С другой стороны, кресло. В котором ты окажешься на две головы ниже альдона. Да и изящно вылезти не сумеешь. Лиля послушно присела на самый краешек. – Благодарю вас, светлейший. Альдон оценил ее хитрость. И улыбнулся, попробовал надавить: – Может быть, вы сядете поудобнее? – Сесть можно, да выбраться сложно, – ответила Лиля присказкой. Очень хотелось добавить: «Сесть я всегда успею», – как герой известного фильма. Но вряд ли тут поймут шутку. – Я настаиваю, вы ведь женщина. – Вот именно. – Улыбка графини была исполнена невинности. – Подобает ли женщине вставать с кресла перед духовной особой, раскорячившись самым неприличным образом? Альдон усмехнулся. – Может быть, предпочтете другой стул? – Я доверяюсь вашей мудрости. – Но поступаете по-своему? Взгляды встретились, посыпались первые искры. – А разве не так поступают все женщины? – Пожалуй… Вина, графиня? – С вашего позволения, обычной колодезной воды, светлейший. – Сначала кресло, теперь вино… Лиля смотрела мужчине прямо в глаза. Честно и открыто. Да, ты сильнее. И можешь меня раздавить. Но я не хочу играть. Вот я вся здесь, как на ладони. Надо ли затевать поединок? – Я не употребляю вино. Оно делает мужчину слабым, а женщину – продажной. Альдон кивнул, оценив фразу. – Вы неглупы, графиня. Я мог бы разговаривать еще долго – и ни о чем. Но давайте перейдем к делу. Ко мне пришел пастор Воплер вот с этим. Несколько листков легли на стол. Лиля бросила беглый взгляд. Сказка… То есть житие святой из ее библиотеки. Ею же и отпечатано. И?.. Молчание затягивалось. Лиля не знала, что от нее хотят услышать, альдон ждал естественной женской реакции – словоизвержения. Не дождался и вновь принялся прощупывать почву: – Это ваша работа? – Это моя идея. Работа больше моих людей. – Что за материал? – Это бумага. Она дешевле пергамента, для нее требуются только растения, хотя и не все подходят… – Откуда вы о ней знаете? – Прочитала в старых свитках. – Откуда у вас свитки? Лиля невинно развела руками. Откуда? Без понятия. Там ведь куча Иртонов до меня жила, может, кто и прикупил чего… – Ага. Скажите, графиня. Вы три года жили в Иртоне. В тишине, спокойствии… Почему вдруг сейчас началась такая активность? Лиля опустила глаза. Замялась. Что тут ответишь? Раньше меня тут не было? Убить не пытались? Ребенка не теряла? Но альдон, сам того не ведая, помог ей: – Не смущайтесь, ваше сиятельство. И не бойтесь. Мне вы можете сказать все. И ни одна тайна не уйдет из этого кабинета. А я – уйду? И как далеко? Лиля вскинула глаза. И решилась. – Светлейший, вы правы. Я и смущаюсь и боюсь. И у меня есть на то причины. – Неужели, графиня? Какие же? Ты думаешь, я сейчас признаюсь в чем-то типа черных месс? Ну-ну… – Светлейший, я смущаюсь говорить с вами о достаточно интимных вещах. Ведь вы – мужчина, а я женщина. И да, я боюсь. Я очень боюсь, что вы неправильно меня поймете. А я по глупости своей не сумею объяснить. Альдон Роман едва не рассмеялся самым возмутительным образом. Нет, графиня говорила то, что должна. И так, как должна. Но ее поза, ее взгляд… Вроде бы все правильно, все почтительно, но создается полное ощущение вулкана, который кто-то прикрыл сверху простынкой. Полыхнет – и дай Альдонай спастись. Придраться не к чему. Но приглядеться, призадуматься… – Вы – и глупость? Графиня, вы какая угодно, но не глупая. И я – не мужчина. Я слуга Альдоная. И мое призвание – выслушивать людей и утешать их в горестях и печалях. Попробуйте просто довериться мне. Лиля мялась, как девчонка на первом свидании. – Светлейший… прошу вас, не осуждайте меня за возможно резкие слова… – Не буду, графиня. Попробуйте рассказать мне все, и я уверен, что мы найдем общий язык. Лиля вздохнула. – Я даже не знаю, с чего начинать. – Начните с начала. Несколько лет назад вы вышли замуж за графа Джерисона и уехали в Иртон. Там жили спокойно и счастливо вплоть до этого лета. А потом что-то изменилось. Что же? – Я потеряла ребенка, светлейший. – Лиля смотрела в пол, чтобы альдон не увидел злых искорок в ее глазах. – Я не знаю, как это объяснить. Когда в тебе растет новая жизнь, когда ты во сне видишь этого ребенка, представляешь его, мечтаешь, как будешь кормить, носить на руках, петь песни, как муж посмотрит на тебя с одобрением… и у тебя отнимают эти мечты. У тебя отнимают все. А ты просыпаешься на пепелище разбитых надежд. Знаете, я ведь ничего не хотела от жизни сверх того, что есть у каждой женщины. Выйти замуж, любить, быть любимой, носить и рожать детей своему мужу, воспитывать их и видеть их счастье, а потом и внуков… Немного, правда? Теперь Лиля вскинула голову и смотрела альдону прямо в глаза. Она уже не лгала. Этого хотела и Аля Скороленок. Просто ко всему этому надо было добавить и любимую работу медиком. Но это вторично. – Этого хотят все женщины, графиня. Но далеко не все получают. – Все в воле Альдоная. – Это верно. Итак, вы жили спокойно. – А потом потеряла ребенка. И поняла… Светлейший, если бы я не была так глупа! Если бы я заметила, что меня опаивают! Если бы обратила внимание на ту служанку… Мое безволие стоило жизни моему сыну. Потеряла контроль? Разозлилась? Прячет лицо? Почему бы не попробовать ее прощупать поглубже? Альдон ринулся в атаку. Обычно женщины упрекают других в своих бедах… поможем? – Ваше безволие? Графиня, мне кое-что рассказали и про вашего мужа. Заслать вас в глушь, где ворует управляющий, а до ближайшего городка дней десять пути… Наезжать пару раз в год – это подобающее поведение? Лиля опустила ресницы. О, она много сказала бы про своего супруга. Но – нельзя. – Я не могу судить своего мужа. Наверное, он был прав. – Да неужели? Графиня, вы не думали, что ваш супруг тоже виновен в ваших проблемах? Лиля вздохнула. Ага, как же. Я начну жаловаться на мужа, а ты это потом используешь? Нет уж. Компромат искать будешь в другом месте. Если тебе кто и застучит, я тут буду не при чем. – Светлейший, мы так привыкли обвинять в своих бедах кого-то другого. Соседей, родных, друзей, судьбу… Не пора ли начать смотреть на себя? И на свои поступки. – Необычное мнение, графиня. – Поймите меня, светлейший. Мы сами виноваты в том, что с нами происходит. Да, воля Альдоная над нами. Но и от нас многое зависит. Альдон пожевал губами. М-да. Чего он не ожидал, так этого. Обычно женщины начинали жаловаться. На супруга, на судьбу, на все, что перечислила графиня. А тут…