– Все позже. К счастью, Кайя оставили в покое. И кровать приняла его как родного. Спрятав гудящую голову под подушку, лорд-протектор крепко зажмурился. Его утешало лишь то, что Урфину сейчас не легче. За пределами моих покоев бурлила жизнь. Слуги носились всполошенными тараканами, но меня упорно не замечали, и когда я встала на пути девицы с подносом, та лишь обогнула меня, как огибают некое незначительное препятствие. Да что происходит? – Эй! Вы… Я попыталась остановить лакея, который торжественно вышагивал по красной дорожке. В руках его был кувшин с узким журавлиным горлышком. Лакей, прежде готовый служить нашей светлости, не удостоил меня взглядом, лишь бровью брезгливо повел. Ну ладно, не больно-то хотелось. Здраво рассудила, что если еду куда-то тащат, то определенно туда, где намечается обед. Правда, нашу светлость не приглашали, но мы не гордые, мы и без приглашения хозяев обрадуем. Зал… поворот… и еще поворот. И дверь, захлопнувшаяся перед самым моим носом. Я осталась посреди коридора, который крайне несвоевременно распадался на три потока. Прямо сказка: направо пойдешь, налево… куда-нибудь идти надо. А указатели в этом обжитом музее не помешали бы. И я решительно свернула направо. Дверь. Приоткрыта. И за ней – длинная унылая комната, стены которой плотно завешаны портретами. Слева – суровые рыцари, все как один – на конях или хотя бы с конями. Справа – белоликие дамы, взирающие на рыцарей с чисто женской снисходительностью. Рыцари были брутальны. Кони прекрасны. Дамы – как повезет. Что меня, пожалуй, удивило, так это наряды. Складывалось ощущение, что рисовали их под копирку, а после разукрашивали в разные цвета. Но быть того не может, чтобы мода оставалась неизменной на протяжении столь долгого времени! Два десятка колонн поддерживали потолок комнаты, изрядно, к слову, закопченный. Меж колоннами стояли доспехи, один другого мрачнее. Оружие здесь тоже имелось. Ножи маленькие, ножи большие и очень большие, уже не ножи – мечи. С клинками прямыми, изогнутыми, даже извивающимися. Массивные дубины, перетянутые полосами железа, и перекрещенные, слившиеся в поцелуе топоры на длинных древках. Как-то среди всего этого добра мне стало неуютно. Ладно, есть еще как минимум два варианта. Я вернулась к развилке. Хорошее настроение выветривалось, как поддельные духи. Прямо… прямо у нас дверь. А за дверью комната или, скорее, зал необъятных размеров. Потолки высокие. Колонны, на сей раз белые. Пол тоже белый, с нежно-розовым отливом и характерными мраморными прожилками. Окна во всю стену. Свет наполнял эту комнату, давая жизнь обильной зелени. Растения в каменных кадках тянули друг к другу ветви, и разноцветный плющ висел, что новогодняя гирлянда. Покачивались тяжелые цветы на стрелах цветоносов, мешались друг с другом ароматы. В изящных серебряных клетках, которые свисали на длинных цепях, словно причудливые украшения, порхали канарейки. Где-то за зеленым пологом весело журчал фонтан. И голоса. – Тисса, милая, подай красную ленту. Нет же, дурочка, не алую, а именно красную. Ты не различаешь алый и красный? – Медовый голос леди Лоу гармонично дополнял пение ошалевшего кенара. – Я понимаю, что прежде служба казалась тебе легкой, но со мной все будет иначе. Вот теперь я действительно не желала подслушивать и ушла бы, когда б сумела сдвинуться с места. Но ноги мои приросли к полу, а рука застыла в миллиметре от пурпурного бутона розы. – …спасибо, Тисса. – Не кажется ли вам, ваша светлость, что вы несколько торопите события? Голос Ингрид был равнодушен. «Ваша светлость»? Она дочь мормэра, а к мормэрам обращаются именно так – «ваша светлость»… не здесь. Здесь так обращаются только к членам семейства Дохерти. – Тороплю? О нет, милая Ингрид. Я слишком долго медлила. Но сегодня утром отец имел беседу с лордом-протектором, и тот пообещал, что… Все-таки я сумела сделать шаг, который дался мне нечеловеческим усилием. Я тоже имела беседу с их растреклятым лордом-протектором. Но выходит, что та беседа ничего не значила? Не спеши, Изольда. Убить всегда успеешь. Леди Лоу сидела у фонтана на высоком стуле с резной спинкой. Платье ее было роскошно настолько, насколько вообще может быть роскошным наряд. Ткань отливала золотом, а россыпи драгоценных камней ослепляли, и сама леди казалась одним большим драгоценным камнем. Кружевной воротник веером раскрывался над узкими ее плечами, а голову украшал самый удивительный из виденных мною париков. Лиловый… синий… розовый… цвета переплетались друг с другом. Причудливый змеиный клубок. Из клубка вырастали тончайшие спицы, на которых раскрывались золотые цветы. При малейшем движении цветы покачивались и выглядели вполне живыми. – …уже к вечеру это недостойное создание уберут из замка. У ног леди Лоу сидела бледная золотоволосая девушка в серебряном платье. И серебряный ошейник хорошо с ним сочетался. Лицо девушки было неподвижно, а взгляд устремлен на хозяйку. Словно собака, которая ждет приказа. Детские черты и выражение абсолютного счастья. Это пугало. – Осталось решить кое-какие формальности. Но они не отнимут много времени. Алая лента обвивала тонкие пальцы леди. Как будто кровью измазали. Формальности? Пообещал? Недостойное создание? О нет, Изольда, не везет тебе с кавалерами… любовь с первого взгляда, значит? Освещение подвело, когда глядела. Но плакать я не стану, и прическу этой Мальвине недоделанной портить тоже не стану. Уйду тихонько, как будто меня и не было. Уберут? Черта с два! Я не сковородка, чтобы меня в ящик убирать. Я сама уйду. Наша бывшая светлость гордая. Только невезучая какая-то. Глава 10 ВСЕ ЛЕДИ ДЕЛАЮТ ЭТО – Что это за странную фигуру вы мне показываете? – поинтересовался лорд у леди. – Это я вам фигу показываю, – пояснила леди. – Просто я при этом еще и манерно отставляю мизинчик. «Басни о пчелах, или Занимательные истории о леди Дохерти», миннезингер Альбрехт фон Йохансдорф Я шла-шла куда глаза глядят… они глядели в основном прямо, но периодически путь преграждали стены. Сквозь стены я пока ходить не умела, поэтому поворачивала. Вправо. Влево. И снова прямо. У статуи с дамой, чье лицо растрескалось и частями осыпалось, я присела на лавочку и сгрызла яблоко, раздумывая над тем, не пора ли вернуться. Но решила, что не пора. Пусть поищут, хотя бы минут пятнадцать… двадцать… лучше бы тридцать. Тем более что чувство направления, никогда толком не работавшее, окончательно отказало. Замок менялся. Коридоры становились у́же, темнее. Окна – меньше и выше. Стены – мрачней, а слой плесени на них – толще и толще. Потом замок взял и закончился. Толкнув очередную дверь – массивную, разбухшую от влаги, – я оказалась во дворе, но не в том, где были мы с Урфином… кстати, и он пропал, предатель несчастный. Притащил в другой мир и бросил. Я даже всхлипнула от тоски, но реветь в одиночестве непродуктивно, да и опухшие от слез глаза повредят моей небесной красоте и несколько подпортят сцену прощания, которая – я не сомневалась – случится в ближайшем будущем. Меня поставят пред всеми, и эта рыжая лживая сволочь велит убираться, думая, что я стану плакать. Да черта с два! Я буду горда, немногословна и… Додумать не получилось. Я вдруг очутилась в круговороте людей. Что-то дымило, громыхало, кричало, визжало, падало рядом, поднимая тучи пыли. С телеги сгружали сено, ловко подхватывая трехрогими вилами, осыпая меня водопадами трухи. Лошади тянули морды, норовя ухватить кусок посвежей. – Поберегись… Я вынырнула из-под сенопада, чтобы разминуться с повозкой. – Смотри, куда прешь, коза… Я не коза! Телегу волокла пара быков с длиннющими рогами. Меня они проводили задумчивым взглядом, который заставил вспомнить, что быки не слишком-то красное любят, а тореадор из меня вряд ли получится. – Не зевай! Орали со всех сторон и сразу. Носились мальчишки с ведрами, расплескивая воду на камень. И грязные ручьи устремлялись к стенам замка. Воняло навозом, человеческим потом, дымом и железом. Лаяли собаки. Откуда столько людей? И почему они снаружи?