Список был внушительным, и первым номером в нем значился «замок каменный, стандартного проекта (прилагается в Приложении за номером…) о пяти башнях с тремя бронзовыми флюгерами и рвом в семь стандартных единиц глубиной». А после слов «назначить денежное содержание» я и вовсе быстро пролистала оставшиеся страницы, желая лишь одного – поставить свою подпись в «означенном месте», тем более что пункт «Обязанности» был до отвращения краток. Мне вменялось хранить честь рода и быть достойной женой. Побуду. Вряд ли это сложно. Подписывать пришлось три экземпляра, каждый из которых тут же заверялся печатью. Первый был вручен мне, второй – Урфину, а третий исчез среди книг. – П-приступим к ф-формальностям, – сказал мэтр, надевая третью пару очков. – П-перчатка у вас? – Конечно, мэтр. Леди, прошу вас. – Урфин извлек из воздуха перчатку. – П-попрошу без в-ваших ф-фокусов. – Извините, мэтр, но сами понимаете… Из воздуха. Перчатку. Перчатищу! Мешок из черной кожи, украшенной заклепками. Я не знаю, какой должна быть рука, для которой шили это, но Урфину перчатка достала до локтя. – Вашу руку, леди. Не то чтобы неприятно, скорее странное ощущение. Кожа теплая и мягкая, а швы на ней проступают этакими шрамами. Урфин сжимает мои пальцы, и в этой хватке нет ни следа вежливости. – П-повторяйте, – приказывает мэтр. – Я, Кайя Дохерти, беру тебя, Изольда, в жены… – …в жены… – …и буду верен тебе до самой смерти… – …смерти… – …я, Изольда, беру тебя… Я повторяла за ним слова, на первом же слове голос разума сдавленно всхлипнул и заткнулся. – …в мужья… и буду верна тебе до самой смерти. – Супружество, вами заключенное, я авторитетом Коллегии Хранителей права и собственным именем подтверждаю… Можете поцеловать невесту. Урфин и поцеловал. По-братски. В щеку. А потом положил руки на шею и сдавил. Пальцы у него оказались железными. Я рванулась. Закричала, скорее даже захрипела. И отключилась. – В-вы сов-вершенно п-потеряли с-совесть, Урфин. Хотя не д-думаю, что она у в-вас б-была. – Мэтр Логмэр отчаянно полировал стекла очков полой дрянного халата. – Я п-полагаю, что все это – в-ваша з-задумка. Н-не могу п-понять, как в-вы уговорили л-лорда-п-протектора. – С трудом, мэтр. Но я воззвал к чувству долга. – В д-детали, как п-полагаю, не п-посвящали? – Совершенно верно. Девушка лежала на полу. Сон ее обещал быть достаточно долгим и крепким, чтобы гарантировать спокойный переход. – Он н-не об-брадуется. – Это верно. Но как-нибудь переживем… – Урфин забросил новоиспеченную леди на плечо, решив, что пара лишних синяков не испортят и без того непростую ситуацию. – Стерпится – слюбится. Кажется, так здесь говорят. Глава 2 ЛЮДЯМ О ЛЕДИ Одна леди пятьдесят раз упала в грязь по дороге домой. – Леди! – ахнул дворецкий, открывая дверь. – С головы до ног, – мрачно кивнула леди. «Басни о пчелах, или Занимательные истории о леди Дохерти», миннезингер Альбрехт фон Йохансдорф Я сидела на подоконнике и ела вишни. Вишни были спелыми и сладкими, подоконник – широким, а земля – далекой. Вишневые косточки я бросала за окно из врожденной вредности. Вообще-то пейзаж открывался душевный. Небо синее. Море синее. Солнце желтое. Облачка белым кружевом. Волна к берегу катит, кораблики плывут… Идиллия просто. Вот только созерцаю ее третью неделю кряду, и от тоски тянет уже самой сигануть из окошка. Потом, глядишь, балладу сложат о неразделенной любви и прекрасной деве, чей призрак обречен навеки ждать возлюбленного. Пожалуй, именно это и останавливало мои суицидальные порывы. Ну, еще решетки на окнах и отсутствие возлюбленного, который, к несказанному счастью моему, застрял в неведомых краях. Черт бы с ним, с возлюбленным, но вот решетки напрягали крепко. Были они солидными, коваными, захочешь – не выломаешь. Я знаю, пробовала. Кажется, день на пятый своего здесь пребывания. И на шестой тоже. И на седьмой. Мне даже ложку принесли серебряную, чтобы камень ковырять легче стало. А вдруг да пораню свои нежные пальчики. Под этим же предлогом ножа и вилки не дали. Ложкой же ковырять решетки было не интересно. Ну не свинство, а? Мой единственный собеседник – рыжий котяра наглого характера и необъятных габаритов – сочувственно шевельнул ухом. Даже если он и не понимал меня, то хотя бы делал вид, что понимает. Остальные же… Стоит начать сначала. Очнулась я от запаха. Неописуемый смрад проник в ноздри, вырвав меня из такого уютного забвения. Я закашлялась и взмахнула руками, пытаясь отодвинуть источник вони подальше. – Ваша светлость, соизвольте открыть глаза. – Голос был мягким, как мои старые войлочные тапочки, и я сразу прониклась к обладателю его симпатией, хотя не сразу сообразила, что обращаются ко мне. «Ваша светлость»… очаровательно просто. Глаза я открыть соизволила, потому как с закрытыми было бы сложно понять, что происходит. Во-первых, я лежала. Во-вторых, кровать, на которой я лежала, была столь огромна, что я сразу ощутила собственные одиночество и никчемность. В-третьих, четыре столпа – иначе и не назовешь – поддерживали синий балдахин, расшитый звездами. Честно говоря, сперва я приняла его за небо, лишь удивилась, что небо столь низко висит, и протянула руку, чтобы пощупать вышитую звезду. Руку мою тотчас схватили и сжали крепкие теплые пальцы. Принадлежали они незнакомому мне типу, высокому, тощему, облаченному в черный балахон. На лысеющей голове его виднелась квадратная шапочка с золотой кистью. Кисть съехала на лоб, разделив его пополам. Сосчитав пульс – а сердце колотилось, что ненормальное, – тип сдавил мне виски, повернув голову сначала влево, потом вправо, оттянул веки и внимательно осмотрел глаза, а потом и в рот попытался заглянуть. На этом месте терпение мое иссякло. – Руки уберите, – почти вежливо попросила я. В горле изрядно першило. Да и само горло побаливало. С чего бы это вдруг? Ах да, меня же придушить пытались! – Чрезвычайная хрупкость конституции вашей светлости требует особо бережного обращения! Не знаю, кому это было сказано, но я согласилась. Да, моя светлость требует бережного с собой обращения, и нефиг ее за горло хватать. То есть меня. – Где эта скотина? – осведомилась я и окончательно пришла в сознание. – И кто вы такой? И вообще, куда я попала?