Краем глаза я видела, как он выходит из-за стойки бара. — Просто думая обо всех этих грязных вещах, которые я мог бы сделать с этой задницей, чувствую себя очень хорошо… Я выпрямилась и резко повернулась к нему. — Не заканчивай эту фразу! На лице Савио отразился шок. Его глаза медленно скользили по моему телу, задерживаясь на бедрах, животе, груди, пока он наконец снова не посмотрел мне в лицо, несомненно — на мое ярко-красное лицо. Было невероятно жарко и вовсе не из-за липкого теплого воздуха в баре. Выражение его лица сменилось гневом, который ошеломил меня. Я ожидала услышать шутку и поддразнивание, как это часто бывало в прошлом. — Какого черта ты здесь делаешь? И в таком наряде? Я нахмурилась, услышав его требовательный тон. Он говорил как Диего, будто то, что я делала, было его делом. К счастью, с ним не было ни моего брата, ни Мика, хотя последний всегда защищал меня, когда Диего обращался со мной как с глупым ребенком. Быстрый осмотр бара также не дал мне никаких подсказок об их местонахождении. — Как можно получить здесь пиво? — пробормотал пожилой мужчина. — Я мог бы засунуть бутылку тебе в гребаное горло, как насчет этого? — прорычал Савио. Один взгляд на лицо Савио и мужчина поспешно удалился. — Мне полагается подавать пиво… Савио схватил меня за руку и потащил прочь от бара. Застигнутая врасплох, я поплелась за ним. — Савио, что ты делаешь? Его хватка была как сталь, от нее невозможно было вырваться. Он не останавливался, пока мы не оказались в одной из задних комнат, и он не захлопнул дверь. А потом посмотрел мне в лицо. — Объяснись. Я моргнула, глядя на него, совершенно сбитая с толку его доминирующим поведением. Я никогда не видела его таким: его глаза потемнели от гнева и чего-то еще, что я не могла разобрать; его челюсть сжалась так сильно, что я удивилась, как она не сломалась; а тело наполнилось едва сдерживаемой яростью. Не раздумывая, я сделала шаг назад, но тут же наткнулась на стену. Я отвернулась и покраснела. — Пожалуйста, не говори моим родителям. ??Савио?? — Почему я не должен делать это, Китти? — спросил я тихим голосом, гнев все еще пульсировал в моем теле. Я даже не был уверен, откуда он взялся. Диего был лицемерным защитником, когда дело касалось его сестры. Это я смеялся над ним за то, что он защищал ее добродетельность, как чертов рыцарь в сияющих доспехах. — Потому что мы друзья? — с надеждой спросила она, когда эти темно-зеленые глаза встретились с моими. Пухлые губы приоткрылись, высокие скулы покраснели. Когда это Китти успела стать такой ужасно хорошенькой? Мои чувства, определенно, не были дружескими. Черт возьми, я же приставал к Джемме. Если бы Диего узнал, у него случился бы сердечный приступ. Я прищурился и наклонился, пока мы не оказались на одном уровне глаз. — Сначала я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос. Что ты здесь делаешь? Разве ты не должна быть хорошей маленькой девочкой из хора и высыпаться перед походом в церковь завтра утром? Или ты всегда так проводишь свои ночи? Ее щеки стали еще краснее. — Это первый раз, когда я улизнула; первый раз, когда я надела что-то подобное. И это была даже не моя идея. Я ненавижу выставлять себя напоказ, из-за этого я чувствую себя нечистой, но я хотела помочь Тони. Она убрала прядь волос за ухо и снова стала выглядеть, как девочка из хора. Хористка, завернутая в тело чертовой секс-бомбы. Как, черт возьми, я раньше не замечал этих изгибов? Но это было легко объяснить. Джемма обычно носила очень скромную одежду, и я не очень часто видел ее в прошлом году. Каморра отнимала у меня слишком много времени, потому что Адамо уехал в Нью-Йорк, а мои братья были заняты своими женами и детьми. Тогда ее слова дошли до меня. — Нечистой? Она молча кивнула. — Я не должна показывать столько кожи никому, кроме своего мужа. Я мог только смотреть. — Ты имеешь в виду свой живот? — Да. — Черт возьми, Китти, не будь смешной. Если тебе нравится демонстрировать свои изгибы, почему не делать это? Это твоё тело и твое решение, сколько кожи ты хочешь показать. Боже, эти изгибы будут преследовать меня еще какое-то время. Она нахмурилась. — Но ты был зол… — Я чертовски зол, потому что в таком виде тебе лучше быть уверенной, что Диего или я будем рядом, поняла? Она внимательно посмотрела мне в лицо. — Ты? Я, да…но почему именно я? Я не был защитником Джеммы, это была жизненная задача Диего. — Диего с тобой? Я кивнул, все еще с трудом удерживаясь, чтобы не посмотреть на Джемму. У Китти был пресс. Не такой четкий, как у меня, но доказательство ее тяжелой работы все еще было безошибочным. И эта узкая талия, и раскачивающиеся бедра. Дерьмо. — Но он занят Дакотой в своей машине. — Дакотой? — Это не имеет значения. Она, вероятно, открывает для него свой черный ход, пока мы разговариваем. Не пытайся меня отвлечь. Джемма наклонила голову с этим гребаным любопытным выражением. — Тони заперла заднюю дверь после моего приезда. Никто не должен им пользоваться, кроме персонала. Я мрачно усмехнулся. Обхватив пальцами ее запястье и стараясь не обращать внимания на легкую дрожь, пробежавшую по ее телу, я отвел ее руку от живота, снова открывая эти изгибы. — В таком виде, — прорычал я, указывая на ее тело. — Ты не должна быть такой чертовски наивной, Китти. Некоторые мужчины могли бы использовать это в своих интересах. Она не сводила с меня глаз, и я понял, что попал в беду, потому что хотел младшую сестру моего лучшего друга. Мне хотелось сделать с ней очень грязные, очень взрослые вещи. Вещи, о которых она понятия не имела, судя по ее озадаченному выражению лица. Я уставился в потолок. Может, Бог все-таки существует, и это его способ испытать меня. Это было само собой разумеющимся, что я провалю его тест, вопрос был только в том, когда. После ее выходки шесть месяцев назад я держался на расстоянии. Я все равно был на взводе и не хотел рисковать своей дружбой с Диего из-за глупой влюбленности маленькой девочки. Но, черт возьми, Джемма больше не выглядела маленькой. Джемма подошла к кровати в углу комнаты, будто собиралась сесть. — Я бы не стал этого делать, будучи на твоём месте. Она застыла на месте. — Почему? Да смилостивятся небеса. — Разве Тони не упоминала, что происходит в этих комнатах и почему здесь стоит кровать? Лицо Джеммы сморщилось, и она отступила на шаг от кровати, но продолжала осматривать одеяла, словно боялась, что может обнаружить следы предыдущих действий. Это дало мне время восхититься ею. Я не мог отвести от нее глаз. Я знал ее много лет, и мы с Диего были лучшими друзьями столько же. Он всегда настороженно относился ко мне в присутствии своей сестры, и я всегда говорил ему, что он был глупым мудаком, думая, что я бы приударил за его сестрой. Сегодня я знал, что Диего имеет полное право не доверять мне рядом с Джеммой, потому что, видя ее такой, я мог думать только о том, чтобы однажды она оказалась в моей постели. Стряхнув с себя возбуждение, я отправил Диего сообщение, сообщив ему, что нашёл девушку и везу ее куда-то потрахаться. Он не ответил, что означало, что он был слишком погружен в Дакоту, в буквальном смысле этого слова. — Сейчас я отвезу тебя домой. Пойдем, — сказал я. Взгляд Джеммы снова метнулся ко мне. Она вздернула подбородок в своей обычной упрямой манере. — Что? Нет. Я обещала Тони помочь, по крайней мере, до часу ночи. У них очень мало персонала. — Неужели я выгляжу так, будто меня волнует, достаточно ли у Роджера официанток, которые трясут своими задницами перед клиентами? Все, что я знаю, это то, что твоя хорошенькая маленькая попка не будет трясти ни перед кем… —…Но я. Джемма уставилась на меня так, словно у меня выросла вторая голова. Она даже не покраснела, когда я произнес слово «задница». Китти выросла и мне очень хотелось перестать это замечать. Диего воспользуется одной из тех бунзеновских горелок, которые они используют в своих ресторанах, чтобы поджарить мне яйца, если узнает об этом. Это было бы тревожным поворотом для Аранчини. (прим. Аранчини — это блюдо сицилийской кухни. Представляет собой обжаренные или в некоторых случаях запечённые шарики из риса диаметром 8-10 см, обычно начинённые мясом, иногда вместе с моцареллой, томатным соусом и зелёным горошком.) Джемма расправила плечи и направилась ко мне, стараясь казаться твердой и уверенной в себе. — Ты мне не брат и не отец, Савио, — слава, блядь, Богу. — Ты не можешь указывать мне, что делать. Я дала Тони свое обещание и сдержу его. Она попыталась выйти из комнаты, но я прижал ладонь к двери, мрачно улыбаясь.