и он, приходя в себя, смотрит. Я вижу, как меняется его лицо от лихорадочно-возбуждённого к шокированному. Поискав глазами, нахожу зеркало на стене. Подхожу к нему. Мои лицо, шея, грудь, плечи, все места, куда меня целовал Макс покрыты злыми алыми пятнами. — Да что же такое-то, а?! Госпожа вселенная, ты издеваешься! — не могу поверить иронии происходящего. Пройдя через все испытания, через недоверие и через боль возможной потери на пути к этому мужчине у меня оказывается аллергия на него?! — Я всегда жалела Тима с астмой на котов, а сама теперь в таком же положении?! — Надя! А ну, прекрати! — Макс тащит меня на кухню, усаживает на стул. С треском распахивает морозильник, достаёт оттуда пакет с какой-то заморозкой, заворачивает его в полотенце и прикладывает к моему подбородку, прижав сверху моей рукой. Достаёт из шкафчика аптечку, поковырявшись в ней, выхватывает таблетки, наливает воду в стакан и протягивает мне. — Супрастин? Лосяш, это из какого века лекарство? Я же усну! — Из моего. Срок нормальный. Пей давай, а я сейчас пойду за современными препаратами в аптеку. Из этой квартиры ты никуда не выйдешь. Я тебя запру на ключ, поняла? Сбрею к чертям бороду! Сделаю лазерную эпиляцию! — Пожалуйста, не надо ради меня её убирать! Вдруг тебе будет некомфортно? Я могу пить таблетки! — Это мне некомфортно?! Не могу поцеловать любимую женщину из-за сраной бороды! Философ хренов! Карл Маркс недоделанный! — Любимую женщину? — уточняю я. — Сто лет уже, — вздыхает Макс. — Может, больше? Мы с тобой когда впервые встретились? — В марте? — прикидываю я. — Нет, мельком виделись на Анькиной свадьбе. Девять с половиной лет назад. — У нас дома. Тебе было семь. Мне — двенадцать. — О! Не помню. — Ну и хорошо, — ухмыляется Максим. Глава пятьдесят третья Ненавижу понедельники! С первого звонка будильника ненавижу. Пытаюсь нащупать телефон, чтобы отключить сигнал. Куда я его дела и почему у меня такой странный диван? Кто украл диван? С трудом разлепляю глаза, верчу головой и сперва не понимаю, где нахожусь. Ох, точно, это спальня Макса и его кровать! И сейчас не понедельник, а вечер субботы! Нахожу телефон позади себя, на тумбочке, заодно включаю светильник. Это Артём звонит по видеосвязи. — Что-то с Тимом? — Спрашиваю я и снова укладываюсь набок. — Надин, ты должна скинуть мне его плейлист с колыбельными. — Ты что, купил умную колонку? — Да, Тимофей заставил. Не хочет засыпать без какой-то «Совушки» и «Рыжей кошки». Ты, кстати, где? Спишь что ли? — Спала! — О, мамочка! Мы сейчас будем есть пиццу! — Кричит сын, влезая в кадр. — Привет, Лосяш! — Я поворачиваюсь и вижу, как к кровати подходит Максим, опускается на колени и машет Тиму рукой. — Привет, великан! Артём, — кивает он. — Максим, — хмуро отзывается мой бывший муж. — Хорошо, я сейчас же скину вам свой список песен. Если это всё, то пока! — Я шлю воздушные поцелуи сыну и нажимаю отбой. Спешно поделившись плейлистом с колыбельными для Тима, отбрасываю телефон.