– А так ли нам надо продолжать делать то, что мы делаем? – спросила крыса. – Конечно нет, – отозвался Морис. – Я вообще не понимаю, зачем я с вами связался. Я ведь кот, так? Кот – и с моими-то талантами? Ха! Я ж всегда могу рассчитывать на непыльную работенку при фокуснике. Или, скажем, при чревовещателе. Да я чем угодно мог бы заняться, так? – ведь человеки любят кошек. Но поскольку я, знаете ли, невероятно глуп и добросердечен, я решил помочь горстке грызунов, которых, посмотрим правде в глаза, человеки не то чтобы обожают всем сердцем. А кое-кто из вас, – здесь кот уставился желтым глазом на Фасоль Опасно-для-Жизни, – вынашивает идею перебраться на какой-нибудь остров и основать что-то вроде вашей собственной крысиной цивилизации; по мне, так план просто замечательный, но, чтобы воплотить его в жизнь, вам потребуются… что именно, не припомните? – Деньги, Морис, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни, – но… – Деньги. Правильно, ведь на них можно купить что? – Морис обвел взглядом крыс. – С буквы «К» начинается, – подсказал кот. – Корабли, Морис, но… – А потом еще вам понадобятся всевозможные инструменты, и, разумеется, еда… – Но есть же кокосы, – встрял глуповатый парнишка, полируя дудочку. – О, никак, кто-то что-то сказал? – вскинулся Морис. – И что же ты о них знаешь, малыш? – На необитаемых островах есть кокосы, – отозвался парнишка. – Мне один человек рассказывал, который их продавал. – И откуда же они там берутся? – не отступался Морис. Про кокосы он и сам мало что знал. – Понятия не имею. Они там есть, и все. – Ты еще скажи, они там на деревьях растут, – саркастически мурлыкнул Морис. – Ёшкин кот, прямо и не знаю, что бы вы делали без… без кого? – Он свирепо зыркнул на грызунов. – Первая буква «М». – Без тебя, Морис, – отозвался Фасоль Опасно-для-Жизни. – Но, видишь ли, мы на самом деле считаем… – Да? – Кхе-кхе, – откашлялась Персики. Морис застонал. – Фасоль Опасно-для-Жизни хочет сказать, что воровать зерно и сыр и прогрызать дыры в стенах – это все, ну… – крыса поглядела прямо в желтые кошачьи глаза, – аморально. – Но так поступают все крысы! – запротестовал Морис. – А вот нам так поступать не следует, – отрезал Фасоль. – Мы должны отыскать свой собственный путь в жизни! – Охо-хо-хо-хонюшки! – покачал головой Морис. – Значит, вперед, к острову? К Крысиному Царству! Нет, не то чтобы я смеялся над вашей мечтой, – поспешно добавил кот. – Маленькая мечта всем нужна. – Морис в это тоже свято верил. Если знать, чего люди по-настоящему хотят, хотят очень сильно, – ими можно вертеть как хочешь. Порою Морис задавался вопросом, а чего на самом деле хочет глуповатый парнишка. Похоже, ничего – только играть себе на своей дудочке, да чтобы его оставили в покое. Но… вот как сейчас с кокосами, – парнишка иногда неожиданно выдавал что-нибудь этакое, наводящее на мысль, что ушки у него на макушке. Такими манипулировать непросто. А манипулировать людьми коты здорово навострились. Тут мяукнешь, там мурлыкнешь, ласково подцепишь коготком… а ведь прежде Морису об этом и задумываться не надо было. Кошкам вообще ни о чем не надо задумываться. Просто нужно знать, чего ты хочешь, вот и все. А думают пусть человеки. Они ж для того и созданы. Морису вспомнились добрые старые денечки, до того как мозг его взорвался фейерверками. Он с умильным видом являлся к двери университетской кухни, а кухарки пытались сообразить, чего ему надо. Просто изумительно! Кухарки приговаривали: «Кисонька хочет молочка? Кисонька хочет печеньку? Кисонька хочет вот эти вкусненькие обрезочки?» А Морису всего-то и оставалось, что терпеливо ждать, пока дело не дойдет до знакомых звуков вроде «индюшачья ножка» или «бараний фаршик». Но ничего магического он не ел, это точно. Ведь зачарованных куриных потрошков не бывает, правда? Это крысы жрали всякую магическую дрянь. Мусорная куча, которую они называли «домом», а заодно и «обедом», высилась на задворках университета, а университет-то, в конце концов, волшебнический! Прежний Морис почти не обращал внимания на людей, у которых в руках не было миски, но даже он понимал, что здоровенные дядьки в остроконечных шляпах заставляют случаться всякие странности. А теперь он понял, куда девается весь их магический мусор. Его просто за стену выкидывают. Все эти старые потрепанные книги заклинаний, и подтаявшие свечные огарки, и остатки зеленой пузыристой гадости из котлов – все это сбрасывалось и выливалось на огромную мусорную кучу, вместе с консервными банками, старыми ящиками и кухонными отходами. Ну да, волшебники, конечно, ставили таблички с надписями «ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ» и «ТОКСИЧНО», но в те дни крысы читать не умели, зато просто обожали подтаявшие свечные огарки. То ли дело Морис: вот он-то ничего с мусорной кучи не ел. А что, неплохое жизненное кредо: не жрать ничего такого, что светится изнутри! Но Морис тоже отчего-то поумнел, примерно в то же время, что и крысы. Загадка, да и только! С тех пор он делал ровно то, что коты делали всегда. Манипулировал людьми. Теперь, правда, некоторые крысы тоже считались за людей. Люди – они люди и есть, даже если бегают на четырех лапках и называют себя именами вроде Фасоль Опасно-для-Жизни. А такие имена берешь, если научился читать прежде, чем понял, что означают все эти предупреждающие надписи и этикетки на старых и ржавых консервных банках, и тебе просто понравилось, как звучит то или иное слово. Беда в том, что, раз начав думать, потом ты уже не в силах остановиться. С точки зрения Мориса, крысы думали слишком много. Фасоль Опасно-для-Жизни, конечно, не подарок, но он был так занят своими дурацкими размышлениями о том, как бы крысам создать где-нибудь свое собственное государство, что уж с ним-то Морис вполне мог управиться. А вот Персики – она хуже всех прочих, вместе взятых. Обычный Морисов фокус – заболтать собеседника так, чтобы окончательно сбить его с толку, – с ней вообще не срабатывал. – Кхе-кхе, – снова откашлялась она. – Мы считаем, что этот раз должен стать последним. Морис воззрился на нее. Прочие крысы чуть подались назад, а вот Персики взгляда не отвела. – Мы проделываем этот дурацкий трюк с «нашествием крыс» в самый последний раз, – твердо заявила Персики. – И точка. – А что на этот счет думает Гуляш? – промолвил Морис. И обернулся к вожаку, который наблюдал за ними, не говоря ни слова. Когда Персики бывала невыносима, всегда имело смысл обратиться к вожаку: он ее не особо жаловал. – Что значит думает? – буркнул Гуляш. – Я… сэр, я думаю, нам следует бросить этот фокус, – пробормотала Персики, нервно подергивая головой. – Ах, и ты тоже думаешь, вот как? – заворчал Гуляш. – В наши дни все думают, кому не лень. А я думаю, больно много вы думаете, вот что я думаю. Когда я был помоложе, мы думать не думали, чтобы думать. Если сперва подумать, так до дела никогда не дойдет. И он злобно зыркнул на Мориса. Морис Гуляшу тоже ох как не нравился. Ему очень не нравилось все то, что случилось после Изменения. Морис уже задумывался про себя, а долго ли Гуляш продержится в вожаках. Думать старый крыс не любил. Он жил прошлым, когда вожак брал исключительно силой и злобностью. А ныне мир пришел в движение, Гуляш уже не поспевал за ним и потому жутко злился. Теперь он не то чтобы вел за собой: его скорее подталкивали в нужную сторону. – Я… Фасоль Опасно-для-Жизни, сэр, считает, что нам пора задуматься о том, чтобы где-нибудь обосноваться, – проговорила Персики. Морис угрюмо нахмурился. Гуляш к Персикам ни за что не прислушается, и она это знала, а вот Фасоль Опасно-для-Жизни был для крыс чем-то вроде волшебника, и к нему прислушивались даже большие крысы. – Мне казалось, мы собирались сесть на корабль и отыскать где-нибудь остров, – промолвил Гуляш. – Корабли – самое крысячье место, – одобрительно добавил он. И продолжил, чуть нервно и чуть раздраженно оглядываясь на Фасоль: – А мне говорят, будто нам нужны эти самые деньги, потому что теперь, когда мы научились думать, нам полагается вести себя – э-э-э, это… эти… – Этично, сэр, – подсказал Фасоль Опасно-для-Жизни. – Что, мне кажется, как-то не по-крысьи. Не то чтобы с моим мнением кто-то считался, – буркнул Гуляш. – У нас достаточно денег, сэр, – напомнила Персики. – У нас уже полным-полно денег. Мы добыли полным-полно денег, не так ли, Морис. – Это прозвучало не вопросом, но обвинением. – Ну, когда вы говорите «полным-полно»… – начал было Морис. – На самом деле, у нас куда больше денег, чем мы думали, – проговорила Персики все тем же тоном. Голос звучал очень вежливо – но умолкать не собирался и задавал крайне неудобные вопросы. А неудобными Морис считал те вопросы, на которые ему очень не хотелось отвечать. Персики снова тихо откашлялась. – И вот почему я говорю, что денег у нас больше, чем мы думали, Морис: ты уверял, будто так называемые «золотые монеты» сияют как луна, а «серебряные монеты» блещут, как солнце, и все серебро ты оставишь себе. А на самом деле, Морис, все наоборот. Это серебряные монеты сияют, как луна. Морис произнес про себя грубое слово на кошачьем языке, который, как известно, просто-таки изобилует ругательствами. Что толку в образовании, сетовал он, если люди однажды начинают им пользоваться? – Так что мы думаем, сэр, – обратился Фасоль к Гуляшу, – что после этого самого последнего раза нам следует поделить деньги и разойтись в разные стороны. Кроме того, повторять один и тот же трюк становится небезопасным. Нужно остановиться, пока не поздно. Тут река течет. Мы сможем доплыть до моря. – Остров, где нет человеков или крллррт котов, – место самое подходящее, – одобрил Гуляш. Морис улыбался как ни в чем не бывало, хотя что такое крллррт — знал. – И мы, конечно же, не хотим встать между Морисом и его замечательной новой работой при каком-нибудь фокуснике, – встряла Персики. Морис сощурился. На краткое мгновение он оказался совсем близок к тому, чтобы нарушить свое железное правило не жрать тех, кто умеет разговаривать. – А ты что скажешь, малыш? – спросил он, оглядываясь на глуповатого парнишку. – Я не возражаю, – откликнулся тот. – Против чего не возражаешь? – уточнил Морис. – Ни против чего не возражаю, на самом-то деле, – заверил парнишка. – Лишь бы мне не мешали играть на дудочке. – Но тебе нужно подумать о будущем! – промолвил Морис. – Так я и думаю, – отозвался парнишка. – В будущем я хочу и дальше играть свою музыку. Играть на дудочке – оно ж ничего не стоит. Но, пожалуй, крысы правы. Нам ведь пару раз чуть хвост не прищемили, Морис. Морис устремил на парнишку проницательный взгляд – уж не шутит ли он? – но тот в жизни не делал ничего подобного. Кот сдался. Ну ладно, не совсем сдался. Морис не был бы Морисом, если бы пасовал перед проблемами. Он просто отодвигал проблему в сторону. В конце концов, однажды что-нибудь да подвернется. – Ладно, идет, – согласился Морис. – Мы сделаем это в самый последний раз и поделим деньги на три части. Отлично. Никаких проблем. Но уж если этот раз – последний, пусть он надолго запомнится, а? – И Морис широко усмехнулся. Крысы, будучи крысами, от котовьей усмешки в восторг не пришли. Но они поняли: принято непростое решение. И тихонько выдохнули от облегчения. – Ну, малыш, ты-то доволен? – спросил Морис. – А я смогу потом и дальше играть на дудочке? – уточнил парнишка. – Всенепременно. – Тогда ладно, – кивнул парнишка. Монеты, блестящие, как солнце, и блестящие, как луна, торжественно сложили обратно в кошель. Крысы уволокли кошель под кусты и закопали его там. Крысы ведь великие мастера зарывать деньги, а слишком много наличности тащить в города явно не стоило. Оставался еще конь. Дорогущий, по всему судя, и Морису было страшно жаль отпускать его просто так. Но Персики напомнила, что конь принадлежал разбойнику с большой дороги, на нем богато изукрашенное седло и ценная сбруя. Попытаться его продать – дело рискованное. Разговоры пойдут. Того гляди правительство заинтересуется. А сейчас им всем только Стражи на хвосте не хватало. Морис подошел к скальному уступу и оглядел сверху городишко, просыпающийся в лучах рассвета. – Тогда на сей раз сыграем по-крупному, а? – предложил он, когда крысы вернулись. – И чтоб пищали, строили людям рожи и гадили по полной, идет? – Мы думаем, что гадить повсюду, на самом деле… – начал было Фасоль Опасно-для-Жизни, но Персики откашлялась, и Фасоль поспешно добавил: – Ну ладно, раз уж это в последний раз…