В поселок Филатово, где видеорегистратор дальнобойщика засек вышедшего из фуры беглеца Самсонова, охотники-конвоиры приехали только утром. Пришлось заночевать в дороге. Кочанов на амфетаминах еще бы продержался, но ребята роптали, всем требовался отдых. Джип «Чероки» остановился около продуктового магазина. Пока подчиненные затаривались напитками и едой, старший лейтенант обратился к пожилой настороженной продавщице: — Здравствуй, хозяйка. Мы тут по делу. Видела такого? — он показал фотографию Самсонова. — И я не бездельничаю. Женщина посмотрела сквозь витрину на американский джип, недоверчиво покосилась на путника. Она хорошо помнила братков из лихих девяностых и сейчас испытывала сомнения, глядя на небритые личности в помятом камуфляже. — Или может слышала, что кто-то приютил чужого человека? Ты ведь всех в поселке знаешь. — Я не участковый, чтобы всех знать, — отрезала продавщица. — Тут трасса, многие проезжают. — Так видела или нет? — В магазин не заходил. — Женщина отвернулась и принялась расставлять товары. Холодный прием и упоминание участкового инспектора натолкнули Кочанова на здравую мысль. Он выяснил, где живет участковый, наскоро перекусил и вскоре стучал в дверь частного дома. Участковым инспектором оказался полненький усатый мужчина с седыми висками, засидевшийся в звании старшего лейтенанта. Инспектор изучил, предъявленное удостоверение, и нехотя представился, почесывая волосатую грудь под расстегнутой форменной рубашкой. — Участковый Баранов. В чем дело? — Помоги, Баранов. В твоем поселке может скрываться беглый преступник Игорь Самсонов. — Тот самый Самсонов, про которого по телику болтали? — Он, мать его! Надо обойти дома, опросить людей. Кто-то должен был его видеть. — Нас тут всего двое: я да сержант-водитель, — с сомнением сказал участковый. — Вас двое да нас трое! — демонстрировал оптимизм Кочанов. — Разделимся на группы и пойдем с двух концов. Вы людей знаете, мы готовы действовать. Заспанное лицо участкового выражало единственную мысль: а оно мне надо? Кочанов вспомнил про документ, который получил по факсу от московского прокурора Чуприна. Столичный карьерист был крайне заинтересован, чтобы Самсонов поскорее наткнулся на автоматную очередь, и снабдил столь же мотивированного старлея нужной бумагой. Начальник конвоя протянул участковому документ: — Читай. И посмотри на бланк — из генпрокуратуры! — Старший лейтенант ФСИН Кочанов Д.М. возглавляет специальную группу по задержанию особо опасного преступника Самсонова И.Р. Руководители местных органов МВД обязаны оказывать ему всяческое содействие, — пробубнил участковый и прищурился. — Так то руководители, а я десятая спица в колеснице. — Ты что, Баранов, до пенсии не хочешь дослужить? — рявкнул начавший выходить из себя Кочанов. — Я устрою! — Ладно, остынь. Пять минут. Участковый инспектор скрылся в доме, а когда появился в фуражке и кителе предстал вполне компанейским болтливым сослуживцем. Он вызвал своего сержанта, а пока тот ехал, посмотрел запись с видеорегистратора, узнал место, где вышел Самсонов — восточная окраина Филатово. Туда и направились Кочанов с участковым, а их подчиненные начали обход с западной части поселка, вытянувшегося вдоль федеральной трассы. — Я так разумею, — рассуждал Баранов по пути. — Особое внимание одиноким женщинам. Наши бабы грудью защитят любого обиженного, а тут еще и богатого вдовца из столицы. Укроют, накормят, приголубят. — Самсонов не безвинная овечка, а убийца, — напомнил Кочанов. — По телику другое болтают. Бабы любят скандальные передачи и еще «Давай поженимся». А тут два в одном. Цепкая бабенка от такого шанса не откажется. Самсонов наверняка нашел здесь ночлег. Если на одну ночь, то уже смылся, а если на вторую задержался… Баранов остановился, как вкопанный, озаренный светлой мыслью. — Баба такого гостя одного не оставит, а был рабочий день. Так-так, где у нас больше всего женщин работает? На птицеферме. Туда и позвоним. Он набрал номер, поболтал о том о сем и, как бы невзначай, задал нужный вопрос. Закончив разговор, участковый гордо посмотрел на Кочанова. — Анфиса Гладышева взяла неожиданный отгул, а ее дом здесь рядом. — И что? — Анфиса баба бойкая, фигурой не обижена и третий год одна. Между прочим, ее муж на зоне, вторая ходка. Для нее помощь беглецу — богоугодное дело. — Так идем к ней, — сообразил Кочанов. Они подошли к одноэтажному частному дому, отгороженному покосившимся штакетником с облупившейся краской. Прежде чем открыть калитку, Баранов вполголоса предупредил: — Я общаюсь, а ты за кустом держись — чужак настораживает. А как шумну, беги на помощь. Кочанов наблюдал из-за куста, как хозяйка распахнула участковому дверь. Он ее верно описал — большая грудь под обтягивающей блузкой, горделивая осанка, мордашка накрашена, а глаза прицениваются, что да как. Участковый инспектор о чем-то поговорил с Анфисой и зашел в дом, хотя та не очень-то хотела его пускать. Старший лейтенант подбежал к закрытой двери, прислушался. Вскоре спокойный разговор сорвался на повышенные тона, и он ворвался в дом. — Еще один вертухай пожаловал, — встретила его в штыки разбушевавшаяся хозяйка — Я вас, козлов, не приглашала. Валите! Женщина грудью пыталась оттеснить участкового. Тот упирался, указывая рукой: — Самсонов был здесь, ночевал. Смотри! На веранде на веревке сушилась светло-серая спортивная форма Nike, в которой видели беглеца. Кочанов достал пистолет, передернул затвор, направил на Анфису. — Где он? Хозяйка отступила, молча сверкая глазами. — Она дала ему одежду мужа, и он ушел, — рассказал Баранов о том, что удалось узнать. Кочанов быстро проверил комнаты, заглянул в шкаф, под кровать — пусто. Он вернулся к Гладышевой, пистолет не убирал, используя ствол в качестве угрозы. — Выкладывай, о чем говорила с Самсоновым. Когда он ушел, куда? — А то что? — с вызовом спросила Анфиса. — Поедешь со мной в отделение. — Напугал. Собраться хоть можно? Участковый из-за спины хозяйки демонстрировал коллеге сочувствие: баба с гонором, я предупреждал. Кочанов убрал пистолет в кобуру, собираясь дать волю кулакам. Гладышева почувствовала агрессию, резко отпихнула его, так что старлей едва устоял на ногах, бросилась в комнату и заперла дверь. Там что-то скрипнуло, застучали шаги, и гулко грохнуло. Когда Кочанов выбил дверь и ворвался в комнату, он увидел опущенную с потолка откидную лестницу и закрытый лаз на чердак. — Вот он где! Баранов, карауль со двора, — приказал старший лейтенант и схватился за рацию. Он вызывал своих: — Ширко, Сиротин, срочно ко мне! Дом Анфисы Гладышевой, пусть местный сержант приведет. Не дожидаясь подмоги, Кочанов полез по лестнице, уперся в лаз — закрыто на задвижку или придавлено сверху. Он крикнул: — Самсонов, даю минуту на добровольную сдачу! Иначе ты труп! Он честно выждал минуту под стук своего сердца. Сверху доносились невнятные слова Анфисы. Уговаривает беглеца сдаться, подумал старлей и решил подождать еще минуту. В конце концов хлопнуть преступника при попытке к бегству сподручнее за поселком, без лишних глаз. — Самсонов, у тебя последние шестьдесят секунд! Спускайся, будешь жить. Время пошло, — приказал он. Но за минуту ничего не случилось. Кочанов надавил спиной на преграду — не поддается. Ударил плечом — хрустнула лестница под ногой, он чуть не свалился. — Сдохни, гад! — выругался конвоир и со злости выпустил три пули по деревянной крышке. Метил в область задвижки. Сработало. Крышка поддалась, он откинул ее и прислушался. Обостренный слух легко улавливал любой шорох. — Я сдаюсь, — раздался женский голос. Кочанов осторожничал. Он хоть и вооружен, но преимущество у невидимого противника, сунешь голову и получишь доской по башке. — Самсонов, встань, чтобы я тебя видел, — потребовал офицер. — Его здесь нет. Ушел давно, — ответила Гладышева. — Сейчас подъедут автоматчики, изрешетим потолок. — Что, перед бабой обделался? — грубо рассмеялась Анфиса. — Херой! — Я слышал, как ты разговаривала, — злился Кочанов. — С честным миром. — Хозяйка появилась в проеме, демонстрируя в вытянутой руке смартфон. — Выложила в сеть его сообщение, а потом от себя добавила. Она включила запись. На дисплее появился Самсонов все в том же спортивном костюме Nike. Он опять твердил о своей невиновности и о том, что готов сдаться ради честного суда. Широко раскрытые глаза взывали к слушателям, речь была растерянной и прерывистой, без грубых слов.