Но боксёр всё равно реагировал недостаточно. Он охнул, когда его колени ударились об асфальт, и Дэгс услышал, как что-то хрустнуло — что-то, по звуку очень походившее на ломающуюся кость. Парень лишь хрипло выдохнул, хотя боль должна быть адской. Вместо этого он дал отпор, выставив руки и ладони в жалкой попытке удержать свой вес, а сам поднял взгляд, чтобы проследить за Дэгсом. Дэгс не ждал. Легко приземлившись на одну ногу, он стремительно развернулся и пнул боксёра прямиком по челюсти. Удар попал точно в цель. Дэгс ощутил ту удовлетворительную дрожь жара, когда попал в нужное место с точностью, которую он до сих пор не мог объяснить. Даже спустя столько лет за восторгом приходило чувство вины в сочетании с пониманием, что он не должен так сильно этим наслаждаться. Ещё не увидев результат, он знал, что вывихнул челюсть мужчины. «Баю-баюшки-баю, придурок». Дэгс не сводил взгляда с боксёра, когда крепко сложенный мужчина неуклюже повалился на асфальт. Как и ожидал Дэгс, его лицо упало первым, шлёпнувшись о поверхность тротуара. Остальное его тело повалилось на мускулистые руки, торс и спина изогнулись в неестественном положении, а голова перекатилась набок, когда тело грузно плюхнулось на асфальт. Вздрогнув от звука, с которым его череп встретился с тротуаром, Дэгс оставался на прежнем месте, тяжело дыша. Он продолжал стоять, напрягшись всем телом и наблюдая за лицом боксёра. В те несколько секунд он не шевелился, если не считать дыхания, и намеренно запасался кислородом, переводил дух на случай, если это понадобится. Он выучил свой урок с этим парнем. Он не делал никаких предположений. Он наблюдал за лежащим боксёром и убеждался, что тот не поднимется. Мальчик-демонёнок отключился окончательно. Физически они могли вынести ровно столько же, сколько их человеческие носители, даже если они сами были сильнее и исцелялись быстрее. Дэгс замер, выжидая и скользя беглым взглядом по неподвижному телу. Заметив, как раскинулись толстые ноги мужчины, как неуклюже выгнулась жутковато мускулистая правая рука, как из головы и ушей сочится кровь, как глаза остаются закрытыми, Дэгс посчитал, что драка с чертовски высокой вероятностью закончилась. Он выждал ещё несколько мгновений, чисто на всякий случай. Если этот парень не отключился, то такая игра достойна Оскара. Дэгс медленно опустил кулаки, всё ещё наблюдая за демоном, вселившимся в человека. Он замер совершенно неподвижно, пытаясь определить, дышит ли этот парень. Заметив, что широкая грудь по-прежнему ровно поднимается и опускается, пусть и не так глубоко, как раньше, Дэгс усилием воли разжал челюсти. По нему пронеслось облегчение. Он ненавидел те разы, когда нечаянно убивал их. Такое случалось всего несколько раз, но это было ужасно. Это преследовало его. Дэгс собирался подойти к парню, проверить пульс, может, приподнять веко и посмотреть на зрачки — последняя проверка перед началом ритуала очищения… …и тут кто-то позади него издал протяжный, наполовину сдавленный визг. Дэгс застыл, повернув голову. На него смотрело лицо, выглядевшее оранжевым из-за света фонаря. Её глаза уставились на него, грудь тяжело вздымалась. Она дышала даже тяжелее, чем он сам. Глаза и разум Дэгса медленно подметили всё остальное. Её ладони распластались по кирпичной стене, пока она смотрела на него широко раскрытыми карими глазами, будто Дэгс превратился в пришельца с зелёной кожей. Он смотрел на неё в ответ и не моргал, пока она тяжело пыхтела, вжимаясь спиной в стену в тени. — Какого, — просипела она. — Хера. Сейчас. Было. Она продолжала пыхтеть, глядя на него. — Нет. Правда, — её грудь поднималась и опускалась рывками, силясь справиться с приливом адреналина. — Что. Во имя семи адов. Это было? Что я только что видела? Дэгс моргнул, уставившись на неё. В те несколько секунд у него не было никакого ответа. Глава 2. Лунатизм для чайников Когда-то Дэгс был нормальным парнем. Странно было регулярно думать об этом, особенно в отношении себя самого. Но он думал об этом. Иногда эти воспоминания каким-то образом удерживали его разум на верном пути. Это напоминало ему прикладывать усилия в отношениях с людьми. Это напоминало ему, что надо пытаться. Когда-то он был нормальным. Он был в состоянии делать это. Говорить с людьми. Взаимодействовать с другими человеческими существами, не сомневаясь во всём, что он говорил и делал, в каждом странном жесте, нестандартной повадке, причудливой особенности речи или неловкой паузе, в каждом разе, когда он напрягался так, что это могло кого-то смущать. Он мог просто жить, существовать в мире, не беспокоясь о том, что какая-то не-нормальная часть его окажется на виду. Когда-то он был нормальным. Эти новые, не фабричные опции… чем бы это ни было, чёрт возьми… не были настройками по умолчанию для модели под названием «Дэгс Джордейн». Не таким его достали из коробки. Дэгс всё ещё зацикливался на последовательности событий, приведшей его к нынешнему состоянию — пожалуй, зацикливался сильнее, чем следовало. Это до сих пор не давало ему спать по ночам, заставляло смотреть в потолок и гадать, что стало бы с его жизнью, если бы он не совершил тот абсолютно дурацкий поступок. Лунатизм. Чёрт. Дурацкий эзотерический сон наяву. Как его друзья уговорили его на такую колоссальную глупость? Он тогда даже не интересовался подобными штуками. Дэгс никогда не был искателем. Его даже отдалённо не манило «расширение сознания» или что-то подобное. Нельзя сказать, что он был чист как свежевыпавший снег. Он пил, немного курил травку — обычно на пляже, перед тем как забраться на доску для сёрфа или сожрать слишком много тако. Он несколько раз употреблял кислоту, пробовал экстази с некоторыми своими девушками. Но он не искал путь к прозрению. Он не стремился раскрыть двери восприятия ради какой-то высшей цели. Что ещё хуже, Дэгс знал. Идя на всё это, он знал. У него был чокнутый дядя, который рассказывал ему истории у того или иного костра, в той или иной резервации, когда Дэгс был ребёнком и навещал родственников с мамой. Его дядя смеялся и описывал, как курил ту же штуку, которую хотел употребить Юрий. По словам дяди, он выкурил её, его стошнило, затем всё почернело. Очнулся он без штанов, весь в рвоте, на обочине земляной дороги где-то в горах возле Санта-Фе. В каком месте нечто подобное могло показаться заманчивым, для Дэгса оставалось загадкой. Может, дело в том, что ему было восемнадцать. Может, он чувствовал себя несокрушимым. Может, он и без того слишком обдолбался к тому моменту, когда Юрий это предложил. Правда одна — Дэгс не знал, почему сделал это. Он не знал, почему сделал много вещей, ещё до того случая, который он называл «Изменением». С другой стороны, может, многие испытывали такие чувства. Может, в Дэгсе вообще не было ничего особенного или необычного. Может, случившееся — просто результат большого невезения. Его подруга Джейд придерживалась своей теории. Она называла Дэгса «Воронкой Хаоса». Она была пьяна, когда сказала это в первый раз. Им обоим было по двадцать с небольшим, то есть, после Изменения прошло несколько лет.