— Нам ясен смысл Высшего, рождённого тэни и доставшегося людям. Он соединяет и гармонизирует смыслы. Это чуждо, но если он преуспеет, не нанесёт нам вреда. Замедлит, но не уничтожит. Почему мы должны помогать тебе? Что ты такое? Инсеки употребляют слово «что» не с целью оскорбления, Высший выходит за рамки живого существа, он подобен явлению природы. Инсеки дают понять, что именно их интересует. — Я то, что нужно всем, — отвечает Высший. И открывает им часть вероятного будущего. Это слишком много даже для предсингулярных личностей. Потоки информации вливаются напрямую в сеть, и информации много, слишком много, чтобы её воспринять. Калейдоскоп. Человек и Инсек, сидящие у берега лазурного океана под огромным багровым солнцем. Что-то исполинское, бесформенное шевелится в воде, потом тонкие прозрачные нити тянутся на берег — будто ожил сам океан и робко потянулся к чужакам. Инсек и человек протягивают руки навстречу, касаются нитей, те рассыпаются брызгами, собираются вновь и замирают… Человек смеётся, Инсек начинает говорить… Белая звезда, окутанная сверкающей кристаллической сетью, словно пойманная в сачок немыслимых размеров. Пульсирующие протуберанцы в ячейках сети. Космический корабль, похожий на прозрачную пирамиду, в центре, будто мошка в янтаре, застыло розовое безволосое тело тэни… и капли фиолетового эфира танцуют в пирамиде в том же ритме, что протуберанцы… Милана — или Высший в её теле? Она идёт по полю, напоминавшему бы пшеничное, не будь пшеница ярко-оранжевой. На ней короткое серое платье, она боса, она что-то говорит идущему с ней рядом. Это Прежний, в сверкающих плоскостях силовой брони, на каждом шаге он оставляет за собой выжженный след на поле, а за Миланой даже не сминаются колоски. Милана вдруг берёт Прежнего за руку, будто не замечая силовой брони, разворачивает, показывает на выжженный след. Что-то говорит, серьёзно и долго. Броня на Прежнем исчезает, дальше он просто идёт рядом с Миланой, внимательно слушая. Это тысячи, десятки тысяч коротких картин, клипы, прокрученные одновременно на тысячах экранов. Некоторые странные, некоторые интригующие, некоторые кажутся простыми или знакомыми. Но в них нет ничего плохого. Нет. Ничего. Плохого. А потом Галактика открывается вся сразу — сотни миллиардов звёзд, закрученных в спираль, полных энергии, жизни, смыслов… И исчезает. Звёзды гаснут, словно свечи под порывом ветра. Некоторые мерцают чуть дольше, вокруг них вскипают энергетические выбросы — и тоже исчезают. Кажется, будто проносится крик — долгий крик неисчислимых миллиардов голосов… Тьма. Чёрное пятно в небе. Свет других галактик, плывущих во Вселенной. Потом начинают гаснуть и они. Инсеки прижались к полу, лапы растопырены, передние вытянуты в защитном жесте. Они восприняли максимально возможный объём информации, их сеть перегружена, и до других особей дошли лишь обрывки. Высший ждёт. Если бы он был человеком, ему было бы грустно. — Ты нужен, — говорит Инсек, который первым приходит в себя. Теперь Высший идентифицирует его. Это та особь, с которой имел дело Максим. Тот, кто был на Селене, тот, кого вышвырнули с Земли. — Всем. — Да, — говорит Высший. — Теперь вы знаете, и ваш Высший тоже знает. — Какую помощь ты хочешь получить? — Инсек вдруг обретает подвижность и силу, утрачивает сомнения. Он будто раздувается, вытягивается на ходильных лапах и движется к Высшему Максима. Они сходятся лицом к лицу. Двое Высших, несущих разные смыслы. Вернувшиеся к истокам своего существования, чтобы изменить будущее. — Высший Миланы не должен развиться, — говорит Высший Максима. Высший Инсеков размышляет. — Он следит за своей основой. Высший Максима объясняет. Это простой план, в котором есть человеческая жадность и любопытство, помноженные на человеческую дружбу и преданность. — Ты можешь открыть проход в иную реальность и сам, — отвечает Высший Инсеков. — Если я буду в этом теле, он почувствует. Моя основа будет наживкой. — Ты рискуешь собой. — Я эволюционирую и вернусь. — Не обязательно. Ты рискуешь. — Таков мой смысл, — отвечает Высший Максима. — В любом случае вы предупреждены. Всё сказано и не нуждается в разъяснениях. Высший Инсеков исчезает, Инсек оседает на пол. Трясёт головой. Произносит: — Когда ты вернёшься, я отправлю к тебе свою копию. Это может быть самым безопасным способом связи. — Хорошо, — соглашается Высший. И тоже исчезает. Возникает в спальне и смотрит на Дарину. Идёт на кухню, наливает стакан воды. И исчезает. Максим стоит у стола, сонно глядя на стакан. Отпивает из него, откашливается, идёт в спальню. …Я дёрнулся и закричал. Остатки воспоминаний, открытых Высшим, до сих пор огнём пылали в мозгу. — Сволочь! — закричал я, прислушиваясь к себе. — Тварь всемогущая, голым в космос вытащила, вот почему у меня грудь болела поутру! Инсек разразился скрежещущим звуком. Спросил: — Ты вспомнил встречу в Храме? Твой Высший удостоил тебя знанием? — Он не мой! — Твой, именно твой. — Инсек завозился, подтягивая под себя лапы. — Тебе больно и грустно, верно? — Что ты знаешь о боли? — Всё. Ты понял, кто ты? — Нет, но я понял… понял, что не справился. Раз уж Милана вернулась. Я замолчал. — А ещё? — с любопытством спросил Инсек. — Что если я позволю Высшему Миланы развиться, то погибнет весь мир. — С моей точки зрения, — сказал Инсек, — информация полезна и не допускает двоякого толкования. К сожалению, он был прав. — Желаю спокойно умереть, — сказал я. — Если это для тебя важно… я больше не в обиде. Инсек помолчал. — Неважно. Но благодарю. Я выпрыгнул из тёмного зловонного фургона. Аккуратно закрыл двери. Водитель курил, пряча сигарету в кулаке. Наверное, ему было интересно, что там происходило, но впереди у него была Сардиния, апельсиновая роща и дом на берегу моря. А он был достаточно умён, чтобы понимать: очень часто незнание — благо. Надеюсь, ему понравится на Сардинии. — Можешь ехать, — сказал я. — Бензина возьми побольше.